хороших кислых ягод. Да и перед брожением сок с мёдом сильно уваривали. Выход продукции был очень низким. Процесс брожения и дображивания- очень длительным. Очень это было дорогое удовольствие. Зато правильно сваренный и правильно выдержанный мёд давал неописуемо приятен на вкус и веселил даже убеждённого пессимиста. Именно поэтому помещики-медовары считались элитой общества, избирались предводителями дворянства. Но не только веселящими медами был знаменит Николай Карпович. Он создал и возродил вновь бесчисленное количество горилок, которые грели тело, веселили душу. Родила жена ему трех сыновей. А когда она была беременна дочкою, на рождество 1809 года, Николай Карпович так надегустировался новоизобретённой вкуснейшей и коварнейшей «дуриголововкой», что в пургу не дошел 100 метров до дому. Так и замерз в рождественскую ночь, занесенный метелью( кстати, та «дуриголововка» стоила Тарасу Шевченко Ураины).
Молодая вдова, родившая через несколько месяцев дочурку, осталась одна, с четырьмя малыми детьми на руках. Женщине, привыкшей к тому, что вначале всем командовали родители, а затем хозяйничал муж, пришлось самой вести хозяйство. Не смогла справиться. Доверилась управляющим. Что не разворовали те управляющие, разграбили в 1812 наполеоновские войска. Не за что было даже обучать детей. Благо, она сама была грамотной и смогла всех их обучить грамоте. Но в те времена обязанностью дворянина было служить. А для того, чтобы иметь право служить, надо было закончить гимназию. Когда Виктору исполнилось 12 лет, вся родня взбунтовалась и заставила таки Надежду отдать сына в Московскую четырехклассную губернскую гимназию. Почему в Московскую, ведь рядом в Нежине была одна из лучших в империи гимназий, равноценная университету? Да потому, что ее директор Нестор Кукольник посчитал сына разорившейся вдовы недостойным его заведения. Лишь после смерти Кукольника вдова смогла перевести сына в Нежин. В 1822 г стал он учеником 3 класса первого периода (всего в гимназии было 3 периода по 3 года обучения и выпускники ее получали аттестат, равноценный университетскому диплому.)
Не очень то гостеприимно встретили гимназисты полунищего «хохла» Забилу. В классе верховенствовали сын Кукольника Нестор, Петя Мартос, Платон Закревский, братья Лукашевичи…Они могли себе позволить все, даже запереть надзирателя в туалете или вытолкать его вечером взашей из проверяемой спальни пансионата.В те времена им, детям богатеев всё сходило с рук. (Со временем, уже при Николае 1, они все загремят по делу о «заговоре в Нежинской гимназии» ). Виктора же наказывали за любую шалость…
Посадили его за парту рядом с таким же бедняком-изгоем Николаем Гоголем. Увы, Гоголь не отличался коммуникабельностью. Не друзьями они стали, а соперниками. Оба писали вирши, при этом Викторовы стихи были и более песенными и более простыми. Гоголь не мог простить, что кто-то пишет лучше его. Переписал он Викторовы вирши в сборник-альманах, назвал его «Навозный Парнас» и пустил по рукам…
Кстати, не будь этого альманаха, может быть, и не было бы великого писателя Гоголя, ведь именно после этого альманаха Николаша серьезно увлекся редактированием настоящих журналов, а так как он фактически был и единственным их автором, то поневоле увлекся и прозой…
Ничем хорошим ни Гоголь, ни Забила не могли вспомнить гимназию. Не принял их коллектив ровесников. И вот наступило лето 1825 года. Загадочно умер Император Александр 1.Страна очутилась в неопределенности безвременья. Великий князь Константин, которого готовили в императоры, наотрез отказался сесть на престол. Великий князь Николай, просто не готов был к этому, так как старший брат не включал его даже в, положенный по рождению, Государственный совет…
