"Я крови спесь угомонил. Глава первая. Накануне!

Исправно получая награды и звания, Сергей Львович Пушкин дослужился до капитан-поручика, но  военная служба при императоре Павле I, который был коронован в апреле 1797 года, показалась тягостной, и он подал в отставку. В  сентябре  этого же года его  прошение было принято - мечта, наконец, осуществилась.

Женившись на Надежде Осиповне Ганнибал,  попытался устроить свою судьбу  комфортнее, переехав в новое имение матери - Ольги Васильевны. Она в июле этого же года продала  большую усадьбу на Божедомке, доставшуюся ей после смерти мужа,   и купила  меньшую.
   
 Но  молодая невестка  не пришлась по душе властной женщине, и Сергей Львович посчитал за лучшее их разлучить в спешном порядке - он еще  был увлечен своей  "прекрасной креолкой" и сильно берег.

 Позер и педант, он выбрал для жизни в Москве Немецкую слободу. Ни о  каком другом месте не могло быть и речи! Ему  удалось выяснить, что здесь, еще во времена Ивана Грозного, селились иностранцы. Их всех подряд называли "немцами". Вот, оказывается,  откуда и  название - «Немецкая слобода»! Она стала центром, "куда стекалось все интеллигентное, знатное и богатое», как понял со слов управляющего дома Скворцова.

В том, что "Немецкая слобода" является интеллигентным  и богатым, он и сам вскоре убедился.  Здесь  располагалось немало домов богатых вельмож и профессоров университета. Любителя лицедейства, других зрелищ, Сергея Львовича привлекла еще и близость нескольких частных театров.

Обрадованный удачной находкой, он потер ладони друг о дружку: «Это самое модное, самое престижное место, которое по чистоте и опрятности в городе составляет исключение!»

После осмотра дома, куда  собирался перевезти семью,  вернулся к жене и маленькой Оленьке в приподнятом настроении:

-Душа моя, а я уже нашел дом! – Сергей Львович  непрерывно потирал  ладони -признак  душевных переживаний и волнений. - Дом Скворцова. Ивана Васильевича.

- А кто этот Скворцов?
- Это, Надин, коллежский регистратор... Достойный человек… - Торопясь и сглатывая слова, принялся объяснять, чем понравился ему дом. - Понимаешь, Надин, двор такой  просторный, в нем есть маленький, но свой садик - будет, где гулять с детьми.- Помолчал и добавил: - Ведь у нас, кроме Оленьки, будут еще  дети!.. - покосился на ее округлившийся живот. - Хм-м!- незаметно скривился. Дочка, плаксивая и капризная, не доставляла ему никакого удовольствия своим появлением на свет. От других детей тоже  он не ожидал ничего хорошего. Но вернулся к тому, что сейчас  так  занимало  мысли. - Там  два дома - каменный и деревянный. Мы снимем   флигель, - объявил  об окончательном  решении.- Он большой - ведь с нашими связями  гостей  всегда  будет много!

Гости! Это именно то, что больше всего его волновало.  Как зрители его талантов, они нужны ему всегда. Он-то в душе чувствует себя артистом.

Надежда Осиповна, Наденька, Надин, доверяла мужу в больших делах. Она кивнула. Вертясь перед зеркалом и так и эдак, она проверяла, насколько безупречен ее наряд - не хотелось выглядеть хуже, чем другие дамы - они сегодня  приглашены  к Вяземским на бал. А там  всегда собирается  все  высшее общество…

Сергей  Львович  кинул незаметный взгляд на жену: "Она  очень хороша  сейчас!" Любуясь исподтишка ею,  забыл, что она  всю неделю ходила непричесанная, небрежно одетая, безразличная ко всему. К нему тоже…

Томясь в ожидании, он вернулся мыслями назад,  на то время, когда они еще не были  женаты. "А ведь сначала я хотел просто поволочиться за ней!- ухмыльнулся. - Но вот же - влюбился! И не успел оглянуться, как уже сделал ей предложение!"

