***
- Кто выходит из маленьких нор?
Кто ручищами душит, детишки?
Если дороги Вам ваши кишки,
Не бродите средь маленьких нор...
Сухая рука, вся в ссадинах, без указательного пальца, качала металлическую, древнюю кроватку, найденную, по всей видимости, на подземной свалке, куда арестантам заходить крайне запрещалось. Хриплый, ещё узнаваемый женский голос напевал незамысловатую песенку, а где-то в углу слышался громкий храп уставшего человека. С потолка свисала лампочка, от тусклого света которой на стене плясали кривые очертания человека.
Малютка, пяти лет отроду, Василиска, как ласково называла девочку мать, дремала в металлической, ржавой кроватке, по бокам которой топорщились тонкие прутья. Её грязный, вздёрнутый носик шмыгнул, шевельнувшись, и ярко-зелёные глаза девочки открылись, она посмотрела на женщину, которую называла "мама".
- Мамусь, - шептала девочка, - ты, вот, поёшь мне эту песенку каждый раз, как я спать ложусь, а мне, почему-то, холодно от неё становится. Не пой её.
Женщина вздохнула и посмотрела на дочку.
- А коли не петь, то в миг тебя унесут жители маленьких нор. Чтобы помнила, вот и пою.
- А кто они, эти... жители?
- Это монстры.
- А кто такие монстры? - шептала девочка, шмыгая носом.
- Это такие существа, которые страшнее охранников.
Девочка широко открыла глаза, на её пухлых щёчках заплясал румянец, словно "страшнее", прозвучало, как "море, море леденцов!".
- А ты говорила, что страшнее охранников, нет никого на земле!
- Всё, Василиска, спи!
Девочка послушно закрыла глаза и прошептала.
- А завтра, в общей комнате, можно мне поиграть с Арсюшкой?
- Если будет, как в прошлый раз...
- Нет, - помотала головой девочка.
- Смотри мне, занозка! - улыбнулась мать и, перегнувшись через высокие прутья кровати, чмокнула девочку в грязный лоб.
***
Рано утром, взвизгнула сирена, означающая, что все арестанты мужского пола, трудоспособные и здоровые, должны встать перед дверью с вытянутыми вперёд руками. Ждала тяжёлая работа на рудниках, заброшенных шахтах, подземных заводах и фабриках. Снаружи, за бетонными стенами, послышались крики охранников, скрипы отпирающихся дверей, клацанье наручников и шорох автоматов за спинами надзирателей. Все эти звуки, вместо утреннего кофе, подавались каждое утро в каждую жилую камеру, они бодрили пугающим трепетом, потому что кто-нибудь может не вернутся с работ, умерев от изнурительного труда, или же от пули, если охранник посчитает твои действия противоправными. Противоправными считались все действия, которые охранник посчитал таковыми. Нет ни чётких правил, ни списка. Есть палец и курок, приводящий приказ в законную силу.
Пётр Николаевич Молчанов, хлебнув наскоро мутного кипятка, зажевав всё хлебом с маслом, встал около двери, подмигнул дочери, и тяжело посмотрел перед собой на массивную железяку. Не прошло и пяти секунд, как послышался крик:
- Руки вперёд!
И дверь отворилась. Пётр Николаевич сделал шаг, переступив красную черту, называвшуюся одновременно и порогом, и "линией расстрела", послышались щелчки наручников и дверь закрылась.
Василиска вздохнула, опустила глаза и подёргала своё рваное платьице.
- Мама, а у Катюшки платьюшко красивое и не дырявое совсем! Вот бы и мне такое... Вот бы здорово было опять на помойку сходить...
Мать, убиравшая со стола, быстро подскочила к девочке и сжала кулаки
- Ну-ка, заткнись, Василисушка! Если кто-то узнает, что я ходила на... - она оглянулась, словно в камере мог быть кто-то ещё, - меня убьют! Мамы не станет, понимаешь?
На глаза Риммы Молчановой навернулись слёзы, она подняла руку и легонько дотронулась до немытой головы своей дочери.
- Мамусь, не плач. Я же знаю, что я глупая у тебя!
