молод, по-прежнему пока привлекателен и, как и прежде, ей совершенно не пара.
- Ничего, - ответил он, отводя взгляд от её вежливо-насмешливых глаз. – Копчу помаленьку. Дышу через раз.
Аллочка, слыша его и не слушая одновременно, раскрыла свою сумочку (сумочка была не менее жеманно-изящной - а как же! – чем сама Аллочка) и достала оттуда что-то тонкое, длинное и по дорогому матово-заблестевшее.
- Презент, - сказала она и протянула вещь. – Карандаш и зажигалка. Одновременно. Очень удобно. В твою коллекцию.
Она не забыла! Да, его единственной, по настоящему серьёзной, можно сказать – маниакальной страстью были карандаши. Коллекцию начал собирать ещё его, Вадика, дед, очень недурственный по местным масштабам художник-портретист. После его смерти коллекция оказалась у его единственного сына, Вадикова отца, классного чертёжника, тоже, впрочем, не лишённого творческой жилки. А от него – уже к Вадику, к живописи никакого отношения не имевшего, но художественным вкусом – гены, гены! – всё-таки обладавшему. Чем он несомненно гордился и на что порой покупал» и своих легкомысленных ровесниц, и более взрослых дамочек, и даже вроде бы абсолютно серьёзных барышень из серьёзных семейств.
- Спасибо, - хмыкнул он. Хотел, чтобы получилось иронично-насмешливо, а получилось по щенячьи растерянно.
- Значит, помнишь?
- А я, Вадик, всегда и всё помню, - опять отчеканила она, пристально, не моргая, глядя ему прямо в глаза. Джеймс Бонд в юбке, вдруг подумал он и испугался. В первый раз испугался. И именно её, Аллочки. Железная леди. Штандартенфюрер Штирлиц. Нет, не Штирлиц – Мюллер! Гестаповский рыцарь без страха и упрёка. «Пал Андреич, вы шпиён? – Видишь ли, Юра…». И ведь неспроста она так смотрела! Не только из вежливости (да какая там к чертям собачьим вежливость, с таким-то гестаповским взглядом!) и не просто из любопытства. Нет, нет и нет! Тогда что, что, что?
- Ну, бывай! – неожиданно закончила она и – вот чудо-то непредсказуемое! – вдруг быстро чмокнула-чпокнула-клюнула его в щёку.
И так же стремительно ушла. Опять так же, как тогда, полгода назад, звонко и задорно цокая каблучками. Полгода сжались в один день, и платиновая блондинка, которую он упорно штурмовал-обхаживал целый месяц, вдруг превратилась в досадное недоразумение.
Прошёл ещё год. Вадик закончил институт, женился на то самой «обхоженной» блондинке (нет, нормальный ход! Папаша – директор магазина сантехники. Тот ещё барбос. Мамаша ударно трудится в сфере общественного питания директрисой одного из городских ресторанов. Так что можно жить!) и теперь жил у горячо любимой супруги, которая перекрасилась в цвет взбесившейся мимозы (самый стон среди дочерей директоров санитарно-технических магазинов и ресторанных работиков). Жизнь постепенно втянулась в свою обычную, стандартно-скучную, сонливо-спокойную, философски-вяло-раздражительную, мещанско-обывательскую колею с периодически устраиваемыми для взбодрения кухонными склоками, сценами ревности и семейными вылазками в театры и на природу, и тайно-конспиративые - по бабам.
Вы, конечно, ждёте фазу типа «…и вдруг!». Не ждите. Её не будет. В реальной жизни вообще очень-очень-очень редко происходит это самое «…и вдруг». Даже классическое внезапное нападение мрачного громилы в тёмном переулке «вдруг» не бывает. Хотя бы потому, что никто вас не заставлял шляться именно по таким вот переулкам. Прошли бы чуть вперёд - и вышли на ярко освещённую, оживлённую, совершенно внешне не криминальную улицу (если только на перекрёстке машина сшибёт, но это уже совершенно другая ситуация). И вместо того, чтобы ползать по мокрому, склизкому асфальту, слепо щурясь и наощупь собирая детали разбитых очков, бумаги из бесцеремонно распахнутого портфеля и выбитые зубы (хорошо ещё что ножик в бок не получил!), вы могли бы спокойно и с гордо поднятой головой дефилировать по этой самой ярко освещённой улице, утверждая всем своим торжествующим видом, что человек – это звучит не только паскудно, но порой, бывает, и достаточно гордо! А если свернул в переулок, если нарвался – то и получи в обе руки. Всё закономерно, всё как и положено, и не на кого, кроме себя, дурака, обижаться.
