3. Монино
В Москву мы летели рейсом Аэрофлота. Чтобы понять какое расстояние стало разделять меня и Аниту, скажу - летели без посадки четырнадцать часов. В Домодедово, из десяти прилетевших лётчиков, встречали одного единственного меня. Посреди зала прилёта одиноко стояла Валька. Вот её-то я совсем не хочу видеть, у меня ещё не выветрился из головы аромат Аниты. Увидев меня Валя не побежала, а осталась на месте, только стояла, следила за мной поворотом головы и смотрела. Взгляд у неё был какой-то необычный. Страх, смущение, обида, мольба, грусть. Все сразу. Это совершено не Валькином стиле. Что с ней случилось? Она на меня так никогда не смотрела. Очень похоже на то, что она что-то знает или догадывается, что для женщин одно и то же.
Я подошёл к ней. Валя сразу взяла меня за руку и посмотрела в глаза с такой преданностью, что мне стало не по себе. Так смотрят в глаза только собаки. И только любимому хозяину! Она смущённо улыбнулась и тихо сказала:
- Здравствуй Коленька. Я тебя дождалась. Поехали домой, я взяла такси.
Нет, так не пойдёт. От коллектива я здесь отрываться не буду. Нас должен забрать полковой автобус, вот на нем и поеду, а то одна проводила, другая встретила. Да и с Валькой наедине я не хотел оставаться.
- Валя, - спокойно сказал я, - поехали со всеми вместе на автобусе.
Валька немного расстроилась и со вздохом ответила:
- Хорошо.
По дороге Валя пыталась что-то рассказать, но я не мог сосредоточиться на её словах и не слушал. Она поняла это и молчала, лишь иногда поглаживала мою руку и, поймав мой взгляд, грустно улыбалась.
Дома, в Саргасовке, Валька уже навела идеальный порядок и приготовила ужин. Я помылся с дороги, поел и сразу захотел спать. В постели Валя пыталась меня растормошить, но у меня не было на неё ни моральных, ни физических сил. У меня на неё вообще ничего не было. Утром Валя накормила меня завтраком и попросилась уехать в Москву.
Я подошёл к ней. Валя сразу взяла меня за руку и посмотрела в глаза с такой преданностью, что мне стало не по себе. Так смотрят в глаза только собаки. И только любимому хозяину! Она смущённо улыбнулась и тихо сказала:
- Здравствуй Коленька. Я тебя дождалась. Поехали домой, я взяла такси.
Нет, так не пойдёт. От коллектива я здесь отрываться не буду. Нас должен забрать полковой автобус, вот на нем и поеду, а то одна проводила, другая встретила. Да и с Валькой наедине я не хотел оставаться.
- Валя, - спокойно сказал я, - поехали со всеми вместе на автобусе.
Валька немного расстроилась и со вздохом ответила:
- Хорошо.
По дороге Валя пыталась что-то рассказать, но я не мог сосредоточиться на её словах и не слушал. Она поняла это и молчала, лишь иногда поглаживала мою руку и, поймав мой взгляд, грустно улыбалась.
Дома, в Саргасовке, Валька уже навела идеальный порядок и приготовила ужин. Я помылся с дороги, поел и сразу захотел спать. В постели Валя пыталась меня растормошить, но у меня не было на неё ни моральных, ни физических сил. У меня на неё вообще ничего не было. Утром Валя накормила меня завтраком и попросилась уехать в Москву.
*****
В течение недели все лётчики полка вернулись с Кубы. А технари прибыли почти через два месяца, все кубинцам самолёты передавали. Больше всех отличился мой Алимжон. Лучший авиационный техник Союза никак не мог расстаться со своей «ласточкой». Для него отдать свой самолёт, все равно, что руку себе отрубить! Джонни очень долго и придирчиво искал кандидатуру среди кубинцев, облетел все кубинские полки и все же нашёл достойного технаря. Свою полную копию! Такого же как сам коренастого, круглолицего и хитрого парня. Быстро обучил его, наверно телепатическим способом, и со спокойной совестью улетел в Союз.
Пока самолётов у нас в полку не было, нас раскидали по другим полкам, которые стояли у нас на аэродроме. Я попал в полк на «сушки». За месяц переучился и стал на нем летать. Зверь-машина! Конечно не такой манёвренный как Миг, но тяга у него просто ломовая! Мне очень понравился.
