Тормоза легонько скрипнули, и я круто вырулив вправо, заехал на заасфальтированную стоянку придорожного мотеля.
Ехал я уже часов десять, почти без остановок, и мне хотелось побыстрей принять душ, перекусить и завалиться спать.
Припарковав свой Додж поближе к дверям офиса, я вышел из машины и огляделся.
Здание мотеля выглядело довольно странно. Оно было невысоким, всего в один этаж, но очень длинным, показавшись мне бесконечным, уходящим за горизонт в обе стороны.
Но я не обратил на это особого внимания, списав это видение на усталость и урчащий, от голода живот.
В приподнятом настроении, от ощущения близкого отдыха, душа и хорошего ужина, я открыл дверь офиса, и зашел вовнутрь.
Первое, что я увидел – это человека в белом бейсбольном костюме и в белой кепке на голове. Человек стоял, чуть согнувшись, держа обеими руками биту, и внимательно смотрел на меня, вроде что- то обдумывая. Он был в двух шагах от двери, в которую я только что зашел, поэтому среагировать я не успел…
Словно в замедленном кино, я увидел приближающуюся биту, которая быстро увеличивалась в размерах, закрывая собой весь обзор. Затем бита начала, как бы укорачиваться, одновременно утолщаясь в той ее части, которая двигалась в сторону моей головы. Потом я почувствовал легкий ветерок, пощекотавший мне левое ухо.
-Интересно, - подумал я, - Ведь сейчас она в меня врежется на огромной скорости, и вероятно убьет. Но, почему- то я не могу двигаться чуть быстрее, и увернуться от этого смертоносного удара. Потом я вспомнил, что забыл запереть машину, и включить сигнализацию. Потом, почему- то подумал, обмочу ли я штаны после удара, когда потеряю сознание и упаду с окровавленной головой на пол.
Наконец я почувствовал прикосновение крепкого дерева к волоскам на моем левом виске, потом услышал приглушенный стук, как если сильно ударить ладонью по подушке, и затем наступила темнота…
-Не трогай его, тебе говорят… Он сейчас сам проснется. Сколько раз повторять, что бы ты не ковырял в носу – совершенно дурацкая привычка…
Вначале я услышал эти голоса, где то далеко от меня, и решил вначале, что это ругаются какие- то люди на улице. Потом я почувствовал сильную боль в левом виске, и сразу вспомнил бейсболиста с его битой. Глаза я еще не открыл, но, по-видимому, уже начал постепенно приходить в себя, собирая последние события по кусочкам, словно мозаику
Чувства постепенно возвращались, и я вдруг понял, что кто-то ковыряет у меня в носу. Потом я почувствовал сильный запах пота, вперемешку с табаком и нечищеными зубами.
Внутренности мои завязались в тугой узел, я уже не мог сдержаться, перевалился на бок, и сблевал прямо на пол.
-Видишь, я же говорил, что он скоро очнется, - я повернул голову и увидел говорившего.
Это был высокий человек лет шестидесяти, в ярко-белом костюме-тройке, и с французской бородкой. Он стоял рядом с моей кроватью, скрестив ноги, и опираясь на резную трость из красного дерева. А на кровати возле меня сидел карлик, тот самый, по видимому, который почему - то ковырял у меня в носу и жутко вонял. Меня опять стошнило, но карлик ловко спрыгнул с кровати, подставив мне свои ладошки лодочкой, от чего мне стало еще хуже…
-Себастьян, убирайся вон, дай человеку прийти в себя, - человек в костюме неожиданно схватил карлика за ухо, и открыв дверь, вышвырнул того прочь.
-Прошу прощения, - сказал он, обращаясь ко мне приятным грудным голосом, - Не обращайте внимания на него. Он неплохой малый, хотя немного отстает в развитии. Он похож на свою мать, - человек вдруг уронил голову на грудь, всхлипнул и из его глаз потекли слезы, прямо на его белоснежный пиджак, - Понимаете, он мой сын. И он точная копия своей матери - моей жены.