Хотя пусть будет это «а вдруг!». Пусть! Нашему повествованию оно не помешает, а для добавления интриги – само оно! Тогда продолжу так: и вот в один из таких вот скучно-тягомотных вечеров, сидя в потёртых, пузырящихся на коленках тренировочных штанах (а эта перекрашенная дура, что сидит сейчас под боком, клялась и божилась, что настоящий «Адидас»!) и с уныло равнодушным интересом разглядывая в телевизоре фальшиво-деловую дикторшу, демонстрирующую свою дежурную деревянную улыбку, наш окольцованный Вадик неожиданно увидел её, Аллочку.
- В начале прошлой недели Матвей Гурьев, бывший подполковник российской армии, ныне - владелец финансовой группы «Источник», или, как называют его на Западе, владелец заводов-газет-пароходов, подарил своей подруге, нашей бывшей соотечественнице Адриане Жюпен виллу на Лазурном берегу, - радостно сообщила теледикторша (чтобы эта сука подавилась этой грёбаной виллой, было написано на её дежурно-приветливом лице. А тут читаешь вам, козлам, день и ночь про чужое богатство – и ни одна скотина даже «спасибо» не скажет. Я уже не говор о свободно конвертируемой валюте.).
Оператор тут же дал крупным планом аллочкино лицо. Аллочка-Ариана холодно поёжилась, настороженно улыбнулась и вдруг показала «уважаемым телезрителям» свой изящный жюпеновый язык. Дескать, что, съели, дорогие соотечественники? Клала я на всех вас с большим соотечественническим прибором! Нет, хорошая девочка! Смело шагает в ногу с суровой современной действительностью!
- …а вечером того же дня, - продолжил телевизор. - госпожа Жюпен внезапно исчезла при очень загадочных обстоятельствах (и при этих словах на теледикторском лице заискрилось-заполыхало настоящее, огромное, искреннее женское счастье.). Продолжавшиеся все эти дни поиски результатов не дали (ура!ура!ура! Осиротела лазурная вилла! Чтоб она утонула, эта Жопена! Чтоб её тамошние лазурные акулы безвозвратно сожрали! Чтоб она осознала напоследок, проглатываясь в акулью пасть, как предавать горячо любимую Родину, в которой простым несчастным дикторшам достаются лишь жалкие объедки с жирного телевизионного стола!). Из неофициальных источников нам стало известно, что госпожа Жюпен месяц назад привлекалась Марсельским судом в качестве свидетельницы по уголовному делу о крупной экономической афере некого международного концерна, занимающегося торговлей оружием. К поискам госпожи Дюпен подключился Интерпол. Мы будем информировать вас о ходе розыска. Прогноз погоды…
Бред какой-то, фыркнул Вадик. Госпожа Жюпен… вилла на Лазурном берегу… Этот гнида подполковник… Международная торговля оружием… внезапно исчезла… Прямо Мата Хари какая-то! Мата Хари, Мата Харя, Аллочка по фамилии Жюпен… хотя жопен у неё при нашей последней встрече был по-прежнему ещё очень даже ничего… Харя – морда… Владелец заводов-газет-пароходов… Да, это Маяковский… Чушь собачья! Да задеритесь вы все вместе со своим ворюгой-подполковником, Лазурным берегом и Интерполом! Чтобы у всех вас в ваших жопенах геморрои дружно повыскакивали!
В эту ночь он любил свою фальшивую блондинку с каким-то садистским наслаждением, а он с наслаждением, уже типично мазохистским, так же яростно эти его любовные ласки-пытки принимала.
