Московское Время. Сборник повестей и рассказов

утверждать, что явление это отражало характерную особенность того времени, поскольку впоследствии прислугу сменили секретарши, а потом к ним, похоже, присоединились снова горничные и кухарки. Конечно, стать доминирующим самцом или нет, всегда зависело от индивида. Уверенная в глубокой порядочности Алексея Арнольдовича, Софья Дмитриевна не беспокоилась относительно Клавдии и мужа. Ну и потому еще, что та была не в его вкусе.
- Хорошо, Глаша, пойдем в кабинет Алексея  Арнольдовича, там все расскажешь.
- Так вот: Клавдия заявила приставу - шепотом начала Глаша, но, оглянувшись на плотно  закрытую дверь кабинета, заговорила приглушенным  голосом, -   что у нее с Алексеем  Арнольдовичем … что они с Алексеем   Арнольдовичем … были… – Глаша все не решалась закончить ужасную фразу, -  были полюбовниками!
- Да она в своем уме? – воскликнула Софья  Дмитриевна. - Какой вздор!
- Конечно, вздор! Только она еще сказала, что вы, Софья Дмитриевна, как про то прознали, так его и извели… Уж, не знаю, говорит, как барыня с Глашкой это сотворили, но их рук дело! Все, говорит, в тот вечер по квартире бегали, думали, что я в синематографе, а я лежала у себя в комнате  – нездоровилось мне. Они потом  в спальне чего-то делали, а когда в гостиную пришли, уговорились никому ничего не рассказывать.
- А что же пристав?
- Похвалил и велел за нами наблюдать. Если что, говорит, сразу беги ко мне... Наверно, надобно ей от места отказать.
- Ни в коем случае! Это только утвердит Кулика в его подозрениях. Не думаю, что он безоговорочно поверил Клавдии. Ведь логично допустить и оговор… оговор своей, так сказать, соперницы… Хотя, какая я ей соперница? Непостижимо! Такое возомнить может только психически больной человек!
- Вот она от своей несчастной любви  умом и тронулась…
- Бедная…
- Софья Дмитриевна, вы ее еще и жалеете! Змея она подколодная!
- Не говори так, Глаша!.. Однако нам необходимо ее поостеречься.
Софья Дмитриевна встала, но, качнувшись, снова села на диван, обхватила себя руками за плечи.
- Зябко, - сказала она и потеряла сознание.

8
От случившейся с ней нервной горячки Софья Дмитриевна очнулась утром 16 января. Она лежала на диване в кабинете Алексея Арнольдовича и чувствовала себя вернувшейся из далекого далека. Оттуда дотягивались лишь смутные отражения лиц и голосов.
Доктор Остапенко с белыми усами и бородкой. «Ни в коем случае не беспокоить! Оставить лежать здесь!» – произносит он, и высокие ноты его натужного голоса таят в каких-то ватных клубах, пахнущих эфиром. Глашины конопушки; всхлипывая, она кладет ей на лоб холодное. Высокий тучный человек пытливо смотрит из дверей. Ах да, это же Кулик… А еще рядом больше нет Алеши…
Собравшись с силами, Софья  Дмитриевна позвала: «Глаша!» и услышала, как бегут к ней, нетерпеливо приближаются  увесистые ее шаги. На пороге Глаша замерла со счастливой улыбкой.
- Ну, слава богу! Мне вчера  доктор так и сказал: на утро кризис должен миновать. Теперь дело пойдет на лад!
- Глаша, - протянула к ней руку Софья Дмитриевна, - спасибо тебе…  
- Не надо, барыня, - попросила та, увидев у Софьи Дмитриевны слезинку на реснице, - а то я тоже сейчас заплачу…
- Хорошо, хорошо… А какое  сегодня число?
- Так шестнадцатое января.
Софья  Дмитриевна забеспокоилась:
- Что  на службе Алексея   Арнольдовича?  Там знают о случившемся?
- Знают. Кулик сам к начальству ездил. До того, как пропасть…
- Пропасть? – недоуменно подняла  брови Софья  Дмитриевна. -  Ты о чем?
- Мне, Софья Дмитриевна,  много о чем нужно вам рассказать.
- Так скорее рассказывай!
- Вы только не волнуйтесь. И простите меня Христа ради, потому что из-за меня все случилось…
А произошло вот что.
