беспокойтесь, скромная Элеонора, я не нарушу приличий.
– Я не беспокоюсь, – ответила она, – чего я только не видала и не слыхала.
– О боже! – вскинул брови Гераклит. – Даже не стану вас спрашивать, чего вы видали и слыхали.
– И не спрашивай, – сказал Прекрасный Принц. – Имей уважение к женской стыдливости.
– Женская стыдливость прекрасна, она добавляет особый оттенок в сложную гамму любовных чувств, – с тонкой улыбкой заметил Гераклит. – Я никогда не понимал мужчин, любящих бесстыдных женщин; по-моему, такие мужчины просто ленивы – что может быть лучше, чем самому одерживать над женской стыдливостью одну победу за другой? Как можно лишать себя такого удовольствия?
– Мы говорили о заповедях, – перебил его Прекрасный Принц. – Пощади слух нашей милой Элеоноры.
– Я и говорю о заповедях, ведь мы разбираем седьмую: «Не прелюбодействуй», – возразил Гераклит. – А что понимать под «прелюбодейством»? Если имеется в виду супружеская измена, то без неё давно пресёкся бы род человеческий. В доисторический период, когда людская жизнь висела на волоске, люди гибли часто и помногу, было непозволительной роскошью, когда мужчина оставался верен одной женщине, — равно как и женщина не могла быть верной одному мужчине. Но и позже у многих народов приток свежей крови в семью считался обязательным – если этот народ разбросан, например, по ледяной пустыне, семью от семьи отделяют сотни километров, то как иначе избежать вырождения? Близкородственные связи ведь губительны для потомства, – отсюда возник обычай предлагать свою жену приезжему гостю на ночь. Чем больше детей рождалось от разных отцов, тем выше были шансы семьи на выживание. Впрочем, нечто подобное существовало и в цивилизованных странах: европейская аристократия выродилась бы ещё тысячу лет назад, если бы простой народ не позаботился о её спасении.
Неужели Бог не знал всё это наперёд, когда диктовал седьмую заповедь? Да ему и не надо было заглядывать так далеко в будущее, ведь в ветхозаветные времена прелюбодеяние тоже процветало и даже поощрялось – сколько ветхозаветных героев было рождено от наложниц! Это было в порядке вещей: Иаков, скажем, женился на сестрах Рахили и Лие, а также на их служанках Валле и Зелфе, – и все они родили ему детей. А ещё в Библии запросто рассказывается, как Авраам женился на своей родной сестре, а дочери Лота и вовсе вступили в половую связь с собственным отцом и «сделались беременными от отца своего». Судя по тому, что Авраам, Иаков и Лот были угодны Богу и он покровительствовал им, кровосмешение не подпадает под седьмую заповедь.
Может быть, «прелюбодейство» означает поиск наслаждений, которые даёт любовь? Но запрет на поиск таких наслаждений был бы глупым и несправедливым: каждый, кому хоть сколько-нибудь повезло в любви, знает, какое неземное блаженство испытывают любящие мужчина и женщина в порыве страсти. Древние индусы считали, что оно имеет божественный характер, ибо подобное испытывают только боги в своей вышней стране. Могут ли существовать здесь какие-нибудь препятствия? Я думаю, нет, – любовь сметёт их, как мощный поток сметает щепки на своём пути. В любви всё дозволено, если это доставляет удовольствие обоим, – сейчас это, кажется, становится банальной истиной, чему я искренне рад.
Заметьте, я говорю исключительно о телесной стороне любви, а ведь есть ещё так называемые «возвышенные», «небесные» чувства и мысли, которые порождает всё та же земная плотская любовь. Так как же можно объявить это грехом, «прелюбодейством» и тем самым обречь человека на унылое безрадостное существование, противное самой его натуре? О, Бог, ты, должно быть, сошёл с ума, – ты создал человека с чувственным телом, с сердцем, ищущим любви, а потом запретил любить!