Он не переставал удивляться тому, как быстро  он забыл тогда  о том, что хотел еще наслаждаться свободой и не связывать себя узами брака. Но, увидев ее, он прельстился не только ее знаниями французской литературы, но и ее светскостью, очень ценимой им. Надин, к тому же, обладала еще необычной, только ей свойственной, красотой. «Прекрасная креолка». Так называли её в свете...

И не только  необычной внешностью она сумела очаровать его -  была не только веселой барышней, но блистала и остроумием, быстротой во всем... Это именно те  качества, которые всегда привлекали его в женщинах …

Прохаживаясь по залу, Сергей Львович хмурился, злясь на задержку, но не смел попрекнуть долгими сборами жену - она рассердится.

 А пока вспоминал свои колебания тогда, перед женитьбой. Наденька Ганнибал приходилась  ему внучатой племянницей - ее мать, Марья Алексеевна Пушкина, была замужем за Осипом Абрамовичем Ганнибалом и была дочерью родного деда Сергея  Львовича. Но эти запутанные родственные отношения не помешали им все-таки  пожениться. И теперь у них растет маленькая дочка - Оленька...

Правда, ему  вскоре открылись неприятные черты в характере Надин -  она обладает такими мужскими качествами, как упорство, твердость, властолюбие…  "И капризы у нее, капризы! Ох, как она вспыльчива! Как  злопамятна! Может не разговаривать со мной  не только дни, недели, но и месяцы… Вот и приходится  крутиться и хитрить, хитрить, чтобы ее не выводить из себя… Не приведи господь попасться ей под горячую руку!.."

-  Ну, душа моя! Ты готова? - не выдержал. Не терпелось уже  очутиться в обществе, острить, сыпать эпиграммами, вызывать восхищение мастерским  чтением Мольера!.. Да, его уже ждут с нетерпением. Он не сомневался в этом.
«Едем! Прочь скука, обыденность, капризы …», - он уже  полностью отрешился от  всего этого.

 Подставив  руку наконец готовой к выходу жене и помогая ей спуститься с высокого крыльца, Сергей Львович  был весь уже там, среди блистательных  вельмож. Все чаще теперь он ощущал себя счастливым только среди гостей, в своих или чужих гостиных, видя, как ему внемлют с интересом.

 Через неделю они переехали в слободу и заняли там флигель, расположенный по правую сторону ворот. Довольный ее оживленным интересом  при виде  внутреннего дворика, он усмехнулся -  не зря  ведь предчувствовал, что Надин восхитит садик перед  флигелем!

- Мы Оленьку будем выгуливать здесь,- улыбнулась она одними глазами.

 Сергей Львович  не желал ввязываться в обсуждение, где и  как  она разместит мебель - терпеть не мог всякие переезды и хлопоты, связанные с ними. Он  ей заявил:

- Так, Надин, ты здесь обустраивайся, а я поеду в Болдино. Надо посмотреть, почему этот шельма-приказчик задерживает деньги.

- Но…

- Я  доверяю твоему вкусу, дорогая, знаю, что все устроишь великолепно, - поспешно заверил  ее.

 Выходя со двора, он потирал руки: «Надин это только и подавай! Что за страсть у  этой женщины - вечно что-то переставлять, передвигать, расставлять мебель по–новому?. Задумался на мгновение: - Сдается мне, она все это любит больше, чем балы и выезды! Ей только дай волю  переклеить обои, поменять спальню на кабинет, кабинет - на гостиную, гостиную на кухню - и так до бесконечности!.. Ну, да ладно, чем бы дитя не тешилось, лишь  бы не сердилось! - передернул плечами: - В гневе она страшна!»

Говоря о Болдино, Сергей Львович имел в виду маленькое село в Нижегородщине, где земли, на равных долях, вместе с матерью, братом Василием и сестрами Анной и Лизаветой, с тремя тысячами душ, принадлежали ему. «Небогато, конечно. М-да-а-а, что и говорить, небогато… Я же ведь не зря судился с братом по отцу… Петром.  Ведь он - брат еще тот!.. Да , не зря! Он, поганец, сумел-таки отсудить себе большую часть земли и душ.  Но… Все! Все! Все-о! Я забыл о его существовании и никогда не вспомню. Никогда!», -  сам себя отвлек от  плохих воспоминаний.