Девочка сделала жест, показывающий, что рот закрыт на замок и слабо улыбнулась, заглядывая в глаза матери, ища там хоть каплю одобрения. Вместо этого, слёзы у Риммы побежали ещё быстрее, и, она обняла дочь, трясясь от рыданий, Василиска маленькими ручками гладила маму по плечу.
- Мамусичка моя, не плач. Ну, чего ты? Ты опять дедушку вспомнила? Помнишь, когда-то ты плакала, а я тебя вот точно так же успокаивала? Помнишь? А ты говорила, что вспомнила дедушку...
Мама отняла заплаканное лицо от дочери и заглянула ей в глаза, в которых, глубоко на дне, плавали искорки какого-то невидимого счастья. Девочка вся светилась.
Как сказать маленькой дочке, что она - второй ребёнок в семье? Как объяснить ей, что в их мире живут только первенцы?
- Да, дедушку, - закивала Римма.
- Видимо, дедушка был хороший человек. Он не был охранником и монстром из маленькой норы?
Мать улыбнулась.
- Нет, маленькая, он был такой же, как и мы. Преступник. Только он никого не убивал, он воровал.
- Как и мы! - обрадовалась Василиска.
- Тшш! - мама приложила тонкий палец к губам.
Девочка покорно склонила голову.
- Нужно варенье съесть, а то скоро обыск...
- Ура, варенье! - маленькая Василиска вскочила с кроватки, с грязных простыней, и побежала к столу.
***
Общая камера для прогулок, как всегда, была наполнена женщинами, детьми, немощными стариками и инвалидами, умалишёнными. Над головой светила огромная ультрафиолетовая лампа, то там, то здесь прогуливались тени в лохмотьях, кто-то прятался во мраке, избегая суровых взглядов охранников. Говорили тут очень тихо, боясь друг друга и пения автомата, стихи которого чаще всего убивали. Любой поэт позавидует. Василиска и Арсений копались в какой-то жиже; девочка гладила пластмассовую голову куклы.
-А ты слышал про жителей маленьких нор? - прошептала Василиска.
Арсюшка поднял на неё свой один единственный глаз.
- Это кто?
- Это монстры! Страшнее охранников...
- Врёшь всё! Нет ничего страшнее охранников. Смотри, какие здоровенные, с пушками стоят. Того и гляди не понравится им, как мы тут с тобой шепчемся.
Девочка взглянула на огромный пьедестал, в метров шесть высотой и покрепче прижала куклу к груди. Надзиратель, в серой форме, стоял неподвижно, держа перед собой автомат, крутя головой, высматривая нарушителей. Василиска зашептала быстро и совсем тихо:
- Всё равно, мама говорит, что жители маленьких нор, куда страшнее! Они утаскивают маленьких детишек, вроде нас с тобой, и едят их.
Девочка не помнила, чтобы мама такое говорила, но упрямство Арсюшки злило её, да и сама мысль о чавканьях в тёмной, круглой норке, её, почему-то, забавляла. Мальчик широко раскрыл свой единственный глаз.
- Пугаешь меня!
- Нет, - Василиска загадочно закатила свои глаза, - даже стишок такой есть... "Кто выходит из маленьких нор? Кто ручищами душит, детишки?"
- Ну, хватит! Сама-то их видела?
Девочка нахмурилась.
- Вот, неверующий-то! Ну, и ладно! Вот, посмотрим, как тебя они утащат в нору и съедят!
Арсюшка выпрямился в полный рост слишком быстро, чтобы остаться незамеченным охранниками. С высоты раздался душераздирающий крик:
- Аресений Кантилов номер пять! Немедленно выполните своё действие повторно, по соответствующему нормативу!
Мама мальчика обернулась на этот крик; медленно, без резких движений. Её лоб моментально покрылся холодной испариной. Она широко открытыми глазами наблюдала за происходящим, а губы беззвучно произносили:
- Арсюшенька, делай, что говорит дядя... делай, мой мальчик.
