-… проходящая в городе и районе «Вахта памяти», посвященная сорок второй годовщине Великой Победы, ещё раз убедительно продемонстрировала, что советская молодёжь свято чтит память своих героических отцов и дедов…
Андрей Иванович Колдунов, молодой жизнерадостно-ироничный человек в модных, чуть затемнённых очках, главный врач Мячковской сельской участковой больницы, чуть поморщился и выключил радио. «Проходящая» - это от слова «проход», подумал он с раздражением. А проход – от слова «задний». Пройдёт – уйдёт - пролетит – просвистит – сделает ручкой… Андрей Иванович считал себя человеком философского склада ума, поэтому любил иногда поразмышлять на заоблачные темы. И почему всегда и всё у нас именно вот так, именно «со свистом», подумал он, примеряя позу критика-мыслителя. «Великий и могучий» русский язык - а послушаешь: сплошная казёнщина с такою же сплошной, тупой, махровой канцелярщиной! И это в такой праздник! А говорим о нём так, что прямо скулы от тоски сводит. «Вахта»! «Продемонстрировала»! Чего она продемонстрировала, эта ваша вахта? Чего она вообще может демонстрировать? И ведь слово-то какое придумали, Господи! «Вахта»! Какое гениальное изобретение – вахта! Месяц пашем - месяц балду чешем! Как работали – так и работаем. Как болели – так и болеем. Как пили - так и пьём. Вот так всю жизнь и живём. Вахтовым методом. Ничего нового. Одна скука.
Андрей Иванович отвернулся к окну, посмотрел на весело и буйно, именно что по весеннему, зеленевшие кусты акации. «Весна! Как много в этом звуке…». Кофейку, что ли, попить?
«Главным» он работал всего третий месяц, в своей теперешней должности до конца ещё не разобрался, хотя в основные принципы и направления уже «въехал». То, что работа «главного» была больше чиновничьей, чем именно врачебной, его не удивило и не огорчило, тем более что к больным, как он сам, начав работать после окончания института, с удивлением обнаружил, относился достаточно равнодушно, и чужие страдания его, в общем-то, мало трогали. Сначала это неприятное открытие Андрея напугало и даже серьёзно расстроило: шесть долгих лет учился - и нате вам, выучился! Оказался бесчувственным чурбаном! Но постепенно, со временем успокоился, эмоции стали утихать, потеряли свою остроту и постепенно перешли в чувство обычного лёгкого хронического огорчения с таким же лёгким налётом раздражения. Да и сами больные перестали казаться ему такими уж бедными-несчастными, а всё больше капризными и требующими к себе слишком большого внимания. Правильно говорят: время – лечит, время и калечит, вот со временем все эти душевные терзания и вообще исчезли. Тем более, что таких равнодушных эскулапов, как он, было вокруг полным-полно.
Поэтому руководствуясь старой житейской мудростью: «Что бог не делает – всё к лучшему», он с удовольствием и даже каким-то облегчением согласился на предложение «встать у руля» одной из районных сельских больниц. Опять же село – не город с его вечно скудным продовольственным прейскурантом. Село-
это и мясце, и сальце, и картошечка с овощами и фруктами, да и вообще лучше быть главным на деревне, чем рядовым в городе. Нет, очень правильно он, Андрей Иванович Колдунов, сделал, что согласился! Молодец! В любом случае – не прогадал!
Телефон зазвонил так резко и противно (кстати, надо сегодня же вызвать телефониста, пусть изменит громкость и тембр), что Андрей вздрогнул.
- Приветствую тебя, Андрей Иванович! - услышал в трубке уже знакомый глуховатый голос Власова, председателя колхоза. – Хочу пригласить на празднование Победы. Не против?
- Спасибо, Василий Васильевич, - сказал Андрей. – Почему же против? Святое дело!
- Значит, подходи девятого к девяти к памятнику павшим. Ну, на нашей площади, перед правлением! Погоду не слышал?