Сергей Львовоич не любил обременять  себя  неприятными и напрасными думами, никогда не унывал, живя одним днем: будет день - будет  и пища! Он  свято верил в это. Так зачем морочить себе голову!

Но в этот раз в Болдино он так и не попал - нашлись дела поважнее в Москве, как-то: эффектная беседа днем в гостиной Вяземских; вечером - толкотня между   писательской братии у Дмитриевых или у Пушкиных... Пересуды слышанного и виденного - в следующие, уже  другие, вечера…

Так в суете  и позабыл и о том, что собирался в  Болдино. О воровитом приказчике тоже…

А потом потекли обычные однообразные дни бездействия и лени. «А что  же еще делать? - размышлял он в удобном мягком кресле, иногда отрываясь от очередной французской книжки.- Слава богу,что бразды правления вновь взяла в свои руки теща, Марья Алексеевна... Жаль, что она бывает здесь только наездами. Да… Лишний, конечно, рот...  Но пусть лучше она, чем Надин - с ее революциями... Ох-хо-хо, одни  расходы…»,- передернул покатыми  плечами.

Теща,  не мог он не признать, выручала их крепко - с ее приездом  дом сразу преображался: порядка больше, появляется чистота и уют…

Она, ясное дело, женщина  несчастливая. Кое-что он знает о том, как она выходила замуж. Марья Алексеевна  сама им с Надин  рассказывала, как в первый раз увидела будущего мужа - Осипа Абрамовича Ганнибала. Тогда он служил в артиллерии в Липецке, а она, барышней, жила с отцом в селе Покровском, рядом с городом.

Осип Абрамович, отец Надин, влюбился в нее страстно и не успокоился, пока не  добился ее руки. И после этого сразу вышел в отставку. "Кажется, всего лишь в чине капитана,- подумал он с пренебрежением. Сам он - майор, и Сергей Львович  считал себя неизмеримо выше всех, кто имел несчастье быть ниже его. - И вот - понеслось… Кем же он только не был! Служил заседателем Псковского Совестного Суда, советником Псковского Наместнического и Санкт-Петербургского губернского Правлений… Теща правильно винит его во всем - вечно он был в разъездах, никакого  внимания семье..."

Как-то Сергей Львович подслушал тещины жалобы Арине, наперснице и няне, как их сын, их первенец, умер совсем маленьким из-за равнодушия мужа. "Да-а-а...Была там  тогда неблаговидная история, до рождения у них Надин... Она, считай, так своего отца и не видела. По словам  Марьи Алексеевны, ей было всего два годика, когда он спутался с этой помещицей. Устиньей  этой, Толстой. Достался ему тесть, однако! Ему хватило стыда обвенчаться с этой  женщиной при живой жене!.. Говорят, что он  выправил себе фальшивое свидетельство о своем вдовстве. Ловок оказался! Да, и что ему: научился в разных своих там  правлениях…  Да. Та Устинья - разлучница... Прыткая, жестокая!.. Это она, новоржевская баба, скользкая, как уж, и хитрая, как лиса, подбила тестя на то, чтобы он  бросил семью и прибрала-таки его к рукам… Сам тесть теперь понимает, что с ней не счастлив: до сих пор отливаются кошке мышкины слезы! Всю жизнь они так и живут: то сходясь, то  разъезжаясь. И поделом ему! Устинья-то уже ободрала его как липку! Все знают, что и теперь она продолжает  разорять его... Живет он теперь в избе с голыми стенами: все вывезла  оттуда проклятая баба. Какими же мы, мужчины, бываем иногда  дураками! Охо-хошеньки!..»

Он вернулся к забытой за этими размышлениями книге Мольера.
Как раз в это время, как бы в унисон ему, предмет его дум - Марья Алексеевна, тихо ухмылялась про себя: ей донесли, что муж с Устей опять разбежались - с битьем посуды и очередным разделом имущества… "Так и  останется  этот бес скоро  ни с чем... Так ему! Это кара за грехи двоеженства. И за мои муки..."

Марья Алексеевна пригорюнилась: "Натерпелась  в жизни, воспитывая дочку сама. Но сейчас