Я писал Аните письма каждый день, и через две недели от принцессы пришёл первый ответ. Анита написала это письмо, пока я ещё летел в самолёте через Атлантику. Девочка очень старательно выводила русские буквы и признавалась мне в любви. Через пару дней я позвонил брату, который стал для меня почтальоном, и он сказал, что с Кубы пришло ещё три письма. Я смог поехать к нему только через четыре дня, а когда приехал, то меня ждало не три, а пять писем!
После этого как обрубило! Ни одного письма! Ни единого. Я продолжал писать и писать, но ответа не было. Я полностью потерял покой и сон. Я мог думать только об Аните! Только сейчас я понял, что она для меня значит. Воистину говорят: пока не потеряешь - не поймёшь. Я каждый день звонил брату, ходил на почту и даже слал ей телеграммы. Ответа не было. Меня такая тоска взяла, хоть волком вой, хоть спивайся! Я уже начал плохо соображать, в голове у меня была только Анита. Я страдал и мучился, но ничего не мог с собой поделать. Где моя девочка? Что с ней случилось? Почему она молчит? Почему не отвечает? Неужели разлюбила? Нет! Не может быть! Но почему молчит? Мне в голову лезли всякие бредовые мысли, одна страшней другой, и от этого становилось совсем тошно. Дошло до того, что я в каждом полёте стал думать о самоубийстве. Летел и думал, вот сейчас отдам ручку от себя и все... полный рот земли и красный ящик... Лучше ужасный конец, чем бесконечный ужас. Так, вроде, классик говорил? Правильно говорил. Это не жизнь!
Через месяц ко мне домой пришёл командир полка. Мы сели на кухне, я достал бутылку рома, но он отказался.
- Коля, - сказал он, глядя мне прямо в глаза, - что случилось? Почему лучший лётчик моего полка превратился в безвольную тряпку? Почему я каждый раз думаю, что ты не вернёшься из полёта? Лучше бы ты спился, я бы тебя просто уволил. Объясни, это из-за Аниты?
Я вздохнул:
- Да, командир. Это из-за неё. Она перестала мне писать.
- Я так и думал, а то мне Митрофаныч про боевой синдром все говорит, и предлагает тебя в госпиталь отправить.
Я уважал командира и решил все ему рассказать. Он внимательно меня слушал и под конец он махнул рукой:
- Давай, доставай ром. Выпьем.
Мы молча выпили по паре рюмок, посидели, помолчали, и командир:
- Коль, без обид, но я должен принять решение. Давай я тебя неофициально от полётов отстраню на месяц? В штабе посидишь, постажируешься полётами руководить. Но летать не будешь. По земле пока походи, от греха подальше. Добро?
- Да, командир. Верно говорите.
После разговора с командиром мне стало легче, и я хоть немого выспался и поел. До этого я не делал ни того, ни другого.
Через день позвонил тесть и приказал, именно приказал, а не попросил как обычно, явиться к нему на дачу. Черт, зачем я ему нужен! Я не хочу видеть ни его, не его дочь! Мне и так очень плохо, а он будет ещё что-то вдалбливать в мозг. Зачем мне это нужно! У меня башка и так скоро сама лопнет! Хотя зря я на него наговариваю. Он всегда ко мне с пониманием относился и помогал. Возможно и на Кубе с Анитой я жил с его разрешения. Ладно уважу старика. Хотя какой он мне старик? Он для меня прежде всего первый замглавкома, маршал авиации, а только потом тесть.
Я хотел одеть как положено парадную форму, раз он приказал явиться, а не пригласил в гости, но на кителе не оказалось одного ордена, Красной звезды за Курилы. Валька, наверно, взяла «поиграться». С дыркой на груди ехать нельзя, попросил у Ваньки, так с чужим орденом и поехал.
Тесть меня встретил очень хорошо, обнял, похлопал по спине и явно был рад видеть.
- Пойдём, Коль, во дворе посидим, мы здесь одни. Бабку и Вальку я отправил куда подальше, и адъютанта отпустил. Разговор у меня к тебе серьёзный есть.
Я сел и приготовился слушать. Тесть дружески похлопал меня по плечу, вздохнул и начал.
