Московское Время. Сборник повестей и рассказов

помнишь, кем оно подписано?
Глаша опустила глаза, и Софья Дмитриевна тихо ответила за нее:
- Председателем Моссовета Каменевым. Согласись, сейчас не лучшее время предъявлять кому-либо этот документ.
- Ну, да, вы правы, Софья Дмитриевна.
- А теперь представь, мне при очередном уплотнении оставляют не спальню, а эту комнату…
Глаша поднялась, разливая по бокалам только что открытое вино.
- Вы не устали надеяться, ждать? Столько лет прошло…
- Нет, - твердо произнесла Софья Дмитриевна.
- Извините, ради бога! – Глаша села и с тоской посмотрела в вечернее окно, на сини которого смутно белели пилястры Меньшиковой башни. - Это я устала. Устала ждать, когда мировая революция свершится, когда мы коммунизм построим, когда Эмиль со своей Елизаветой расстанется. Жизнь проходит, а все только в будущем!
- Как же, Глаша, без мечты? Люди без нее не могут. Кто-то о коммунизме мечтает, кто-то о приумножении своих квадратных метров… Пол - беды, если мечта не сбывается, беда – если теряешь надежду на ее исполнение.
- Все- то вы правильно говорите, Софья Дмитриевна. Ну, за надежду? – грустно улыбнулась Глаша.
Они чокнулись бокалами. После утихших хрустальных звуков вдруг послышался тонкий стук, будто что-то слетело с кончика перезвона и несколько раз ударилось в какую-то из стен.
- Наверно, это мастерит сын Полуниных, - послушав тишину, сказала Софья Дмитриевна. – Саша хороший мальчик, толковый. Жаль будет, если в детском доме окажется.
Но тишина вновь раздробилась стуком, который падал теперь тяжелыми горошинам и выкатывался… из второй комнаты Софьи Дмитриевны.
Женщины переглянулись. Моментально все поняв, они кинулись в спальню. Руки у Софьи Дмитриевны дрожали, но она справилась – нашла на оправе зеркала кнопку. Дверца сдвинулась мягко, как если б ее на протяжении минувших лет регулярно смазывали, и посторонилась… перед стоявшей за ней Клавдией!
Глаза у Софьи Дмитриевны, вздрогнув, широко распахнулись – словно бы вскрикнули от ужаса разочарования: ведь никого другого, кроме Алексея, не ожидала она увидеть.
А Клавдия обвела всех растерянно - узнающим взором, из которого в следующее мгновенье ускользнуло сознание. Не сделав и шага, она упала в обморок.
Софья Дмитриевна и Глаша перенесли ее на кровать. Только вдохнув уксуса (нашатыря не нашлось, а на духи «Красная Москва» и медицинский спирт никакой реакции не было), Клавдия пришла в себя.
Конечно, время изменило ее, но она не стала выглядеть хуже. Наоборот, Клавдия похудела до стройности, которая так привлекает многих мужчин в «ядреных бабах», а красота лица как бы обострилась из-за ушедшего выражения мягкости.
- Барыня… Глаша… Я вернулась?
Она села на кровати и посмотрела по сторонам.
- Мне сегодня, когда на Мясницкой стояла, ресница в глаз попала, я зажмурилась, и вот… Сколько же лет прошло!
- Это точно, уйма лет прошла после твоего предательства, - холодно отозвалась Глаша.
- Оставь, - попросила ее Софья Дмитриевна, - зачем ворошить прошлое!
- Да права Глаша, - спокойно согласилась Клавдия, - предала я вас, оговорила. За то и наказана: непонятно, какой жизнью живу…
И будто боль пролилась:
- Простите меня… Простите, если сможете…
У Софьи Дмитриевны повлажнели глаза.
- Да ладно уж, - потеплела и Глаша. – А на Мясницкой ты напротив Почтамта стояла?
- Ага, там.
Глаша и Софья Дмитриевна молча переглянулись.
- Скажи, - продолжила Глаша, - а что это на тебе надето? Ты откуда вообще?
Наступившую тишину, как нельзя кстати, оборвал голос из репродуктора:
- Говорит радиостанция Коминтерна. Московское время – двадцать один час. Сегодня, восьмого августа тысяча девятьсот …
- Я из той жизни, которая наступит через восемьдесят лет, - подсчитав, бесстрастно объявила Клавдия. – А надета на мне «олимпийка» -  костюм такой спортивный.