- Только что передали: девятого солнечно и плюс двенадцать.
- Ну и ладушки! Значит, придёшь?
- Да, конечно, конечно! – заверил Андрей. – Приду!
- Тогда до встречи.
- До встречи.
С Власовым, председателем колхоза «Победа», у Андрея сразу сложились хорошие отношения. Сразу, без всяких предварительных заходов, взаимных прощупываний и прочих разведывательных приёмов. Это было тем более удивительно, что в райисполкоме Андрею прозрачно намекнули, что Василий Васильевич – мужик тёмный, хитрый, себе на уме, как говорится - един в ста лицах. Так что будь с ним поаккуратней, поосторожней и лучше вообще подальше. К тому же есть у него, у Власова, одно очень особое жизненное обстоятельство, которое, мягко говоря, не красит его как передового советского человека. Диссидент, что ли, хохотнул тогда Андрей, вспомнив Саньку Винера, своего институтского однокашника. Почти, услышал в ответ и понял, что говорили совершенно серьёзно. Да-а-а, дела…Вот антисоветчиков ему под боком только и не хватает…Однако при знакомстве Власов на этакого графа Дракулу местного разлива или сладкопевных говорунов типа Синявского и Даниэля совсем не «тянул». Нет, лукавость была, и этакая хитринка плясала в его чуть прищуренных, о ц е н и в а ю щ и х глазах. Он и на самом деле играл, изображая перед ним, Андреем, простоту и добродушие, но что-то подсказывало: за этой игрой - не напускное, настоящее, а что вынужден хитрить и приспосабливаться – так ведь должность такая! Всегда крестьяне на Руси ходили и ходят в крепостных. Что при царе, что сейчас, при Советской власти. Хотя и называются, конечно, свободными тружениками, да только кого ты этим словоблудием обманешь…Дураков нет, хотя все под них упорно косят. Потому что так спокойнее и удобнее. Потому что с дурака, как известно, взятки гладки. И на самом деле чего с него возьмёшь, кроме анализов? Дурак – он и есть дурак. Вечный герой русских народных сказок.
Да, Василий Васильевич, как узнал Андрей позднее (на деревне ведь ничего не скроешь), мужиком был куда как тёртым, хотя тоже иной раз переигрывал,
срывался, и последствия таких оплошностей-срывов не заставляли себя долго ждать. К своим сорока пяти годам он уже успел один раз побывать и в здешнем председательском кресле, потом поработать в райкоме партии (что, несомненно, было повышением по карьерной лестнице), перейти в другой район на такую же райкомовскую должность (перемещение по горизонтали), уйти в председатели Агро-промышленного комплекса, перейти в директора областной «Сельхозхимии» (повышение! Явное!), откуда с треском вылететь якобы за срыв годового плана (слава Богу, не при Иосифе Виссарионыче живём! А то летел бы прямиком до самой Колымы.), чтобы вернуться на «круги своя». То есть, в здешние председатели. Что стояло за этим якобы срывом на самом деле, здесь, в колхозе, говорили шёпотом и с оглядкой, но рты-то, как известно, людям не заткнёшь. До Андрея, большого НЕлюбителя копаться в чужом белье, тем не менее, дошли слухи, что Власов чего-то там крупно напортачил по амурной линии, за что персонально разбирался на закрытом заседании райкома. Да, лямур, тужур, чужая подушка, несовместимая с высоким моральным обликом члена партии…Тьфу, маразм! Неужели самим-то не смешно? И ведь говорится на полном серьёзе и совершенно взрослыми людьми! Ну, любил баб Василий Васильевич, любил, что тут поделаешь! Так и они ему проходу не давали! Да и мужиком он был хоть куда – редко какая устоит! И за это наказывать? Глупость, глупость, дурость наша «высокоморальная»… Тем более, что уж там, в райкоме, все как будто такие «сплошь святые»! Уж он, Андрей, знал всю их эту лицемерную святость, попав однажды совершенно случайно на хитрую начальственную пьянку на пригородной турбазе. Такую эти райкомовцы устроили со специально приглашёнными, озорными и предельно раскрепощёнными комсомолками «афинскую ночь» – мама не горюй! Андрей сам себе потом втихаря целую неделю пенициллин колол для подстраховки-профилактики. Потому что «групповуха» - занятие, конечно, весьма экзотичное, но в то же время и весьма чреватое разными неприятными неожиданностями. Так что осуждая любвеобильного председателя, эти стойкие «борцы за мораль» всего лишь пытались реабилитировать самих себя в своих же собственных глазах. Дескать, непоколебимо (непокоБеЛимо!) стоим на страже нашей высокоморальной социалистической действительности! Святоши хреновы! И ведь всю жизнь так вот врут! И, что удивительно, им это враньё совершенно не надоедает!