- Коль я все знаю про то, с кем ты жил на Кубе. И знаю, как вы относились друг к другу. Правду говорят она ослепительно красива? - я кивнул. - Как мужик я тебя прекрасно понимаю. Но, Коль... давай выпьем, давно я так не волновался. - Он налил по рюмке, но пить не стали. - Но, Коль, как бы мне это не хотелось говорить, но придётся - забудь её. - Я удивлённо посмотрел на него. - Да! А если будешь рыпаться они тебя в порошок сотрут. Не увидишь ты ни своей сеньориты, не света белого. Замполиты ожидали, что Хрущёв тебя за нарушение приказа и аморалку по стенке размажет, а он похвалил. Такого они не простят, потому что «не стрелять» - их идея. И «высокий моральный облик советского офицера» никто не отменял. И никто тебе не поможет. Так что сынок, пойди, напейся и забудь свою сеньориту. Если хочешь давай прямо сейчас напьёмся. Смотри, они на тебя зуб имеют. Один серьёзный прокол - и они как стая воронья на тебя слетится и заклюют. А у тебя уже начались косяки. Забудь про неё! Если хочешь, давай Вальку к тебе пришлю. А то она без тебя совсем от рук отбилась.
Я опустил голову и чувствую от обиды стали наворачиваться слезы, давно такого не было. Чёртовы замполиты! Какая им разница! Какое их собачье дело кто кого любит, с кем живёт и спит! Почему они лезут в чужую жизнь! Тесть положил мне руку на колено:
- Коля, сынок, прости, что я тебе такое говорю, но я не могу спокойно смотреть на то, как они хотят тебе жизнь сломать. Коля ты мне ближе и дороже, чем Валька. Я не допущу, чтобы моего сына вышвырнули из авиации. Ещё раз повторюсь, прошу тебя забудь её совсем, не надо писать ни писем, ни телеграмм. А на счёт детей я тебя очень даже понимаю. Зинка (это он про тёщу) тоже все детей не хотела! Зачем, - говорила, - нищету плодить! Да я сам из батраков - босяк, нищета и голодранец! Но благодаря советской власти человеком стал и наши дети, чем хуже? У меня было пять братьев, но в Гражданскую кто погиб, кто с голода умер, один я остался на белом свете! Всю жизнь мечтал о большой семье! И на Зинке ради этого женился, думал здоровая, дородная казачка родит мне много здоровых детей! А вот как оно вышло... Мы ж Вальку почти в тридцать лет родили! Я тогда Зинку чуть не изнасиловал! Она визжала как свинья и упиралась до последнего! Я уже хотел пистолет достать! - Тесть замолчал, потом тяжело вздохнул и продолжил. - Так что с Валькой поступай как хочешь. Я тебя любил как сына, так и буду любить. Ты мне с самого первого дня понравился. Помнишь какого страха я тогда на тебя нагнал? - Я ухмыльнулся. - Это я нарочно, проверить тебя, а ты молодец, не из трусливых, выдержал! О! Давай за это и выпьем, а то водка сейчас в руках закипит. Кстати, за ром и сигары отдельное спасибо, мы с главкомом оценили! Как я понимаю это твоя, - он запнулся, подбирая слово, - девушка постаралась?
- Да, Иван Фёдорович. Это она.
- Все, Коль, шутки в сторону. Если ты меня понял, то положись на меня и все будет хорошо! А сейчас давай напьёмся, как раз и расскажешь мне про свою принцессу, вы так её там называли? - тесть хитро прищурился и засмеялся.
Я горько улыбнулся, тесть даже такие подробности знает! Это правда, Аниту весь полк называл только «принцессой»! Я думаю, что многие даже не знали, как её зовут!
Я честно рассказал ему про Аниту, а он рассказал про доклад у Хрущёва.
Пока самолётов у нас в полку не было, нас раскидали по другим полкам, которые стояли у нас на аэродроме. Я попал в полк на «сушки». За месяц переучился и стал на нем летать. Зверь-машина! Конечно не такой манёвренный как Миг, но тяга у него просто ломовая! Мне очень понравился.
Я писал Аните письма каждый день, и через две недели от принцессы пришёл первый ответ. Анита написала это письмо, пока я ещё летел в самолёте через Атлантику. Девочка очень старательно выводила русские буквы и признавалась мне в любви. Через пару дней я позвонил брату, который стал для меня почтальоном, и он сказал, что с Кубы пришло ещё три письма. Я смог поехать к нему только через четыре дня, а когда приехал, то меня ждало не три, а пять писем!