Ладные формы ее были тесно заключены в темно-красные брюки и того же цвета куртку на молнии с витиевато начертанными буквами RUSSIA.
- Ты стала спортсменкой? - улыбнулась собственному вопросу Софья Дмитриевна. – И почему у тебя написано Раша, а не Юэсэсэр?
- Ну, во-первых, этот костюм не только спортсмены носят, а, во-вторых, … нет там никакого СССР!
- Неужели белые все-таки победили? – изумилась Софья Дмитриевна, виновато посмотрев на Глашу.
- Да какие белые! Ни они, ни фашисты, никто ничего не смог сделать - сами все развалили!
- Этого не может быть! – возмутилась Глаша.
- Глашка, Глашка, - по-доброму покачала головой Клавдия. – Расслабься, ты до этого… точнее, уже мы - не доживем!
И взглянула, дрогнув иронично губами:
- А ты, надо понимать, большевичка?
- Именно так и понимай!
- Ладно, я вам сейчас кое-что про светлое будущее расскажу, но сначала … Софья Дмитриевна, а ведь Алексей-то Арнольдович – там!
- Где?! - Софья Дмитриевна схватилась обеими руками за спинку кровати.
- Ну, там, откуда я теперь…

5
То, что узнали Софья Дмитриевна и Глаша, показалось им невероятным.
- Значит, в 19 часов 9 мая 1975 года? – раскрасневшись, сияя глазами, переспросила Софья Дмитриевна.
- Да, я хорошо помню и время, и число, и год.
- У Почтамта?
- У Почтамта.
Софья Дмитриевна в волнении прошлась по комнате, села на стул, счастливо закрыла лицо руками. Но через минуту уронила их, ошеломленная неожиданной мыслью:
- Как же я доживу до этого 1975 года?
- Вообще-то считается, что те, кто вляпался в эту байду, ну, побывал, как мы, в другом времени, потом перестают стареть. И, между прочим, у меня это, кажется, уже началось.
Софья Дмитриевна недоверчиво взглянула на Клавдию.
- А все-таки, ты ничего с годом не перепутала?
- Да нет же, не перепутала, это день тридцатилетия Победы.
- Победы?
- В Великой Отечественной войне, которая началась в 1941 году, а закончилась в 1945-м. Нам ее еще предстоит пережить. Да и много чего другого… - погрустнела Клавдия.
Из последовавшего затем рассказа вытекало, что будущее, мягко выражаясь, совсем не лучезарно. Конец повествования продолжила тяжелая тишина; в тягостном молчании каждая думала о своем.
-Я, наверно, поеду в Сибирь, к своим, если живы, конечно, - первой заговорила Клавдия. – А если и не осталось никого – все равно поеду. Вот только как без документов?
- Паспорт я тебе постараюсь выправить, - пообещала Глаша.
- А то, Глаш, поехали со мной, - оживилась Клавдия. – Пока не поздно, поехали! Нельзя тебе здесь.
- Мне ничто не угрожает, - сухо проговорила Глаша.
- Ага, все они тоже так думали. И маршалы, и генералы, и министры… Не дури, Глашка, поехали. Вон и Софью Дмитриевну с собой возьмем – до 1975 года еще далеко!
- Мне нельзя: Алексей Арнольдович может раньше вернуться.
- Не может. У них там раньше 1975 года ничего не получается.
- Разве он не бывает на Мясницкой?
- Еще как бывает! Напротив Почтамта часами стоит.
Софья Дмитриевна схватилась рукой за горло, закрыла глаза и, показалось, окаменела, если б через несколько секунд не блеснула на щеке мокрая дорожка. Потом она резко встала и вышла.
- Долго рассказывать, - ответила на недоуменный взгляд Клавдии Глаша, решив без ведома Софьи Дмитриевны не открывать ей, как оттуда возвращаются.
Стукнула дверь. Послышался голос Софьи Дмитриевны:
- Глаша! Клавдия! Что вы там сидите! Идите к столу!
6
Вот уже второй день в ожидании паспорта  Клавдия жила у Софьи Дмитриевны. Поначалу она все ходила и поражалась тому сокрушительному преображению, которое постигло некогда шикарную квартиру. Более всего было ей обидно за кухню, превратившуюся из просторной, облицованной белоснежным кафелем комнаты в загромождённое столами и табуретами помещение с облупившимися крашеными стенами и пятнисто - рыжим потолком. На следующий день горечь от обступившей ее новизны улеглась, и Клавдия начала присматриваться к жильцам. Первой, с кем она пообщалась, была Капитолина Емельяновна.
