Вот уже почти тридцять лет, как я во Львове. Но город так и не стал родным, да и местный язык попрежнему режет ухо. До сих пор воспринимаю Львов, ка место ссылки. Во Львов я приехал в 1974, поступив в аспирантуру коммерческой академии, тогда торгово-экономического института. Так как я технолог от Бога, а товаровед никудышний , вместо того, чтобы проводить товароведные исследования и давать товароведную оценку вначале маргаринам, а затем ветчинным консервам, стал разрабатывать новые виды этих маргаринов и консервов, технологии их изготовления. Если с маргаринами не нашёл понимания в верхах ( мои маргарины типа нынешних Финнеи или Рамы нужно было делать на маслозаводах /из свежеотсепарированного обрата и композиции жиров делались искусственные сливки, обрабатываемые в дальнейшем по стандартным технологиям производства масла, что посчитали фальсификацией масла, тем более, что товароведы не смогли разработать методики определения различий моего эрзаца от натурального масла/),то мои ветчинные консервы разрешили внедрять на экспериментальном заводе ВНИИМПА( там делали консервы для космонавтов) и на Раменском мясоперерабатывающем предприятии Кремлевского райпотребсоюза. Вот за передачу на Запад своих технологических разработок, по которым делали ветчинные консервы для Политбюро ЦК КПСС, и сослали меня обратно во Львов. Сослали младшим научным сотрудником НИЛ продтоваров, без надежды на повышение и на защиту давно написанной диссертации. Десять лет ютился с семьёй в студенческом общежитии с регулярними посещениями участкового, выясняющего, почему нет прописки. Только в раз гар перестройки перевели на кафедру, разрешили защиту. После огромной статьи обо мне Айлинки Мухиной во всесоюзном „Поиске” , разрешили внедрять свои разработки не только в Украине, а и во всём СРСР. Обьездил-облетел тога Родину от Калининграда до Петропавловська-на-Камчатке и от Ташкента до Норильска.В 1992 году получил последнюю в институте государственную квартиру. Увы, у нас тога началось „гонение на ведьм.”Руський язик об’явили иностранным. Сразу же „студенческое братство” потребовало, чтобы я или перешел на украинский язик, или покинул институт. Предпочел покинуть вуз, чем переходить на язык, который только местным кажется украинским. Организовал агроконсорциум при местном агроуниверситете. Ставил безотходные сельхозперерабатывающие цеха по колхозам. Когда в 1996 колхозы ликвидировали, консорциум обанкротился и пришлось создавать собственный неприбыльный аграрно-инжиниринговый центр, обслуживающий фермеров и новые агроформирования. Работы выполнял в штате Заказчиков. За пол года перед тем, как исполнилось 60, вернулся в институт и в положенный срок вышел на пенсию. Увы, жульё из Пенсионного фонда два года заявляло, что мне научная пенсия не положена,а когда доказал фальсификацию ими документов, заявили, что моя научная пенсия меньше трудовой.И ничего не докажешь,после многочисленных проверок чиновниками ПФУ института и моего „КаТеТа” исчезла половина платёжек.Остались целыми только документы за время ссылки с мизерной зарплатой.Куда бы не обращался- все жалобы возращались к тем же чиновникам. Нет у меня больше будущего. Осталось только прошлое. Вот и предоставлю Вам толику из того прошлого.
