дочкой смотрели на это молча, уже почти без удивления, но с испугом и состраданием, хотя обе понимали, что на их глазах происходит что-то одновременно и неестественное, и обыкновенное.
-А ты что, выходит, сам себя ешь?..- наконец спросила Юлька, и мама только легонько взяла её за руку.
-Вынужденная мера,- просипел он и засыпал в горло остатки песка,- его уже давно пора сменить…
И больше ни Настасья, ни Юлька не спрашивали у него, что случилось ночью – хватило только нескольких гневных взглядов Настасьи и покорно-примирительных Васьки. Они обыкновенно собирали вещи, а Васька, за неимением других вещей, пошёл на небольшую площадку за домом, где была доморощенная куча песка, оставленная строителями после стройки. Вася насыпал там две двухлитровых бутылки и понёс их домой – не в свой, но уже ставший до предела знакомым. «Вот так- думал он, поднимаясь по ступеням,- стоит одну ночь поспать, и место уже родное».
Разложив свои вещи в сумку, Юлька пошла на кухню – наблюдать за мальчиком. Она аккуратно присела рядом и смотрела, как он просеивает песок от мелких камешков и ракушек. Васе не сказать, что это было неприятно, но он каждый раз чувствовал, что отличается чем-то очень сильно и вызывает интерес, но не как личность, а как явление – обыкновенное любопытство со стороны большинства. Парень вздохнул, взял отсеянный песок, таз, и пошёл ванную, заперевшись на щеколду. Но Юлька и сама всё поняла, а потому ушла снова помогать маме.
В шесть часов они пошли к главной дороге в городе, мимо которой проезжал с интервалом в несколько часов междугородний автобус. Они пробили билеты и пошли внутрь, не такую тесную как обычно.
-Мам, а можно я с Васей поеду?
Настасья хоть и почувствовала некоторую ревность, но всё же была горда за свою дочь, что она поступала верно.
И вот через полчаса автобус высадил их на просёлочной дороге, и они пошли дальше вдоль леса и небольшой деревушки, прикорнувшей в своём литургическом сне прямо у дороги. Васька всё старался отстать от них хотя бы на несколько метров, хотя бы на то расстояние, на котором он мог бы чувствовать разницу между собой и ими. Но каждый раз, когда так получалось, его дожидалась Юлька, брала за руку и упорно вела вместе с собой. Они шли и молчали – потому что сам Васька не мог говорить. Он только смотрел по сторонам на небо, уже, казалось бы, предвещавшее близящейся вечер, на избы, чудом сохранившие свою обветшалую узорчатую резьбу, на берёзы, нависшие своими пятнистыми кружевами над дорогой… Он всё шёл и думал, шёл и боялся спугнуть то недоверчивое чувство, которое возникало в нём при виде всего вокруг.
А деревушка постепенно оставалась позади, и вот они шли уже вдоль просёлочной дороги и, завернув налево, пошли уже через поле по глиняной тропинке. Дом Настасьин находился на отшибе, подальше от остальных деревенских домиков – ровно между небольшой просекой и полем в пятьдесят соток. Это и было их летнее жилище, купленное всего год назад и прибывавшее в некоторой запущенности. Но на самом деле, в этом богом забытом уголке было практически всё, что нужно человеку, чтобы тот ощущал себя покойным и счастливым. И это тревожное, трепетное ожидание чего-то давно забытого теплилось в Васькиной душе, и он до последнего искал этому подтверждение. И когда они уже зашли в дом, оказавшийся гораздо светлей и просторней, чем казался снаружи, когда Юлька, что-то говоря и о чём-то смеясь, побежала в противоположную комнату, когда Настасья поставила сумки на пол и пошла куда-то вбок, где была кухня… Вася ходил как во сне, прислушиваясь к своим ощущениям, будто он уже знал, куда надо идти.