Тринадцатого января, в полдень, когда жар у Софьи Дмитриевны ненадолго отступил и она заснула спокойным сном, Глаша вошла в ее пустую спальню. Глаша, конечно, понимала, что нарушает запрет, но слишком велик был для нее соблазн изведать полет во Времени. Именно полет, потому что само Время ее мало интересовало: занесет еще, не дай бог, к этим опричникам… Главное, с места не сходить и вовремя зажмуриться.
Увы, ничего замечательного в полете не было – просто как будто теряешь сознание.  Да и как-то странно переместилась Глаша во времени, поскольку попала она вовсе не в прошлое. Судя по привычному виду Мясницкой и одежде прохожих, это было настоящее. Даже метель, все также вилась, посвистывая, вдоль домов.
- Аглая Спиридонова, если я не ошибаюсь? – услышала она справа от себя знакомый голос, умягченный интонацией вежливости. Глаша повернулась и увидела Кулика. – А я как раз к Софье Дмитриевне иду. Не изволите ли со мной проследовать?
«Зачем ему барыня в горячке? – подумала она. – А я ему зачем? Не понимаю. Похоже, ничего у меня  не получилось:  никакое это не перемещение во времени, а дурацкий сон». И она крепко зажмурилась…
Закрывая за собой зеркало - дверцу, Глаша твердо решила никогда больше не ходить в потайную комнату - как и велела ей Софья Дмитриевна.
А на следующий день Глаша возвращалась из чайного магазина Перлова. Переходя от «китайского домика» на другую сторону Мясницкой, она остановилась, чтобы пропустить проезжавшие сани. Неожиданно ей в лицо бросилась метель, гулявшая по Москве вот уже несколько дней, и Глаша плотно сомкнула веки.
- Аглая Спиридонова, если я не ошибаюсь? – раздался справа голос Кулика. – А я как раз к Софье Дмитриевне иду.
Глаша опешила: что это? вчерашний сон?
- Не изволите ли со мной проследовать?- в полном соответствии с ее видением продолжил Кулик.
Глаша закрыла глаза, постояла так довольно долго, потом открыла их, и… пристав никуда не исчез.
- Соринка попала? – участливо спросил Кулик.
«Какая соринка?» – скользнуло поверх единственной, во весь мозг, мысли: если это явь, то что было вчера?
- А барыня болеет… - ответила  Глаша после паузы, в течение которой поняла: вчера она, действительно, перенеслась  во времени, но не в прошлое, а в будущее, на день вперед!
- Вот я ее и проведаю. Доложу, что на прошлой неделе посетил  начальство Алексея Арнольдовича. По долгу,  так сказать, службы. Его превосходительство был весьма огорчен случившимся с господином  коллежским асессором… Так не появлялся барин?
- Нет, не появлялся. А у барыни горячка, в беспамятстве она.
- Ну, Софья Дмитриевна мне, может, и не понадобится. Если вы,  Аглая, поможете…
Сердце у Глаши вздрогнуло и повернулось как-то неловко, с тихой болью, и, словно от этой боли, родилось прозрение: а ведь знает Кулик про их с Софьей Дмитриевной тайну!
«Нет, нет! Я не верю! Ни за что на свете!»
Пока ужасное  откровение не успело овладеть рассудком,  его еще можно было вытеснить, заглушить, и Глаша начала мысленно ругать себя, называя выдумщицей и трусихой.
Путь предстоял недолгий. Подумав об этом, Глаша испытала некоторое облегчение: скоро уж придем, и все разъяснится, хуже нет неведения.
Перед самым домом Кулик  замедлил шаг.
- Час назад у меня была Клавдия, - начал он тихим голосом, и сердце у Глаши опять вздрогнуло, и снова прежнее озарение возникло перед ней, мгновенно заставив уверовать в себя.
- Вчера, - продолжил пристав, - она обнаружила загадочный ход куда-то  из спальни и увидела, как вы оттуда выходили. Не там ли, куда ведет этот ход, томится в неволе бедный Алексей  Арнольдович?
Он замолчал и уставился на Глашу холодными глазами. В отличие  от январского  мороза, ярко подрумянившего  ее светлокожее  лицо, этот взгляд сделал Глашу пунцовой.
- Господь с вами… - растерянно прошептала она.