– Нет, нет, нет, нет! – запротестовал Прекрасный Принц, улыбаясь и размахивая руками. – Ты не прав, Гераклит, – речь идёт о супружеской неверности, а не о запрете любви как таковой. Вот что следует понимать под «прелюбодейством». Если бы Бог запретил плотскую любовь, в Библии не было бы «Песни песней». Нет, он запретил измену.
– Вот как? Прелюбодейство – это супружеская измена? – переспросил Гераклит, прищурившись. – Не стану спорить с таким знатоком Библии, как ты, – пусть будет супружеская измена, пусть «не прелюбодействуй» будет означать «не изменяй». Однако, откровенно говоря, я не вижу большой разницы между любовью «законной» и «незаконной»., если и то, и другое – любовь. Более того, законная любовь часто оказывается на поверку не любовью, а принуждением, – в былые времена под венец частенько вели силой, но и поныне законный брак нередко заключается под влиянием соображений, далёких от любви. Хорошо, если в таком браке возникает уважение – это жалкий суррогат любовного чувства, но хотя бы так! А если нет? Если законный брак не приносит ничего, кроме скуки, раздражения и ненависти; если он калечит человека морально, а бывает, физически; если брак отнимает то, что дала человеку природа или ваш Бог – способность любить, наслаждаться любовью и быть счастливым в любви, – разве человеку не дано право искать любовь вне брака? По закону брака это измена, но по закону сердца – нет: изменой было бы не откликнуться на зов любви, то есть изменить себе. Как вы считаете, справедливая Элеонора?
Сестра, задумчиво теребившая кольцо на пальце, встрепенулась:
– Я? Я не знаю… Может быть.
– Может быть? – Гераклит внимательно посмотрел на неё. – Тогда я ещё расскажу вам историю о любви.
– Сейчас он расскажет, – буркнул Аттила, каким-то чудесным образом услышавший слова Гераклита, несмотря на то, что по-прежнему зажимал уши руками.
– Но соблюдай приличия, – сказал Прекрасный Принц.
– Это ты мне говоришь? Я же обещал, что буду соблюдать их, – отозвался Гераклит. – Вот что значит сумасшедший.
– А ты кто? – снова вмешался Аттила. – Он сумасшедший, сестра, не забывайте об этом.
– Я не забываю, – сказала она.
– Мы все тут сумасшедшие, кроме вас, разумная Элеонора, – заметил Гераклит. – Слушайте же мою историю, – он повернулся на бок, облокотился на ладонь и принялся рассказывать.
***
– Жил-был весёлый француз, который вопреки всем обстоятельствам стал королём. Вы, наверное, слышали о нём, это Генрих Четвёртый, – тот самый, что спасся в Варфоломеевскую ночь благодаря своей жене Маргарите или попросту Марго; о ней также пойдёт речь в моей истории.
Пожалуй, с Марго я и начну, – уж про неё-то все знают благодаря прославленному перу Дюма-отца. Маргарита была красива, умна, образована, – и нисколько не боялась «прелюбодейства», хотя считалась правоверной католичкой. Впрочем, это не удивительно, – как церковь не боролась с любовью, победа всегда оставалась за последней. В семнадцать лет Маргарита страстно полюбила герцога Гиза и было за что, – он был видный молодой мужчина, двадцати лет от роду, высокий и стройный, в Париже его называли «красавчик Гиз». К тому же он был храбр, отважен, а в любви – неистов; многие женщины мечтали сблизиться с ним. Полюбив его, Маргарита бросилась в его объятия, ничуть не заботясь о скромности и целомудрии. Влюблённые познали счастье, которого не было бы, если бы они помнили о седьмой заповеди.
Возможно, они стали бы хорошей супружеской парой, но Маргарита была принцессой, сестрой правившего тогда короля, а он опасался чрезмерного усиления Генриха Гиза, видя в нём опасного претендента на престол. Маргарита и Генрих вынуждены были расстаться, но до конца жизни сохраняли тёплые чувства по отношению друг к другу, что подтверждает секретная переписка Марго.