Он прошёл весь дом поперёк и остановился у лёгкой деревянной двери, наполовину закрытой запылившимся пластмассовым стеклом. Он взялся за круглую ручку и повернул её до упора, а потом легонько надавил, и дверь открылась со стеклянным звоном маленьких колокольчиков. В глаза пареньку ударило заходящее солнце, он прищурился и сделал шаг вперёд, и дверь за ним захлопнулась. Он стоял на небольшой открытой веранде, и впереди у него было поле, по пояс закрытое луговой травой, просвечивающей кончиками на солнце, и сзади у него еле заметно звенели колокольчики хрустального ветра, привязанные к двери. И если бы у Васьки было сердце, оно, должно быть, забилось бы сейчас очень сильно – ведь он наконец нашёл то, чему искал подтверждение. Теперь совершенно ясно, ясно, как и ветер, гуляющий по траве, как колокольчики, мелко звонящие на ниточках, также ясно он понял, что был здесь когда-то. Когда-то давно, тогда, когда он и сам того не помнил.
«Как хорошо…- думал он,- Да даже если я сам это только что придумал, это следовало бы сделать…» Все эти смутные воспоминания – он делал их своими, делал всё, что ему нравилось, частью своей прошлой жизни. Васька смотрел вокруг – на весь этот размах холмистых полей с убегающей вдаль тропинкой, на берёзовую просеку, шумящую своими резными ветвями… Он был здесь когда-то.
-Вась, а Вась?..- спросила Юлька, незаметно подкравшаяся сзади, подёргав парня за футболку,- пойдём, ты нам с вещами поможешь, а я тебя потом на карьер отведу?
Вася посмотрел на неё и улыбнулся.
В доме была одна большая комната, разделённая на небольшой закоулок большой деревенской печью, уже давно не использовавшейся по назначению – и теперь от неё тянуло холодком и запахом плесневелой золы. Комната эта была тёмной, но на окнах весели седые лёгкие занавески. Настасья начала убирать с кроватей кули с бельём, а затем застилать кровати – две большие, для себя и Юльки. Васе девушка указала на раскладушку, стоявшую под старыми ветровками в коридоре.
-Давай, тащи её сюда в комнату,- говорила Настасья, и с её лба свешивалась длинная прядь светлых волос,- с нами будешь спать.
Вася потащил раскладушку в комнату, упираясь ногами в пол, думая, какого это будет – спать вместе с ними, людьми чужими, но поверившими ему.
-Мам, я всё,- крикнула Юлька с кухни, забегая в комнату,- еду разложила, а конфеты на стол оставила, чтобы мы их с чаем вечером поели…
-Хорошо, молодец…
-Мам? Можно, я Васю на карьер свожу?
Настасья устало посмотрела на неё и заправила чёлку назад, а потом, прищурившись, глянула в окно.
-Сейчас поздно уже, завтра сходите…
-Ну мам!..
-А ты своди его на детскую площадку… Покажи ему колодец, дома… Но только давай побыстрей. Через час мы будем ужинать.
Юлька без слов подошла к Ваське, взяла его за руку и вывела из комнаты.
-Жалко,- сказала она уже в коридоре,- но так, наверное, даже интереснее. Просто до карьера идти далеко… Но площадка тоже так ничего!
Васька усмехнулся и вышел вслед за ней. Они пошли через просеку к деревушке. Где-то там, посреди разросшегося молодняка проглядывалось некогда обустроенное футбольное поле с небольшими железными воротами, уже заброшенное и вряд ли используемое по назначению. Васька посмотрел на это быстрым взглядом, глянул на шагающую впереди Юльку и вдруг улыбнулся. Но тут же закусил себе щёку.
Юлька зашуршала где-то впереди.
-Да, давай сюда!..- позвала девочка и потянула Ваську через заросли какого-то кустарника,- здесь!
Там, отделённая от прочего мира молодыми деревьями и высокими зарослями травы, находилась детская площадка, заржавелая, заброшенная, но всё ещё живая. Юлька пробежала вперёд, зашуршав сарафанчиком по траве, и с размаху прыгнула на круглую деревянную карусель, и она, заскрипев, начала разгон. Юлька взвизгнула и прижалась к её загнутой наружу перекладине. Карусель прокрутилась пару раз, и вдруг Васька сорвался с места и изо всех сил толкнул поручень карусели – она завертелась снова, и Юлька, вскрикнув, заливисто засмеялась. Парню стало одновременно и больно, и страшно, но он, выдохнув, снова схватился за поручень и оттолкнул его. Прямо перед его лицом пролетела Юлька и хлестнула его по лицу своими тёмными волосами, звонко рассмеявшись.