Детство мое проходило в обязательных ежевечерних рассказах бабушки-мамы Евгении Львовны Кулешовой-Вербицкой о Предках, об их ближайших друзьях, о друзьях Шевченко. Разными были эти предки и их друзья в рассказах моих бабушек, последних представительниц когда-то могущественных родов Белозерских - Вербицких-Антиохов – Голицыных - Дорошенко – Кулешов – Марковичей – Рашевских. Увы, я даже не имею права считаться членом их Рода - Род передаётся по отцу! Мой отец - доктор исторических наук Василий Трофимович Сиротенко (учёный медиевист с мировым именем, тот самый майор красной Армии, который спас когда-то нынешнего Папу Римского от ссылки в Сибирь), дальше деда Афанасия, подрядчика-архитектора, погибшего на 108 году жизни при падении с крыши строящейся им очередной церкви, никого не знает. Да и о своем деде Афанасии знает только то, что за свою долгую жизнь тот поставил больше сотни деревянных церквей по всей Украине, а когда погиб, то кассир и бухгалтер сбежали, стянув все деньги, оставив его семью без копейки.Так что я и вправду Сирота без Роду и племени…
Конечно, я напишу и об отце, но не он меня растил, не он меня воспитывал. Так что в первую очередь отдаю долг моей бабушке – Евгении Львовне Вербицкой-Кулешовой, заменившей мне и мать, и отца. И таким же одиноким бабушкам – Марии Вербицкой-Раковой и Вере Вербицкой-Вороной. Моего деда, бывшего белогвардейского офицера, участника Ледового похода, расстреляли вместе с заложниками, в 1922 после убийства студентом-евреем какого-то важного жида из ВЧК. Мужа бабушки Веры, первого переводчика «Интернационала» Николая Вороного и её сына поэта Марка Вороного расстреляли в проклятые тридцатые. Бабушка Мария Вербицкая на Колыме вышла за такого же зека, известного художника Ракова. Там она родила ему 5 детей. Но с Колымы в Чернигов вернулась она одна…
Все они в молодости получили прекрасное образование – после гимназии учились на Бестужевских курсах. Бабушка, например, была любимицей у знаменитого Михаила Ивановича Туган-Барановского, преподававшего там.(Он был первым Министром промышленности и торговли Украины) Но всё прекрасное у них ушло вместе с молодостью, которую оборвал октябрьский переворот...
В годы моего детства бабушка Вера работала где-то секретарем-машинисткой. По ночам, чтобы заработать на многочисленных племянников, перепечатывала на машинке рассказы местным литераторам. Рассказывала им, как за нею ухаживали Винниченко и Маяковский, как её ревновала сама Анна Ахматова.
Бабушка Мария, самая младшая из Вербицких, сидела с детьми. В те времена пособие на 5 детей были на порядок выше нынешних, так что она была только домохозяйкой...
Моя бабушка снимала комнату у своей золовки в большом доме, который выстроил когда-то Пантелеймон Кулеш для своего племянника(он его усыновил). Как и заведено на Украине, отношения у нас с ближайшими родственниками - Кулешами были натянутыми. Вечера проводили мы у Вербицких. Собирались мы все за огромным ещё прадедовским столом в центре, которого стоял пузатый медный самовар с медалями, пили чай с блюдечка вприкуску с голубым колотым сахаром. До сих пор вспоминаю эти искрящиеся голубые конусы сахара, от которых бабушки специальными щипцами откалывали кусочки. Помню пьянящий аромат этого, напоённого травами чая. Помню бесконечные рассказы бабушек о предках и их друзьях. Это смешно, своих сослуживцев 90-х годов, своих преподавателей и соучеников по институту – забыл, а тот огромный стол с пузатым самоваром, те голубые конусы сахара, те рассказы-исповеди - помню, как будто это было вчера…
У каждой из бабушек был свой любимый герой - предок. Бабушка Вера была без ума от Якова де Бальмена. Красавца, в которого были влюблены все девушки высшего света, но вот на возлюбленной он так и не смог жениться. Всех интриговала тайна, из-за которой его крестная Волховская (кстати, это именно та «Старенька мати», любимица Тараса Шевченко, которую он вспоминал в ссылке), под угрозой проклятия отказала ему в женитьбе на Сонечке Вишневской. Моя бабушка не любила де Бальменов, помня, что это Маня де Бальмен была первой, с кого начались измены жене Пантелеймона Кулеша. Её любимцем был баснописец Леонид Глебов, у которого в раннем детстве она сидела на коленях, слушая сказки «дедушки Кенаря» . А вот у тёти Муси любимчиком был певец единственной любви и автор тысячи горилок – Виктор Забила. Она даже у бабушки переписала рецепты его целебных настоек. Лечилась сама, и лечила детей теми настойками. Бабушке те рецепты перешли вместе с тремя свитками рукописей Забилы от её бабушки, мамы-Саши Билозерской. (для нас Ганы Барвинок).
