Копыта вороного коня, не оскверненные, как выразился бы его всадник, подковами, мягко ступали по прелой траве Восточного Леса. Над кронами вековых деревьев все четче проступала багряная кровь заката. Птицы, до того весело щебетавшие на замшелых ветвях, прятались от грядущего мрака. Постепенно воздух наполнялся стрекотом сверчков, оттесняющим чарующую музыку дневной суеты невыразимо прекрасной в своей дикости природы в обитель сонной тишины. Даже ветер, забавлявшийся с листвой, утих, оставив странника на вороном коне наедине с призраками лунного царства, вещавшими о тайнах мира устами ночных тварей.
Его звали Ирд. Это имя не было получено им в дар от матери, окончившей свои дни в рабских цепях за много верст от этих мест, в Царстве Полной Луны. Отец, однажды осмелившийся поднять руку супротив господина в попытке защититься от побоев, был четвертован ещё до того, как Ирд появился на свет. Смерть шла за младенцем по пятам с самого рождения, и мать, чьё молоко ещё не успело насытить его, последовала вскоре за своим мужем в мир теней. Когда рауулы, кочевое племя варваров, посягнувшее на лавры бога сражений Пракенна, напали на провинцию, где Ирд был удостоен дара жизни, лишь немногим удалось спастись от клинков и стрел безжалостных звероподобных врагов. Знатные жители, в надежде откупиться золотом, вышли к рауулам без оружия, и первыми пали в неистово забурлившую реку крови. Варвары не знали цены золоту. Им ведомs были лишь упоение битвой, наслаждение смертоубийством, вкус победы сильного над слабым.
Увидев темноволосого младенца в хижине простолюдина, оставленного один на один со своей смертью, славный воин племени, нареченный самим ветром степей Салтахом, решил взять дитя себе. То было не милосердие, ибо варвары были оному чужды. Ни одна из десяти жен Салтаха так и не смогла подарить ему сына, который пошел бы по его огненным следам навстречу новым битвам, навстречу остро заточенным минувшим лихолетьем клинкам воинов Йербенской крепости, вставшей безмолвным, но несокрушимым часовым у замка правителя Царства Полной Луны. Навстречу кипящему маслу и тяжелым камням, разбивающим головы.
Салтах решил, что найдёныш – это дар самого Пракенна за пролитую в прошлых битвах горячую кровь врагов, и с той поры души не чаял в сыне, возвысив его над тремя своими кровными дочерями. «Вы пришли ко мне из чрев матерей, а его принесла длань бога» - говорил он, когда в девах, чья красота расцвела едва ли не быстрее их коварства, вспыхивал пламень возмущения. Нелегко жить с тем, что названный брат вытесняет из сердца родных детей. Возмущение, подобно куколке шелкопряда, однажды раскрылось, породив ненависть, холодную и расчетливую. И когда Салтах пал в сражении, став долгожданной добычей воронов, дочери его, Шиалла, Энга и Сулри, возжелали умертвить Ирда, едва ступившего в четырнадцатый год своей жизни. Обладавший удивительным даром чувствовать дыхание смерти, юноша бежал из лагеря рауулов до того, как в его шатёр пришли эти фурии.
Так начались его странствия, длившиеся уже полтора десятка лет, подарившие ему меч и коня, приведшие в Восточный Лес в поисках ложа для кратких мгновений сна перед новой дорогой. Ирд не искал богатств, славы, не желал утопать в пышных телах роскошных женщин – то говорил в нем дух рауула. Но блеск клинков и красная от крови земля не влекли его в огонь сражений, как влекли бы истинного варвара. Ирд не видел чести в умерщвлении слабого сильным. Его сердце пылало яростью, когда при нём унижали тех, кто не мог поднять меч для своей защиты. И тогда Ирд обнажал свой клинок, и обращались сильные холодными трупами в угоду слабым. За такие его деяния, Ирда прозвали Справедливым, и едва ли не в каждом обитаемом жилище он мог рассчитывать на ночлег и на сытный ужин. Но в странствиях своих Ирд Справедливый всё же редко видел сны под крышей дома, ибо любил ночевать под открытым небом, искренне веря, что так он ближе к богам, и потому под их защитой до самого пробуждения.
Странник выехал на небольшую поляну и спешился. Привязал коня к стройному стану молодой сосны, выглядевшей такой одинокой и несчастной среди своих старших сестер, собрал немного хвороста и разжег костёр.
- Спокойного тебе сна, Легар, - сказал Ирд коню, устраиваясь на траве. Он сам нарек так своего верного скакуна, и в том был особый смысл, ибо с одного из старых наречий рауулов «легар» переводилось как «летящий во мрак без страха». Легар не ведал усталости, не сбрасывал с себя седока, поддавшись ужасу, в те мгновения, когда было, чего бояться. Он был другом, за которого не жалко было отдать свою жизнь, другом, который не пожалеет себя в миг опасности.
- Спокойного сна, Легар, - повторил Ирд и сомкнул веки.
