Исправно получая награды и звания, Сергей Львович Пушкин дослужился до капитан-поручика, но военная служба при императоре Павле I, который был коронован в апреле 1797 года, показалась тягостной, и он подал в отставку. В сентябре этого же года его прошение было принято - мечта, наконец, осуществилась.
Женившись на Надежде Осиповне Ганнибал, попытался устроить свою судьбу комфортнее, переехав в новое имение матери - Ольги Васильевны. Она в июле этого же года продала большую усадьбу на Божедомке, доставшуюся ей после смерти мужа, и купила меньшую.
Но молодая невестка не пришлась по душе властной женщине, и Сергей Львович посчитал за лучшее их разлучить в спешном порядке - он еще был увлечен своей "прекрасной креолкой" и сильно берег.
Позер и педант, он выбрал для жизни в Москве Немецкую слободу. Ни о каком другом месте не могло быть и речи! Ему удалось выяснить, что здесь, еще во времена Ивана Грозного, селились иностранцы. Их всех подряд называли "немцами". Вот, оказывается, откуда и название - «Немецкая слобода»! Она стала центром, "куда стекалось все интеллигентное, знатное и богатое», как понял со слов управляющего дома Скворцова.
В том, что "Немецкая слобода" является интеллигентным и богатым, он и сам вскоре убедился. Здесь располагалось немало домов богатых вельмож и профессоров университета. Любителя лицедейства, других зрелищ, Сергея Львовича привлекла еще и близость нескольких частных театров.
Обрадованный удачной находкой, он потер ладони друг о дружку: «Это самое модное, самое престижное место, которое по чистоте и опрятности в городе составляет исключение!»
После осмотра дома, куда собирался перевезти семью, вернулся к жене и маленькой Оленьке в приподнятом настроении:
-Душа моя, а я уже нашел дом! – Сергей Львович непрерывно потирал ладони -признак душевных переживаний и волнений. - Дом Скворцова. Ивана Васильевича.
- А кто этот Скворцов?
- Это, Надин, коллежский регистратор... Достойный человек… - Торопясь и сглатывая слова, принялся объяснять, чем понравился ему дом. - Понимаешь, Надин, двор такой просторный, в нем есть маленький, но свой садик - будет, где гулять с детьми.- Помолчал и добавил: - Ведь у нас, кроме Оленьки, будут еще дети!.. - покосился на ее округлившийся живот. - Хм-м!- незаметно скривился. Дочка, плаксивая и капризная, не доставляла ему никакого удовольствия своим появлением на свет. От других детей тоже он не ожидал ничего хорошего. Но вернулся к тому, что сейчас так занимало мысли. - Там два дома - каменный и деревянный. Мы снимем флигель, - объявил об окончательном решении.- Он большой - ведь с нашими связями гостей всегда будет много!
Гости! Это именно то, что больше всего его волновало. Как зрители его талантов, они нужны ему всегда. Он-то в душе чувствует себя артистом.
Надежда Осиповна, Наденька, Надин, доверяла мужу в больших делах. Она кивнула. Вертясь перед зеркалом и так и эдак, она проверяла, насколько безупречен ее наряд - не хотелось выглядеть хуже, чем другие дамы - они сегодня приглашены к Вяземским на бал. А там всегда собирается все высшее общество…
Сергей Львович кинул незаметный взгляд на жену: "Она очень хороша сейчас!" Любуясь исподтишка ею, забыл, что она всю неделю ходила непричесанная, небрежно одетая, безразличная ко всему. К нему тоже…
Томясь в ожидании, он вернулся мыслями назад, на то время, когда они еще не были женаты. "А ведь сначала я хотел просто поволочиться за ней!- ухмыльнулся. - Но вот же - влюбился! И не успел оглянуться, как уже сделал ей предложение!"
Он не переставал удивляться тому, как быстро он забыл тогда о том, что хотел еще наслаждаться свободой и не связывать себя узами брака. Но, увидев ее, он прельстился не только ее знаниями французской литературы, но и ее светскостью, очень ценимой им. Надин, к тому же, обладала еще необычной, только ей свойственной, красотой. «Прекрасная креолка». Так называли её в свете...