Вот об этом Викторе Забиле, больше всех повлиявшем на мою судьбу и расскажу Вам. Это благодаря его объёмному свитку с рецептурами горилок и настоек я, после того как пришлось распроститься с надеждой и на золотую медаль , а и на поступление в университет (написал на выпускном экзамене в сочинении на вольную тему о романе Шевченко с Ганной Закревской и о их дочери Софии, за что получил кол по украинскому) я без проблем поступил в во всесоюзный Киевский технологический институт пищевой промышленности( там украинский не входил в программу). Конкурс в те времена был 7 человек на место. Я набрал проходные 23 балла, а бабушка, для надежности, показала зав. кафедрой бродильных производств проф. Мальцеву те заветные свитки рецептур, обещав отдать их мне на 3 курсе. Конкурс я прошел.…Да и как было не пройти, ведь в тех свитках были рецептуры почти 1000 горилок, бальзамов, медов, настоек и наливок. Наша же промышленность в те времена знала не более пары сотен рецептур…
Глава 1
http://s011.radikal.ru/i316/1101/c8/de4ad5fac0d6.jpg
Так кто же был этот, по словам Ивана Франко «Первоцвет украинской поэзии», побратим самого Тараса Шевченко, автор почти всех горилок Российской империи( И Петров, и Смирнов ,и Шустов пользовались его записями) ?
Как ни странно, у вчерашнего крепостного Тараса Шевченко, побратимами были аристократы, да еще и иностранных корней. Как Вася Штенберг, как Яков де Бальмен…
Виктору Забиле также приписывали, что род его ведет начало от итальянского архитектора, выписанного Иваном Грозным для строительства кремлевских укреплений. Увы, не верьте знаменитому словарю Брокгауза и Ефрона! Да, на черниговщине и полтавщине, действительно, в дворянских книгах числится многочисленное потомство Рода Зебелло. Но предком Виктора Забилы был управитель королевских владений на борзенщине Петр Михайлович Забила, перешедший в 1648 году к Хмельницкому. Умер он в чине генерального обозного (высший чин после гетьманского) в 1689 году, имея 109 лет отроду. Все его потомки были сотниками, полковниками, а после ликвидации козаччины, судьями и чиновниками. Все, кроме отца Виктора отличались завидным долголетием. Отец Виктора - Николай Карпович, борзнянский судья, женился на внучке самого гетмана Полуботько Надежде Рыбе, принесшей ему в приданое сотню крепостных и 400 десятин земли (десятина= 1.о25 га). Был у него небольшой лес с пасекой. Впрочем пасеки тогда были не похожи на нынешние. Пчёлы давали мёд в бортнях, крепящихся на деревве среди леса http://i004.radikal.ru/0712/63/0bc29302b511.jpg В те временя дворяне имели монополию на винокурение. Была винокурня и у Николая Карповича. http://i031.radikal.ru/0712/77/bca208a1a1c5.jpg Мало того, от отца ему достались рецептуры горилок и медов, перешедшие в наследство от самого Разумовского. Николай Карпович полюбил изобретать и изготавливать всяческие настойки, бальзамы и горилки. Всё свободное от судейских дел время проводил на винокурне. Горилки в те времена делали в каждой помещичьей усадьбе, а вот медоварение было делом избранных. Это горилку можно было гнать из дешёвого сырья. Для медов нужен был мёд, сока из