Наступила тишина, прекратились шёпоты, напоминавшие шелест целлофана, и все замерли, смотря на мальчика, а тот совсем онемел от страха и теперь не понимал, что от него хотят. Василиска сжала губы, будто боясь, что рот снова шлёпнет что-то лишнее. Но, как не странно, девочка снова почувствовала какую-то внутреннюю радость, розовой волной поднимающуюся от живота к голове. А Арсений продолжал стоять. Послышались звуки предохранителей и холодные щелчки затворов, заставившие мальчика опомниться и приступить к решительным действиям. Он, как робот, медленно опустился на землю, а потом, ещё медленнее встал и оглянулся, ища одобрения, взглядом спрашивая "всё ли правильно я сделал, дяденьки?". Все снова задвигались, зашептали, а охранники приняли свои привычные позы, будто ничего и не произошло. Опасность миновала и тут же была забыта.
Василиска невинными глазами посмотрела на друга и спросила:
- Так нельзя! Ты что, не знаешь?
Мальчик всё ещё смотрел впереди себя, словно ему было стыдно за свой поступок перед всеми на свете, его затрясло, глаз задёргался, и по щеке покатилась одна единственная слеза. Василиске стало, вдруг, жалко друга, она протянула ему руку и погладила по изуродованной щеке.
- Но, всё равно, монстры из нор страшнее, - улыбнулась Василиса.
- Угу, - промычал Арсений, - что может быть страшнее...
"Вот болван! - негодовала девочка, - проучить бы его". Она оглянулась и заговорила зловещим шёпотом. Забавная игра! Страх Арсения походил на сладкий леденец, запечатанный в прозрачной обёртке. На него было приятно смотреть и представлять, какой он вкусный и вязкий.
- Вон, смотри, - говорила она, как ни в чём не бывало, нарочно не замечая сильнейшего шока Арсения, - смотри, вон там, есть темнота. Видишь? Ну, видишь, Арсюшка? Ага, вон там. Смотри, какая она тёмная! Темнее всего на свете! Как ты думаешь, почему туда никто не ходит? Да потому что там есть нора. Маааленькая такая норка. А в той норке живут монстры. Поэтому, туда никто не идёт. Потому что там много людей пропало. И там косточки валяются вокруг. Маленькие косточки детишек... Вроде нас с тобой!
Арсений посмотрел сначала туда, куда показывала Василиска, а потом на мать. Галина Фёдоровна сидела там же, у кровати больного отца, но смотрела на сына и подойти в такой момент к своему чаду - означало новые проблемы, новые вопросы.
- Врёшь всё! - упрямо говорил мальчик, холодея от страха, - туда никто не ходит потому, что боятся охранников! И там совсем ничего не видно, как в других углах.
- А ты проверь! - Василиска задрала подбородок, всё так же улыбаясь.
- Ну, вот ещё... - пробубнил мальчик.
- Струсил! Совсем закона не уважаешь! "Перед охранниками у нас нет ни боли, ни чувств!".
- Ты совсем дура! - обиделся Арсюшка и медленно встал.
- Вот, тебе надо, возьми сама и проверь! Такие, как ты, потом убиваются автоматами! Я помню, как одного мальчика застрелили за то, что он громко шмыгнул носом!
И, гордо подняв голову, мальчик направился к маме.
- Возьми и проверь! - показала язык девочка, - вот, возьму, и проверю!
Она посмотрела на дальний угол камеры, окутанный вязким и смертоносным мраком. И, в какой-то момент, маленькой девочке показалось, что она видит круглую норку в земельной стене, а потом, в этой норке, мелькнули два светлых фонарика, похожих на глаза. Девочка вздрогнула, быстро кинула взгляд на охранников, а потом снова посмотрела с интересом в густую темноту. В голове запела мама:
"Кто выходит из маленьких нор...".
"Там что-то есть! Я точно знаю, там что-то есть".
Она снова посмотрела на огромный пьедестал. Охранник, в сером костюме, с какими-то непонятными картинками на плечах, держал перед собой автомат, а глазами бродил по снующим там и тут арестантам. Ничто не ускользнёт от его взора. Никто. И, тогда, заговорит чёрное дуло автомата...
А в углу темнота, и там непременно кто-то есть. Монстры из маленьких нор? Возможно. "Вот бы взглянуть на тех, кто в разы страшнее охранников! Одним