- Значит так, - жестко сказал пристав. - Сейчас мы заходим в квартиру, и вы ведете меня к вашей барыне, чтобы она чистосердечно во всем призналась. В случае  если та  в беспамятстве, вы немедленно  ведете меня к Алексею Арнольдовичу, и я вам как соучастнице преступления делаю послабление. И учтите: отпираться бесполезно, ведь Клавдии известно место, откуда начинается ход. Оно за зеркалом. Верно? А способ проникнуть туда, ежели вы решите молчать, отыщется непременно.
Глаша подавленно молчала. Никогда еще не попадала она в такую беду.
Клавдия открыла дверь, едва Кулик повернул вертушку механического звонка. На Глашу она не взглянула. Она вообще беспрерывно смотрела в пол, даже когда пристав обращался к ней.
- Что барыня? Приходила в себя?
- Нет, сударь.
- Ступай к зеркалу и жди меня… нас, - поправился он, покосившись на Глашу.
Софья Дмитриевна не была в горячке – это Глаша поняла сразу, войдя в кабинет. Она спала – глубоким, тяжелым сном, но спала.
- Барыня до сих пор не в себе? – спросил Кулик, вглядываясь от порога в серое лицо Софьи Дмитриевны.
- Да, - подтвердила Глаша, - она в беспамятстве.
- Ну что ж, в таком случае прошу проводить меня в известное вам место.
Глаша покорно шла впереди, не зная, как выбраться из беды, когда пристав произнес:
- Клавдия говорит, что на оправе зеркала имеется какой-то механизм. Это так?
И Глаша окончательно поняла: выхода у нее нет!
- Так, - ответила она и почувствовала спиной, что сосредоточенный взгляд Кулика ослаб.
Через несколько шагов они достигли спальни, но к удивлению обоих Клавдии там не оказалось. Тут же, правда, ее отсутствие объяснилось: зеркало было «открыто».
- Напрасно она не стала никого ждать! – с досадой воскликнул Кулик. – Ну, что же вы встали, Аглая? Ведите дальше!
Пока они шли по коридору,  Глаше показалось, что внутри ее, где было все черным – черно, начинает отчего-то светлеть. Она поняла отчего, когда ожидаемо не встретила в потайной комнате Клавдии.
«Значит, не удержалась, присела на стульчик», - усмехнулась про себя Глаша.
А Кулик недоумевал:
- Странно, никого… Но что это за помещение?
Он прошел к столу, огляделся.
- Рассказывайте, Аглая! – потребовал Кулик. - Прямо сейчас все рассказывайте!
И, готовый слушать, сел на ближайший стул.
Глаша его не остановила… А он в следующую секунду растворился в воздухе.
- Так что оба они пропали, - закончила свой рассказ Глаша.
Софья Дмитриевна молча лежала с закрытыми глазами, потом посмотрела на потолок, как в пустоту.
- Скажи, тебе их не жалко?
- Может жалко, а может… - Глаша потупилась и вяло продолжила:
- Все-таки не на том же свете они! А, если разобраться, - с Клавдией моей вины никакой нет. Это уж она сама… Ну и пристав… тоже сам…
Понимая, что ее неправда очевидна, вскинула голову:
- Да вы сами, Софья Дмитриевна, подумайте, чтоб теперь было, останови я его! Вина моя только в том, что вас ослушалась – пошла в эту проклятую комнату, а Клавдия за мной подглядела! И кто больше виноват, что они пропали? Я или она?
- Как же нам теперь жить? – оставила Софья Дмитриевна ее вопрос без ответа.
- Как и прежде, - уверенно сказала Глаша.
- Как и прежде? А что мы скажем про Клавдию, про Кулика?
- А кто про них спросит? У Клавдии здесь родни нет, все далеко - в Сибири, а с Куликом пусть полиция разбирается, где он и что. Вы же его всего один раз и видели – тогда, третьего января, помните?
- Помню, помню…
- И я его тоже никогда больше не встречала.
9
Во всем Глаша оказалась права. При розыске Кулика у полиции, конечно же, не вызвали подозрений ни хозяйка квартиры, ни, тем более, ее горничная, а про Клавдию Глаша всем говорила, что та уехала в другой город. Алексея Арнольдовича окончательно сочли пропавшим при неизвестных обстоятельствах. Через некоторое время Софье