И не только необычной внешностью она сумела очаровать его - была не только веселой барышней, но блистала и остроумием, быстротой во всем... Это именно те качества, которые всегда привлекали его в женщинах …
Прохаживаясь по залу, Сергей Львович хмурился, злясь на задержку, но не смел попрекнуть долгими сборами жену - она рассердится.
А пока вспоминал свои колебания тогда, перед женитьбой. Наденька Ганнибал приходилась ему внучатой племянницей - ее мать, Марья Алексеевна Пушкина, была замужем за Осипом Абрамовичем Ганнибалом и была дочерью родного деда Сергея Львовича. Но эти запутанные родственные отношения не помешали им все-таки пожениться. И теперь у них растет маленькая дочка - Оленька...
Правда, ему вскоре открылись неприятные черты в характере Надин - она обладает такими мужскими качествами, как упорство, твердость, властолюбие… "И капризы у нее, капризы! Ох, как она вспыльчива! Как злопамятна! Может не разговаривать со мной не только дни, недели, но и месяцы… Вот и приходится крутиться и хитрить, хитрить, чтобы ее не выводить из себя… Не приведи господь попасться ей под горячую руку!.."
- Ну, душа моя! Ты готова? - не выдержал. Не терпелось уже очутиться в обществе, острить, сыпать эпиграммами, вызывать восхищение мастерским чтением Мольера!.. Да, его уже ждут с нетерпением. Он не сомневался в этом.
«Едем! Прочь скука, обыденность, капризы …», - он уже полностью отрешился от всего этого.
Подставив руку наконец готовой к выходу жене и помогая ей спуститься с высокого крыльца, Сергей Львович был весь уже там, среди блистательных вельмож. Все чаще теперь он ощущал себя счастливым только среди гостей, в своих или чужих гостиных, видя, как ему внемлют с интересом.
Через неделю они переехали в слободу и заняли там флигель, расположенный по правую сторону ворот. Довольный ее оживленным интересом при виде внутреннего дворика, он усмехнулся - не зря ведь предчувствовал, что Надин восхитит садик перед флигелем!
- Мы Оленьку будем выгуливать здесь,- улыбнулась она одними глазами.
Сергей Львович не желал ввязываться в обсуждение, где и как она разместит мебель - терпеть не мог всякие переезды и хлопоты, связанные с ними. Он ей заявил:
- Так, Надин, ты здесь обустраивайся, а я поеду в Болдино. Надо посмотреть, почему этот шельма-приказчик задерживает деньги.
- Но…
- Я доверяю твоему вкусу, дорогая, знаю, что все устроишь великолепно, - поспешно заверил ее.
Выходя со двора, он потирал руки: «Надин это только и подавай! Что за страсть у этой женщины - вечно что-то переставлять, передвигать, расставлять мебель по–новому?. Задумался на мгновение: - Сдается мне, она все это любит больше, чем балы и выезды! Ей только дай волю переклеить обои, поменять спальню на кабинет, кабинет - на гостиную, гостиную на кухню - и так до бесконечности!.. Ну, да ладно, чем бы дитя не тешилось, лишь бы не сердилось! - передернул плечами: - В гневе она страшна!»
Говоря о Болдино, Сергей Львович имел в виду маленькое село в Нижегородщине, где земли, на равных долях, вместе с матерью, братом Василием и сестрами Анной и Лизаветой, с тремя тысячами душ, принадлежали ему. «Небогато, конечно. М-да-а-а, что и говорить, небогато… Я же ведь не зря судился с братом по отцу… Петром. Ведь он - брат еще тот!.. Да , не зря! Он, поганец, сумел-таки отсудить себе большую часть земли и душ. Но… Все! Все! Все-о! Я забыл о его существовании и никогда не вспомню. Никогда!», - сам себя отвлек от плохих воспоминаний.