- Подвинься, что ли, - сказала Клавдия, присаживаясь на скамейку у подъезда, где Капа по обыкновению лузгала семечки.
Было четырнадцать часов третьего дня рабочей шестидневки  - время, когда дома остаются лишь пенсионеры, грудные дети и иждивенцы. Сама Клавдия считалась родственницей Софьи Дмитриевны, приехавшей ненадолго у нее погостить. Предусмотрительно сменив свою «олимпийку» на платье из сильно обедневшего гардероба бывшей коллежской асессорши, она чувствовала себя стеснительно в одежде непривычного фасона. Однако при виде казакина Капитолины настроение у нее улучшилось.
- Где ж такими бархатами торгуют?
- Чего? – подняла Капа сердитое лицо с нависшей на губе шелухой.
Оценив ее неотзывчивость, Клавдия решила тему не развивать.
- Забей. Проехали.
- Чего? – по-прежнему щетинисто вопросила Капа.
- Ты чего все время «чевокаешь»?
- Чего?
«Совсем без ума», - подумала про нее Клавдия и собралась уходить, но, вспомнив, что в квартире заняться нечем - в комнатах Софьи Дмитриевны она прибралась еще утром, а ужин готовить рано, - решила остаться.
- Что в кино сейчас показывают? – помолчав, спросила Клавдия.
- Так это ж, - улыбнулась вдруг Капа, - «Волга-Волга».
- А… Знаю… Отстой.
- Как это?
Тут Клавдии вспомнилась Софья Дмитриевна, которая говорила ей: «Ты следи, пожалуйста, за своей речью, не стоит привлекать к себе лишнего внимания. Я заметила, у тебя слова используются не в их прямом значении, да и сама ты стала совершенно другой». «Ну, конечно, - оправдывалась Клавдия, - там, откуда я, скромные кухарки не выживают!».
- А по телевизору какой сериал идет? – тщательно подобрала она слова.
- Чего? – снова впала в недоумие Капа, но Клавдия догадалась, что женщина ни в чем не виновата:
- Телевизоры у вас есть?
- Какие еще визоры?
- Понятно, я так и думала. Значит, про мобильники и спрашивать нечего.
Лытнева давно уже перестала грызть семечки и сидела, нахохлившись, докапливая раздражение, чтобы взорваться. Клавдия, сообразив, что последняя фраза именно к этому сейчас и приведет, быстро вынула из кармашка сотовый телефон.
- На, смотри, - засветила она экран. – В этой штуковине много интересного. Можно, например, в головоломку поиграть или пасьянс разложить. У меня тут полно всего загружено. Только зарядка скоро кончится.
Испугавшись, что опять наговорила много непонятных слов, она напряглась, но Капа увлеченно разглядывала ярко-красочные изображения карт, выведенные Клавдией из раздела меню «Игры».
- Ишь, красота-то какая! – восхитилась Капитолина.
- А их еще передвигать можно. Вот, пальцем. Попробуй сама.
После нескольких упражнений по перемещению карт Капа спросила:
- А можно мужу со свекром показать?
- Почему же нет.
- Только Евдохе нельзя. Она психованная, вредная.
- Да у вас вся семейка такая, - не сдержалась Клавдия. – Видела я твоих… мужа со свекром.
Капитолина посмотрела исподлобья, и Клавдия поспешила дать добрый совет:
- Вам йогой заниматься надо. Она нервную систему успокаивает. Я, например, занималась.
- А как это? Научишь?
- Легко. Иди, готовь деда. Да и сама размотайся. Ты что, в этом платке родилась?
- Нам, мужним, нельзя простоволосыми ходить.
- Так то в деревне. А вы ж теперь понаехали, москвичами стали! Соответствуйте!
Для демонстрации упражнений Клавдия отправилась одеть «олимпийку», столь рельефно выделявшую достоинства ее фигуры.
Тем временем дед Ефим негодовал:
- Ты, Капитолина, совсем сбрендила! Надо ж, чего удумала! Я сейчас вожжи возьму…
В этот момент на пороге лытневского жилища