После этого как обрубило! Ни одного письма! Ни единого. Я продолжал писать и писать, но ответа не было. Я полностью потерял покой и сон. Я мог думать только об Аните! Только сейчас я понял, что она для меня значит. Воистину говорят: пока не потеряешь - не поймёшь. Я каждый день звонил брату, ходил на почту и даже слал ей телеграммы. Ответа не было. Меня такая тоска взяла, хоть волком вой, хоть спивайся! Я уже начал плохо соображать, в голове у меня была только Анита. Я страдал и мучился, но ничего не мог с собой поделать. Где моя девочка? Что с ней случилось? Почему она молчит? Почему не отвечает? Неужели разлюбила? Нет! Не может быть! Но почему молчит? Мне в голову лезли всякие бредовые мысли, одна страшней другой, и от этого становилось совсем тошно. Дошло до того, что я в каждом полёте стал думать о самоубийстве. Летел и думал, вот сейчас отдам ручку от себя и все... полный рот земли и красный ящик... Лучше ужасный конец, чем бесконечный ужас. Так, вроде, классик говорил? Правильно говорил. Это не жизнь!
Через месяц ко мне домой пришёл командир полка. Мы сели на кухне, я достал бутылку рома, но он отказался.
- Коля, - сказал он, глядя мне прямо в глаза, - что случилось? Почему лучший лётчик моего полка превратился в безвольную тряпку? Почему я каждый раз думаю, что ты не вернёшься из полёта? Лучше бы ты спился, я бы тебя просто уволил. Объясни, это из-за Аниты?
Я вздохнул:
- Да, командир. Это из-за неё. Она перестала мне писать.
- Я так и думал, а то мне Митрофаныч про боевой синдром все говорит, и предлагает тебя в госпиталь отправить.
Я уважал командира и решил все ему рассказать. Он внимательно меня слушал и под конец он махнул рукой:
- Давай, доставай ром. Выпьем.
Мы молча выпили по паре рюмок, посидели, помолчали, и командир:
- Коль, без обид, но я должен принять решение. Давай я тебя неофициально от полётов отстраню на месяц? В штабе посидишь, постажируешься полётами руководить. Но летать не будешь. По земле пока походи, от греха подальше. Добро?
- Да, командир. Верно говорите.
После разговора с командиром мне стало легче, и я хоть немого выспался и поел. До этого я не делал ни того, ни другого.
Через день позвонил тесть и приказал, именно приказал, а не попросил как обычно, явиться к нему на дачу. Черт, зачем я ему нужен! Я не хочу видеть ни его, не его дочь! Мне и так очень плохо, а он будет ещё что-то вдалбливать в мозг. Зачем мне это нужно! У меня башка и так скоро сама лопнет! Хотя зря я на него наговариваю. Он всегда ко мне с пониманием относился и помогал. Возможно и на Кубе с Анитой я жил с его разрешения. Ладно уважу старика. Хотя какой он мне старик? Он для меня прежде всего первый замглавкома, маршал авиации, а только потом тесть.
Я хотел одеть как положено парадную форму, раз он приказал явиться, а не пригласил в гости, но на кителе не оказалось одного ордена, Красной звезды за Курилы. Валька, наверно, взяла «поиграться». С дыркой на груди ехать нельзя, попросил у Ваньки, так с чужим орденом и поехал.
Тесть меня встретил очень хорошо, обнял, похлопал по спине и явно был рад видеть.
- Пойдём, Коль, во дворе посидим, мы здесь одни. Бабку и Вальку я отправил куда подальше, и адъютанта отпустил. Разговор у меня к тебе серьёзный есть.
Я сел и приготовился слушать. Тесть дружески похлопал меня по плечу, вздохнул и начал.
- Коль я все знаю про то, с кем ты жил на Кубе. И знаю, как вы относились друг к другу. Правду говорят она ослепительно красива? - я кивнул. - Как мужик я тебя прекрасно понимаю. Но, Коль... давай выпьем, давно я так не волновался. - Он налил по рюмке, но пить не стали. - Но, Коль, как бы мне это не хотелось говорить, но придётся - забудь её. - Я удивлённо посмотрел на него. - Да! А если будешь рыпаться они тебя в порошок сотрут. Не увидишь ты ни своей сеньориты, не света белого. Замполиты ожидали, что Хрущёв тебя за нарушение приказа и аморалку по стенке размажет, а он похвалил. Такого они не простят, потому что «не стрелять» - их идея. И «высокий моральный облик советского офицера» никто не отменял. И никто тебе не поможет. Так что сынок, пойди, напейся и забудь свою сеньориту. Если хочешь давай прямо сейчас напьёмся. Смотри, они на тебя зуб имеют. Один серьёзный прокол - и они как стая воронья на тебя слетится и заклюют. А у тебя уже начались косяки. Забудь про неё! Если хочешь, давай Вальку к тебе пришлю. А то она без тебя совсем от рук отбилась.