Сергей Львовоич не любил обременять себя неприятными и напрасными думами, никогда не унывал, живя одним днем: будет день - будет и пища! Он свято верил в это. Так зачем морочить себе голову!
Но в этот раз в Болдино он так и не попал - нашлись дела поважнее в Москве, как-то: эффектная беседа днем в гостиной Вяземских; вечером - толкотня между писательской братии у Дмитриевых или у Пушкиных... Пересуды слышанного и виденного - в следующие, уже другие, вечера…
Так в суете и позабыл и о том, что собирался в Болдино. О воровитом приказчике тоже…
А потом потекли обычные однообразные дни бездействия и лени. «А что же еще делать? - размышлял он в удобном мягком кресле, иногда отрываясь от очередной французской книжки.- Слава богу,что бразды правления вновь взяла в свои руки теща, Марья Алексеевна... Жаль, что она бывает здесь только наездами. Да… Лишний, конечно, рот... Но пусть лучше она, чем Надин - с ее революциями... Ох-хо-хо, одни расходы…»,- передернул покатыми плечами.
Теща, не мог он не признать, выручала их крепко - с ее приездом дом сразу преображался: порядка больше, появляется чистота и уют…
Она, ясное дело, женщина несчастливая. Кое-что он знает о том, как она выходила замуж. Марья Алексеевна сама им с Надин рассказывала, как в первый раз увидела будущего мужа - Осипа Абрамовича Ганнибала. Тогда он служил в артиллерии в Липецке, а она, барышней, жила с отцом в селе Покровском, рядом с городом.
Осип Абрамович, отец Надин, влюбился в нее страстно и не успокоился, пока не добился ее руки. И после этого сразу вышел в отставку. "Кажется, всего лишь в чине капитана,- подумал он с пренебрежением. Сам он - майор, и Сергей Львович считал себя неизмеримо выше всех, кто имел несчастье быть ниже его. - И вот - понеслось… Кем же он только не был! Служил заседателем Псковского Совестного Суда, советником Псковского Наместнического и Санкт-Петербургского губернского Правлений… Теща правильно винит его во всем - вечно он был в разъездах, никакого внимания семье..."
Как-то Сергей Львович подслушал тещины жалобы Арине, наперснице и няне, как их сын, их первенец, умер совсем маленьким из-за равнодушия мужа. "Да-а-а...Была там тогда неблаговидная история, до рождения у них Надин... Она, считай, так своего отца и не видела. По словам Марьи Алексеевны, ей было всего два годика, когда он спутался с этой помещицей. Устиньей этой, Толстой. Достался ему тесть, однако! Ему хватило стыда обвенчаться с этой женщиной при живой жене!.. Говорят, что он выправил себе фальшивое свидетельство о своем вдовстве. Ловок оказался! Да, и что ему: научился в разных своих там правлениях… Да. Та Устинья - разлучница... Прыткая, жестокая!.. Это она, новоржевская баба, скользкая, как уж, и хитрая, как лиса, подбила тестя на то, чтобы он бросил семью и прибрала-таки его к рукам… Сам тесть теперь понимает, что с ней не счастлив: до сих пор отливаются кошке мышкины слезы! Всю жизнь они так и живут: то сходясь, то разъезжаясь. И поделом ему! Устинья-то уже ободрала его как липку! Все знают, что и теперь она продолжает разорять его... Живет он теперь в избе с голыми стенами: все вывезла оттуда проклятая баба. Какими же мы, мужчины, бываем иногда дураками! Охо-хошеньки!..»
Он вернулся к забытой за этими размышлениями книге Мольера.
Как раз в это время, как бы в унисон ему, предмет его дум - Марья Алексеевна, тихо ухмылялась про себя: ей донесли, что муж с Устей опять разбежались - с битьем посуды и очередным разделом имущества… "Так и останется этот бес скоро ни с чем... Так ему! Это кара за грехи двоеженства. И за мои муки..."
Марья Алексеевна пригорюнилась: "Натерпелась в жизни, воспитывая дочку сама. Но сейчас