- А ты у меня, Вадя, оказывается, тот ещё спец, - заключила она довольно, когда, обессилев, они, как вдоволь насосавшиеся крови клопы, отвалились друг от друга и расползлись по разным краям купленной на днях на распродаже в элитном, но удачно для покупателей банкротящемся магазине этот суперсовременный сексодром - чудо японско-южнокорейского производства.
- Чего это ты так разгорелся-то? Или фильмов блядских насмотрелся?
- А чего тебе не понравилось? – огрызнулся Вадик. Супруга так и осталась для него всё той же абсолютно бесцветной платиновой блондинкой, с которой он год назад встретил в бассейне ныне успешно пропавшую даже для Интерпола Аллочку.
- Почему же не понравилось? – усмехнулась супруга. – Самэц! Есть ещё, оказывается порох в пороховницах! А то всё ноешь - «устал», « не хочу»! Эх, Вадик, Вадик! Я же всё прекрасно понимаю! Какие мы с тобой супруги… Так, для штампика в паспорте, - и она лениво, как сытая кошка, потянулась. За это лениво-сытое потягивание Вадик сейчас готов был её убить. Хотя в чём она-то виновата? Только в том, что она - не Аллочка?
- Но если уж женился на московской прописке – терпи, – продолжила она нравоучительно и потянулась за сигаретой. - А за разогрев – большое спасибо. Действительно постарался. Я оценила.
-Большое пожалуйста, - буркнул он недовольно и поморщился от сигаретного дыма. Вадик был всё-таки воспитанным человеком и не любил, когда курили в постели.
И опять он совершенно не удивился, когда повстречал её теперь уже в сквере, по пути из школы.
- Привет, - сказала она, и изящные серёжки в её ушах сверкнули призывно, хищно и весело. В интонации было что-то новое, незнакомое, что одновременно и настораживало, и призвано было загипнотизировать и расслабить.
- Привет, - ответил он и даже изобразил нечто наподобие улыбки. – Тебя уже нашли… террористка-аферистка?
- Это ты про что? – фальшиво удивилась Аллочка (слишком быстро и слишком фальшиво. Так не бывает.). Теряешь квалификацию, подумал он со злорадством. Похоже, давно не репетировала.
- Про Интерпол, про чего же ещё!
- А, ты про это… - в голосе её послышалось не столько злорадство, сколько разочарование. - Да нет. Не нашли.
- Почему?
- Не захотели.
- Чего «не захотели»?
Она пожала плечами: искать, чего…
- Да что мы о каких-то пустяках… Как живёшь-то, Вадим?
- Нормально. Женился. Учу детей. Коплю на машину.
- Могу помочь с деньгами, - быстро сказала она (смеётся? Похоже, нет. Сука набриллианченная. В отделение тебя, что ли, отвести? Может, премию какую выпишут за международно разыскиваемую? Должны быть нехилые «бабки». На машину наверняка хватит.).
- Нет, не надо, - ответил Вадик, хмыкнул и решил не отводить. – Наберу.
- Боишься? – усмехнулась она.
- Боюсь, – признался он. – Слишком на разных орбитах мы вращаемся. Если столкнёмся – взорвёмся. А мне это надо?
- Надо, - просто сказал она и тут же уточнила. – Мне. Этот козёл мой… умер, в общем. Скончался при соответствующих обстоятельствах. Теперь я – богатая вдова. Продолжать его дела не собираюсь, да к ним и не подпустят. Теперь имею полное право спокойно жить. Заслужила, - и опять неожиданно, опять как в прежние разы перед его глазами появились её глаза. На этот раз совершенно серьёзные, спрашивающие, ждущие.
- А, Вадим? – понизив голос, одними губами спросила она с давно, казалось, забытым, но совсем, оказывается, не забытым волнующим придыханием.
- Да ты что? – он не то чтобы опешил, и даже не удивился, словно давно ждал чего-то такого необычного. Впрочем, именно такое предложение было именно в её характере. У международно разыскиваемых – свои причуды.
- Зачем это мне?
- А мне? - с непонятным вызовом спросила она. – Мне одной-то? Куда столько? Вот я и подумала…
- Что?
- Да так. Ничего… - опустила она голову