В этой обстановке неуверенности и разброда Виктор записался унтер-офицером в Киевский драгунский полк. И красивая форма манила, и захотелось почувствовать себя защитником отечества. Через два месяца ему присваивают юнкера, а через два года - корнета. Затем было участие в подавление варшавского восстания. Он не получил, как его однокашник Петя Маркос, ордена, но то, что получил звание поручика и стал любимцем самого Пассека, говорит о том, что труса не праздновал…
В 1832 его полк перевели в Москву. Вот здесь и выпал случай Виктору поквитаться с Гоголем. Выиграв солидный куш в карты, Виктор не пропил его, а пустил деньги на анонимное издание книжечки из двух рассказов -0 «Рассказы прадеда. Картины нравов, обычаев домашнего быта Малороссов. Книга первая»(Вы, кстати, и сейчас можете почитать ее в зале старожитностей Львовской библиотеки им. Стефаника). Включала книга две повести: «Иван Пидкова» и «Семейство Кулябки». Своим стилем, языком, юмором – повести настолько напоминали Гоголевские « Вечера на хуторе близ Деканьки», что мамаша последнего не удержалась, чтобы не поздравить сына с выходом очередной его книги. На это 21.08.1833 взбешенный Гоголь пишет матери: «Сделайте мне милость, не приписывайте мне всякого вздору. Я в первый раз слышу, и то от Вас, что существует книга под названием « Кулябка » Верьте, я то если б я что-нибудь выпустил свое, то, верно, прислал бы вам!»
На Рождество Виктор получил отпуск.. Перед отпуском подал прошение в цензурный комитет на издание ещё одной книжки рассказов «Чары».В отпуск отпросился домой…
По дороге домой он заехал на соседний хутор Матроновку к дальним родственникам Белозерским. Первой, кого он встретил на хуторе, была их старшая дочь Люба. 25 летний Виктор влюбился в нее с первого взгляда. Да и трудно было не влюбиться в такую – высокая, пышная с царственной фигурой Волнительная украинская грудь над тонкой талией притягивала прижаться, волошковые лаза заглядывали прямо в душу. http://s005.radikal.ru/i211/1101/9b/0eb706ea88c8.jpg
Увы, влюбленный даже тех глаз не разглядел. Вот как он ее описывает в своей песне:
“Послухайте мою писню, я вам заспиваю
Про гарную дивчиноньку, яку я кохаю
Русявая,круглолиця,очици чорненьки,
Моторная як на диво, роточок маленький
Як квиточка хорошая, як тополька статна,
И як лебидь билесенький вся собою знатна...
Губоньки- як те намисто, що добрим зоветсься,
Сонечко неначе зийде, коли засмиється.
А як писни заспиває – солов”я не треба – Слухаєш,тоби здається ,неначе хто з неба...”
17 летняя красавица и сама влюбилась в молодого поручика. Весь отпуск они провели вместе. Не могли на них нарадоваться матери, а Любин отец дал согласие на свадьбу. назначив ее на 7 ноября 1834 года...Как на крыльях помчался Виктор к себе в часть и тут же написал рапорт о выходе в отставку. В 1834 он получил отставку в чине майора, одновременно пришло разрешение и на выпуск книги, “ Чары”...
Полный радостных надежд ехал он домой. Увы, судьба сыграла с ним злую шутку. Рядом с Матроновкой купил поместье богатый вдовец , отставной поручик Иван Федорович Боголюбцев. Хоть рода он был и не знатного и само дворянство получил только благодаря 23 летней службе прапорщиком в Митавском драгунском полку, но при подавлении польского восстания к его рукам прилипла солидная трофейная сумма и сразу же после окончания кампании он вышел в отставку богачем. Было ему тогда сорок лет. Ему запала в сердце Люба. Конечно, ему трудно было бы конкурировать с молодым и родовитым Виктором, поэтому осаду он начал с дружбы с её отцом, своим ровесником. Вскоре Николай Белозерский стал видеть в нем воплощение всех своих идеалов, а в Викторе гуляку-картежника. Виктор, действительно, любил погусарствовать – выпить чарку, спустить все, что имеет, в карты. Как и все его ровесники –офицеры. И вот, узнав про очередной его проигрыш в карты, старый Белозерский объявил, что разрывает обручение и выдает Любу за Ивана Боголюбцева.