Я опустил голову и чувствую от обиды стали наворачиваться слезы, давно такого не было. Чёртовы замполиты! Какая им разница! Какое их собачье дело кто кого любит, с кем живёт и спит! Почему они лезут в чужую жизнь! Тесть положил мне руку на колено:
- Коля, сынок, прости, что я тебе такое говорю, но я не могу спокойно смотреть на то, как они хотят тебе жизнь сломать. Коля ты мне ближе и дороже, чем Валька. Я не допущу, чтобы моего сына вышвырнули из авиации. Ещё раз повторюсь, прошу тебя забудь её совсем, не надо писать ни писем, ни телеграмм. А на счёт детей я тебя очень даже понимаю. Зинка (это он про тёщу) тоже все детей не хотела! Зачем, - говорила, - нищету плодить! Да я сам из батраков - босяк, нищета и голодранец! Но благодаря советской власти человеком стал и наши дети, чем хуже? У меня было пять братьев, но в Гражданскую кто погиб, кто с голода умер, один я остался на белом свете! Всю жизнь мечтал о большой семье! И на Зинке ради этого женился, думал здоровая, дородная казачка родит мне много здоровых детей! А вот как оно вышло... Мы ж Вальку почти в тридцать лет родили! Я тогда Зинку чуть не изнасиловал! Она визжала как свинья и упиралась до последнего! Я уже хотел пистолет достать! - Тесть замолчал, потом тяжело вздохнул и продолжил. - Так что с Валькой поступай как хочешь. Я тебя любил как сына, так и буду любить. Ты мне с самого первого дня понравился. Помнишь какого страха я тогда на тебя нагнал? - Я ухмыльнулся. - Это я нарочно, проверить тебя, а ты молодец, не из трусливых, выдержал! О! Давай за это и выпьем, а то водка сейчас в руках закипит. Кстати, за ром и сигары отдельное спасибо, мы с главкомом оценили! Как я понимаю это твоя, - он запнулся, подбирая слово, - девушка постаралась?
- Да, Иван Фёдорович. Это она.
- Все, Коль, шутки в сторону. Если ты меня понял, то положись на меня и все будет хорошо! А сейчас давай напьёмся, как раз и расскажешь мне про свою принцессу, вы так её там называли? - тесть хитро прищурился и засмеялся.
Я горько улыбнулся, тесть даже такие подробности знает! Это правда, Аниту весь полк называл только «принцессой»! Я думаю, что многие даже не знали, как её зовут!
Я честно рассказал ему про Аниту, а он рассказал про доклад у Хрущёва.
*****
[justify] Когда тесть закончил свой доклад по моему случаю, Хрущёв спросил, есть ли у кого дополнения и замечания. Тут встаёт начальник политуправления ВВС и говорит:
- Товарищ первый секретарь, этот капитан, приказ «не поддаваться на провокации» нарушил, первый огонь по противнику открыл. И, как докладывают компетентные органы, открыто живёт с кубинской женщиной, и это при законной жене в СССР!
Хрущёв, недослушав до конца, искренне рассмеялся:
- Во молодец, хлопче! Наш человек! И американца сбил, и дивчину закадрил! - замполиты лизоблюдски засмеялись, - Вот так надо! Иван Федорыч, - обратился Хрущёв к тестю, - а этот Ржевский, не тот ли самый, который в 58 году над Курилами американский разведчик сбил?
- Так точно, товарищ первый секретарь, он самый.
- Я ещё тогда подумал, что этот поручик далеко пойдёт! И по службе, и по бабам. Предлагаю дать хлопцу орден Ленина. Есть возражения товарищи?
Министр обороны Союза, маршал Малиновский, которого такие вещи, как кто с кем спит не интересовали, лишь бы боевую задачу выполняли, решил вставить слово:
- Никита Сергеевич, с орденом Ленина нужно давать Звезду Героя, а он на героя не тянет.
- Ладно, с вами спорить бесполезно, -