Сам же Василий Васильевич ко всем своим карьерным взлётам-падениям относился философски, то есть, легкомысленно. То есть, просто чихал на них громким чихом. И правильно делал. Философия простая: сегодня ты на коне, завтра - я. Послезавтра опять местами поменяемся. Даже такой специальный управленческий термин придуман – «ротация кадров». Это жизнь, ничего не поделаешь, так что нечего и волосы на голове рвать. Впрочем, надо отдать должное, руководителем Власов был действительно отменным, каких действительно ещё ой-ой-ой как поискать! Колхоз стоял на ногах крепко, уверенно держался в первых областных «середнячках» (но только бы не в передовиках! Боже упаси! Задаром не нужны нам, ребята, эти «грандиозные успехи» и переходящие красные знамёна! Боженька прав: кому много дано - с
того много и спросится!) Наверно, поэтому, от своей житейско-чиновничьей мудрости, и злобы ни на кого не таил. Крепко держал в руках наработанные райкомовские и райисполкомовские связи, с проверяющими был щедр, с прежними коллегами добродушен, а с нужными «человечками» - ласков и хлебосолен (а как же! Не подмажешь – не поедешь!). Своих колхозников не обижал, на зарплаты и премии не скупился, старикам и убогим помогал. Воровал умеренно и – главное! – давал так же умеренно воровать другим. Вообще, весь стиль его поведения и на работе и в быту можно было определить всего двумя словами: не зарывайся! Да, именно так! Не привлекай лишнего внимания, не выступай не по делу (да и по делу тоже старайся пореже), вышестоящее начальство, конечно, слегка поругивай, слегка – это не возбраняется, да и подчинённые и окружающие будут уверены: а наш-то – нет, не лизоблюд! Но именно поругивай, то есть осуждай аккуратно, и Боже тебя упаси затронуть принципы и устои! Опять же ругать нужно не адресно, не конкретных людей, а начальство вообще, как социальный слой ( кстати научиться этому не так уж и сложно: смотри внимательнее телевизионные дискуссии. Там порой такая ругань стоит – хоть святых выноси! А разберёшься – восхитишься: ни одного конкретного имени! Это называется - высший пилотаж обличительного словоблудия!).
Нет, отличный мужик Василий Васильевич! Руководитель, каких поискать!
При знакомстве он произвёл на Андрея приятное впечатление именно тем, что не кичился, не пытался подмять, сразу дал понять, что относится к нему как к равному по чиновничьему положению. Хотя и намекнул, что пусть он, Андрей, ему непосредственно и не подчиняется, но больница-то находится на его, то есть, колхозной территории. И поэтому пусть он, Андрей, сделает правильные выводы. А в ответ услышал здоровый, понятливый смех. Я вас понял, дорогой Василий Васильевич! Можете не продолжать! Только вот здесь какой деликатный нюанс: ваши колхозники лечиться ходят почему-то не к вам в контору, а ко мне в больницу. Как вы объясните такую странность? Да и некогда мне всеми этими