В том же году Гиза женили на девушке, которую он не любил и которая не любила его; женившись на ней он, тем не менее, принялся требовать безусловного соблюдения супружеской верности. Его жена не могла понять, зачем это нужно, если любви между ними всё равно нет, – и знаете, я её полностью поддерживаю. Но красавчик Гиз думал иначе: любовника своей жены он заманил в засаду и убил, а для неё придумал тяжёлое испытание. Когда она прихворнула, герцог с самым суровым видом потребовал, чтобы она съела принесённый им бульон. Бедная женщина решила, что муж хочет её отравить; она пыталась отказаться, но он был непреклонен. Тогда она приготовилась к смерти, помолилась, а потом выпила поднесённый ей бульон, – который, однако, оказался не отравленным.
Аттила засмеялся, убрав руки от ушей:
– То-то страху натерпелась! Поделом ей!
– Почему «поделом»? – возразила сестра. – Он её даже не любил, просто считал своей собственностью. Многие мужчины таковы.
– Берегитесь, сестричка! Эдак и вы дойдёте до отрицания седьмой заповеди, – воскликнул Аттила.
– Друзья мои, пожалуйста, немного внимания, – попросил Гераклит. – А то я собьюсь и забуду, о чём говорил.
– О королеве Марго, – напомнила сестра.
– Благодарю вас, внимательная Элеонора. С вашего позволения, я продолжаю… Во Франции шли тогда непрекращающиеся войны между католиками и протестантами-гугенотами. С целью закрепления очередного эфемерного мира девятнадцатилетняя Марго была выдана замуж за одного из лидеров гугенотов – восемнадцатилетнего Генриха де Бурбона, короля Наваррского. Это о нём я говорил в начале своего рассказа – это тот самый Генрих Четвёртый. Свадьба была отпразднована с большой пышностью, а закончилась Варфоломеевской ночью; в одном Париже было убито семь тысяч человек, а во всей Франции – около двадцати тысяч. Вот к каким последствиям приводит иногда законный брак!
Прекрасный Принц хотел что-то сказать, но Гераклит торопливо продолжал:
– Впрочем, Маргарита показала себя с лучшей стороны – она спасла жизнь нескольким гугенотам, в том числе своему мужу Генриху. После, когда он бежал из Парижа, она какое-то время ещё оставалась при дворе в качестве заложницы, поскольку её подозревали в том, что она была причастна к бегству мужа. В это время она познала вторую бурную любовь в своей жизни – возлюбленным Марго был некий дворянин де ла Моль. Бойкое перо Дюма-отца описало де ла Моля как благородного человека возвышенной души, но на самом деле он был интриганом, не имеющим за душой ничего святого. Почему женщины любят негодяев, что привлекает их в мужчинах, лишённых совести?.. Впрочем, я повторяюсь, я уже, кажется, задавался этим вопросом, – Гераклит потёр лоб. – Эта любовь закончилась ещё более трагически, чем первая: де ла Молю отрубили голову за участие в каком-то очередном заговоре; Маргарита велела забальзамировать её и хранила в своей комнате. Вот это любовь, – а вы говорите «прелюбодейство»! – мельком заметил Гераклит. – Марго, однако, по-своему была верна мужу: когда ей разрешили покинуть Париж, она приехала к нему в замок и жила там три года. Она собрала вокруг себя блестящий двор, который был лучше королевского в Париже, и тем способствовала славе Генриха Наваррского.
Но жизнь в небольшом замке была не для Марго. Она вернулась в Париж, потом опять уехала из Парижа, скиталась по стране, затем по приказу брата-короля восемнадцать лет провела в крепости. Последние годы жизни Марго снова прошли в Париже; несмотря на то, что она была уже не молода, Маргарита постоянно была окружена поклонниками, часто много моложе неё; за честь поцеловать руку Марго
