О "Безверии" Пушкина, точнее о Его Вере

оставляется чадами Его, а не рабами господскими, - безусловная Свобода, данная им Отцом их Небесным от рождения по Слову своему.

                          Поэт настолько глубоко любил Божий Мир, настолько веровал в его самодостаточность и непреложную ценность, что пишет в 1929 году, через двенадцать лет, как бы продолжая тему юношеского «Безверия»:
                                         
                                          И пусть у гробового входа
                                          Младая будет жизнь играть,
                                          И равнодушная Природа,
                                          Красою вечною сиять.

                           В этом вполне реальном, не только поэтическом, но вполне принципиальном для Пушкина обожении Природы не языческий гилозоизм или же пресловутый пантеизм, но предметное знание – этическое и эстетическое понимание глубины предвечного божественного плана творения Единого Божества, всепрощающего и одухотворяющего дольний мир Своею Животворящею Благодатью.
                          Того самого «Бога тайного», коего юноша-поэт «зрел» в
                          «вечерней тишине,…в безмолвных тех местах, где кровных и друзей священный тлеет прах,…над хладною могилой, где нежной Делии таится пепел милый»,
                          «находил там его, где илистый ручей проходит медленно среди нагих полей; где сосен вековых таинственные сени, шумя, на влажный мох склонили вечны тени»,
                           « в тишине семьи, под кровлею родною, в беседе с дружеством иль тёмною мечтою»,…
                            «в пышности свободной простоты открытой красоты Природы».

                             Нет, совсем не случайно, поэт призывает видеть лучшее в человеке
                            «не там, где каждый день тщеславие на всех наводит ложну тень» - не в собраниях, учреждениях, может быть и не в блестящей вычурными окладами, прикрывающими убожество жалкого искусства богомазов, церкви.
                             И насколько же Вера юного поэта превосходит уверения оторванных от жизни природы и устремлённых в неземные высоты адептов, посылающих в гордыне проклятия т.н. тёмному материальному миру.
                             Превосходит Вера Пушкина и блуждания мысли философско-богословские в бесплодном скептическом отрицании дошедшие как до мистической отрицательной теологии (Дионисий Ареопагит), так и до проективной практической модели возрождения праха умерших(Н.Ф.Фёдоров).

                            «Забыв о разуме и немощном и строгом, с одной лишь Верою повергается пред Богом»
                             юный восемнадцатилетний гений!
                             Он как выведенная пред нами «дева юная»
                            «у гроба матери колени преклонив»
                            «в печали безмятежной возводит к Небу взор болезненный и нежный»
                            «вздыхает медленно, могилу обнимает – всё тихо вкруг» его, «а кажется внимает».
                            «Как Ангел горести» он «плачет потоками слёз»
                             «сладостными для страждущих очей» « дорогими сердцу Свободою своей».

                             Сам Свободный, юный Поэт оставляет Свободу и Божьему Творению.
                             Единственное и естественное ограничение Свободы по Пушкину – это преимущественная любовь к ближним, к земле своей родной:
                                   
                                   И хоть бесчувственному телу
                                   Равно повсюду истлевать,
                                   Но ближе к милому пределу
                                   Мне всё б хотелось почивать.  
                               
                                     …………………Но как же любо мне
                                    Осеннею порой, в вечерней тишине,
                                    В деревне посещать кладбище родовое,
                                    Где дремлют мёртвые в торжественном покое.
                                    Там неукрашенным могилам есть простор;
                                    К ним ночью тёмною не лезет бледный вор;
                                    Близ камней вековых, покрытых жёлтым мохом,
                                    Проходит селянин с молитвой и со вздохом;
                                    На место праздных урн и мелких пирамид,
                                    Безносых гениев, растрёпанных харит
                                    Стоит широко дуб над важными гробами,
                                    Колеблясь и шумя…  (1836 г.)