-Ну, давай! Залазь сюда!- крикнула она и махнула рукой.
Вася глупо улыбнулся и сделал шаг назад.
-Ну?
Парень развернулся и быстро понёсся обратно, сквозь заросли травы, будто стараясь убежать, будто он боялся потерять что-то, какую-то слабую надежду, которой он позволил появиться в своей душе.
-Эй, стой, ты куда!..- доносилось откуда-то сзади вместе с шорохом травы и стуком ног.
Ветер дул ему в лицо, а Васька бежал, бежал легко, слыша за своей спиной звонкие крики Юльки, окликающие его, а он всё бежал вперёд через поле, чувствуя себя практически счастливым – счастливым от того, что сбегает от счастья всеми своими силами.
Вечером, когда вместе со стремительно наступающими сумерками здешние цикады начали свои трели под окнами, Настасья, как и обещала, устроила детям вечерний чай. На кухне, где окна были чуть больше чем в прочих комнатах, она накрыла стол и зажгла камфорку – для уюта и теплоты, хотя, казалось бы, холод летней ночи ещё не пробрался на землю.
Юлька первой вскочила на стул и, не дожидаясь, пока мама разольёт им чай, схватила из вазочки конфету, развернула её и засунула себе за щеку. В это время на кухню прошёл Васька, отчего-то задумчивый, и прислонился к косяку двери. Юлька мельком глянула на него, а потом спрыгнула со стула и убежала куда-то в коридор, но Вася даже не стал на неё смотреть – он смотрел в пол опущенным взглядом.
-Ой, Вась, слушай…- заметив его, сказала Настасья расстроенным голосом, а потом и вовсе замолчала, чувствуя, что не может высказать свою мысль как можно более человечно,- А ты… ты будешь что-нибудь есть?
Вася усмехнулся, поняв, что это им ещё в новинку, а потом вздохнул и сказал обыкновенно:
-Да нет, мне не нужно есть, как вам… Я тут просто… постою, если можно.
-Конечно можно!- удивилась Настасья,- о чём речь?.. И вообще, чего тебе стоять, иди, садись с нами…
Парень посмотрел на неё умоляющими глазами.
-А можно, я просто постою здесь…
Настасья хотела что-то возразить, но вдруг заметила, что паренёк что-то очень хочет сказать, но не может.
-Я просто… мне…
Тут у него из-за спины вышла Юлька, заговорчески посмотрела на него, пряча что-то перед собой. Она тихо прошла за стол, села и поставила на пустое место рядом с собой тарелку. И внимательно посмотрела на Васькину реакцию – удалось ли ей обратить на себя внимание? Васька поднял на неё свои уставшие глаза, в свете лампы кажущиеся влажными, и тихо усмехнулся, покачав головой.
-Я тебе есть принесла!..- почти жалостно сказала девочка,- Хватит дуться, иди к нам!..
Вася вздохнул и, опустив голову, медленно пошёл к столу и присел на стул ровно между Настасьей и её дочкой. Он посмотрел на них и улыбнулся слабо, а потом посмотрел в тарелку… и тут он совершенно искренне и громко усмехнулся, восторженно посмотрев на Юльку. В тарелке у него были куличики из песка, какие дети лепят в песочницах.
-Да зачем ты так?..- спросил он, усмехаясь, сдерживая смех,- я же… мне же не надо так часто есть, как вам… Только если заменять что-то на что-то…
-А ты съешь!..- угрюмо сказала Юлька и посмотрела ему в тарелку,- я старалась.
Вася засмеялся.
-Если ты будешь меня так кормить, то я, пожалуй что, потолстею!- сказал он возмущённо, и тут Юлька рассмеялась, а он добавил, смотря на неё,- и буду жирным!..
В конце концов, он поел