Мне от этого стало еще хуже, и я снова забрызгал ковер вчерашним обедом, и еще черт знает чем.
- Ах да, я не представился, совсем запамятовал: Меня зовут Шейх Ибрагим Сулейман ибн Давид, но вы можете меня звать просто Давидом.
-Где я, и что происходит? – хрипло, не узнавая свой собственный голос, проговорил я.
-Вы, главное не волнуйтесь, постарайтесь прийти в себя, и я вам все объясню, - услужливо произнес Давид.
Я попытался встать и сесть на край кровати. С огромным трудом мне это удалось, и я, наконец то оглядел комнату.
Это была довольно просторная комната, правильной формы и с бетонным ледяным полом. Дверь была явно металлическая, а посередине имелось маленькое окошко, с встроенной в него решеткой. Мебель отсутствовала, не считая моей кровати, и одинокой тумбочки стоявшей рядом.
Грубые кирпичные стены были исписаны неприличными словами, и кое- где виднелись неумелые пошлые рисунки. Все увиденное слишком контрастировало с внешностью Давида, и не давало ни одного ответа на множество вопросов, роившихся в моей голове.
Я не мог понять, что происходит вокруг. Я даже не был уверен, что мне это не снится. Что это за помещение, и как я тут оказался? Куча вопросов не давала мне покоя, и еще эта головная боль…
Давид обратился ко мне:
-Вы переоденьтесь, я вам одежку принес, - он указал своей бородкой на небольшой сверток, лежащий на кровати, на который я вначале не обратил внимания, - Не волнуйтесь, одежда как раз на вас, очень удобная, вы даже не захотите ее снять.
Я послушно развернул сверток, и остолбенел: Одежда, которую мне предлагал Давид, была полосатая, словно тюремная роба. Такими же были тапки – жесткими и полосатыми.
-Я это не хочу надевать, - заупрямился я, - Это похоже на тюремную одежду, я лучше в своей останусь.
Давид прищурился, и покачал головой, как бы в знак неодобрения:
-Я вас понимаю, - сказал он ласковым голосом, - Вы не первый и, наверное, не последний. Но вы должны подчиняться определенным правилам, иначе вы будете получать двойную порцию…
-Порцию чего? – удивился я, - И что еще за правила? Мне, знаете ли, порядком все надоело, и я хочу собрать свои манатки, и убраться из этого проклятого места.
Я вскочил на ноги, и пошел к двери. Давид не шелохнулся. Я открыл дверь, и тут же получил страшный удар в пах. За дверью, меня ждал тот самый Себастьян – сын Давида. Он с такой силой врезал мне своей кривой, короткой ножкой, что я свалился на пол, и снова все вокруг облевал.
Дверь закрылась, и Давид подошел ко мне.
-Молодой человек, вы поймите, вы должны выполнять правила. Идите оденьтесь, и я вам покажу столовую. Потом вы сами все поймете.
Я пришел в себя, и через полчаса уже послушно натягивал на себя полосатые штаны и рубашку.
-Пойдемте, я готов, - сказал я, исподлобья взглянув на своего наставника.
Давид встал и неожиданно щелкнул пальцами в воздухе. Все вокруг внезапно завертелось, и я повалился на кровать, ничего не понимая, полностью сбитый с толку.
Уже через секунду, помещение, в котором я находился, уменьшилось настолько, что я с трудом мог перевернуться на бок. Давид исчез, и я почувствовал запах машинного масла и бензина. Я каким- то образом оказался запертым в багажнике автомобиля, и только тоненькая полоска света пробивалась, через неплотно подогнанные прокладки кузова.
Я осмотрелся, и сразу узнал багажник моего собственного автомобиля, только в нем не было того, что я в нем оставил. Куда - то исчез труп…
Вдруг мне на висок что - то капнуло, и ледяной обжигающей струйкой поползло по щеке. Тут же я почувствовал сильный запах бензина и все понял…
-Пожалуйста, хватит. Прекратите, прошу вас, я же вам ничего не сделал, - кричал я, судорожно дергая ногами, в тщетной попытке выбить дверь багажника.