Люба и ее мать вначале стали на дыбы. Но не те времена были. В семье жили обычаями «Домостроя». Судьбу дочери решал отец- как скажет, так и будет!
Приезжает Виктор на хутор, а Люба к нему не выходит. Встречает его в дверях Николай Дмитриевич и говорит, что нечего ему больше сюда ходить, Люба выходит замуж не за него, картёжника и пьяницу, а за достойного человека – Ивана Боголюбцева!
Долго кружил Виктор возле хутора, да так и не смог увидеть любимую. Наконец, уже зимою перестрел их с матерью, когда они ехали в Нежин за покупками. Мать велела кучеру не останавливаться, а обезумевший Виктор бросился прямо под копыта лошадей. Сани перевернулись и женщины посыпались на него. Упреки, слезы, обвинения и, наконец, обещания матери, что она трупом ляжет, но не отдаст Любу за нелюба. Увы, все это были только обещания…Через месяц Люба стала женой Боголюбцева, матерью его семейства (Эту историю, кстати, прекрасно нарисовал Яков де Бальмен в альбоме «Из жизни мочемордов») http://s008.radikal.ru/i304/1101/cd/bbc4509ee20f.jpg
Виктор с горя заболел. Когда весною вышел на улицу, никто уже не мог узнать в нем былого красавца-весельчака. Лицо изрыла оспа, вылезшие волосы прикрывала тюбетейка, офицерский мундир заменил бухарский халат, взгляд погас. Все время стал проводить на своей винокурне, изобретая и дегустируя все новые и новые виды горилок и настоек, ища средство от любви. Только не думайте, что те горилки были похожи на нынешний самогон. Во-первых, вначале каждый первак он гнал отдельно из фруктов, ягод, запаренной пшеницы, ржи и ячменя. Во- вторых, этот первак был только полуфабрикатом. Он еще многократно перегонялся, пока полностью не избавлялся от сивушных масел (эфирные масла и альдегиды отделялись и фракционировались отдельно). А для обеспечения целебного эффекта он эти напитки ещё и настаивал на травах. Каждую траву собирал сам в определенное время, высушивал по своей технологии и настаивал каждую при определенной температуре и определенный срок. Некоторые из этих настоек он перегонял вновь и получал прозрачную, ароматную лечебную настойку, ведомую только ему.(описание настоек и медов я дам после очерка). Всё искал рецептуру настойки, которая позволила бы ему забыть Любу…
Искал всю жизнь. Так и не нашёл…
Дегустируя свои восхитительные напитки, сочинял удивительно-прозрачные мелодичные стихи. Это тогда именно были написаны им строки песни:
«Гуде витер вельмы в поли, реве –лис ламае
козаченько молоденькый долю проклынає”...
Заглядывали к нему в винокурню друзья, знакомые, соседи, проезжие, никому, даже незнакомым, никогда не отказывал он в чарке. http://s009.radikal.ru/i310/1101/04/e3654a9236ad.jpg
Выпивали,слушали его песни, записували песни и рецепты...Вскоре слава о Викторовых настойках и его песнях разнеслась по всему левобережью. Его стали приглашать Галаганы, Тарновские, Лизогубы – первые богачи, меценаты-украинофилы. Виктор считал, что только прозу можна писать по-русски, а петь нужно языком сердца, языком предков. Кстати, этот свой принцип он внушил и младшему побратиму –Тарасу Шевченко, который также прозаические произведения писал только по-русски, хотя стихи предпочитал писать на украинском языке (кстати, для своей первуй