Бензина становилось больше с каждой секундой, и его пары уже начали проникать в мои легкие, заставляя меня задыхаться и кашлять, надрывая горло.
Потом я начал гореть…
Снова время словно бы замедлило свой обычный бег, и я кадр за кадром наблюдал, как бы со стороны, свою собственную гибель, в пламени пожара.
Я смотрел на свои руки, которые медленно начали пузыриться, и скрючиваться, постепенно превращаясь в обгоревшие головешки. Куски обгоревшей ткани приклеились к ним намертво и слились в единое целое. Больше всего меня насмешили мои новые тапки: шерстяные ворсинки на них, медленно съеживались, и тапки начали постепенно плавиться, приклеиваясь к моим ступням, причиняя невыносимую боль. Я даже помню, как сильно кричал, прося выпустить меня наружу. Потом просто кричал, от ужасной боли и безысходности. Потом я умер…
Очнулся я от того, что ощутил сильную тупую боль в кистях рук, и приглушенные редкие удары, похожие на удары молотка, когда забивают гвозди.
Я с трудом заставил себя открыть глаза, и мои внутренности скрутило от невыносимого ужаса. Меня прибивали к кресту…
Попытка закричать, окончилась неудачей, и сильной болью в губах: по-видимому, их просто зашили, или заклеили. Я смог лишь наклонить голову, что бы посмотреть на то, что происходит вокруг, и где я нахожусь.
Мой крест лежал на огромной сцене, какого-то театра. Зрительный зал был переполнен разношерстной публикой, которая затаив дыхание следила, за происходящим на сцене. Я смог различить на галерке, элегантно одетых дам и их кавалеров, которые даже слегка приподнялись со своих мест, словно завороженные представлением.
Тем временем, в мои ноги начали вбивать огромные ржавые гвозди. Палача, я узнал сразу: это был кривоногий карлик, одетый в балахоны палача, явно не по его размеру.
Себастьян ловко прижимал к моим дрожащим ногам притупленные гвозди, и потом, с неистовым остервенением лупил по ним молотком, забрызгивая все вокруг своими слюнями, и моей кровью. Я ничего не понимал. Если бы я спал, то не чувствовал бы такую ужасную пронзительную боль, вперемешку с безумным страхом окутавшим меня, и проникшим во все мои поры. Но я отчетливо помнил, как горел в багажнике собственного автомобиля, задыхаясь от дыма и адской боли.
-Что же это происходит со мной, кто эти люди, и куда я попал? – я тщетно задавал себе эти вопросы, в те мгновения, когда боль заставляла мое сознание отчетливо воспринимать происходящее. Когда же наконец, я был прибит к кресту, меня подняли и установили в специальном крепеже в полу паркетной сцены. Публика вдруг вскочила со своих мест, и начала аплодировать, выкрикивая браво, браво, брависсимо! Зрители вопили как ненормальные, женщины падали в обморок, мужчины плакали…
Неожиданно все стихли, и уселись на свои места. На сцену вышел высокий человек с французской бородкой, опирающийся на резную трость из красного дерева. Он медленно подошел к краю сцены, и поднял обе руки, как бы успокаивая зрителей. Он прокашлялся, достал носовой платок из кармана пиджака, и протер им выступившие капли пота.
-Господа, - начал он, - Я благодарю вас, за этот теплый прием, и за ваше внимание к этой драматической постановке…
Пока Давид пел дифирамбы этим ненормальным любителям искусства, меня лихорадило от невыносимой боли, пронизывающей все мое тело от кончиков пальцев ног, до последнего волоска на моем затылке. Кровь медленно капала из продырявленных ран, и у меня не было никакой надежды умереть быстро от потери крови.
Сквозь эту ужасную боль, до меня еле доносились слова Давида…
-И вот этот человек, - продолжал он, указывая пальцем в мою сторону, - Зверски убил одиннадцать женщин, а их тела закопал на территории заброшенного кладбища…
Меня, словно током прошибло. Как,
