выпитого он раскраснелся, на лбу выступила мелкая испарина. Андрей поглядывал на него с тревогой: не дай-то Бог, прямо здесь бравого лётчика «дядька кондратий» приласкает! Вот уж тогда шуму-то будет! Власова точно сожрут. Скажут: упоил старичка, довёл до беды! И это в то время, когда весь советский народ в едином порыве поднялся на борьбу с «зелёным змием»… Фу, слушать тошно… А ведь именно так и скажут! Говоруны… Сами как квасили, так и квасят, а туда же: учить, в позы вставать, клеймить позором. Да и шептунов тоже хватает, жополизов… Вон, главбух-то как своими очёчками хитро поблёскивает. Прислушивается, сердешный, к антисоветским речам… А потом – стук, стук! «Кто-кто в теремочке живёт! Это мы, славные райкомовцы, по вашу душу в гости пришли! Вместе с Комитетом Глубинного Бурения! Колись, падла, перед кем ещё наш глубоко любимый строй какашкой мазал! А?». Прислушивайся, Минаев, прислушивайся… Только
Коробец-то тебе не по зубам будет. Жидковаты клыки твои бухгалтерские против Коробца…
- … как из гавна пуля, - продолжал тот. - Помню, в середине апреля поднимают нас по боевой тревоге. Чего случилось? Союзников надо срочно выручать! Немцы их лупят в хвост и гриву на переправе через Эльбу! Ну, поднимаются наши три звена, набираем высоту, идём выручать. Выручили, отогнали фрицев. И чего же там случилось, отчего такой шум на всю Европу? А, оказывается, американцы переправили через реку несколько батальонов. А там поблизости, как назло, немецкая пацанва оказалась. Курсанты из училища пехотного, зелень мокрохвостая, ещё сопли не обсохли. Да они и в бою-то настоящем ни разу не были! А тут как америкосов увидели, и, молодцы, не дрогнули, не растерялись. Пушки развернули и кы-ы-ык всыпали «дорогим гостям»! Те тут же на западный берег срочно драпать! Вот такие они были, союзнички-то ! Они только на парадах герои, да во всех этих панамах-гренадах!
- Ну чего, Минаев? – заметил он примостившегося рядом колхозного главбуха. – Всё прислушиваешься, всё замечаешь, всё в книжечку записываешь?
- Хи-хи… - прихихикал тот. – Шутник вы, Игнат Степанович!
- Шты ты! – ощерился старик. – Я тебя понял, Минаев! Нету у тебя книжечки. Всю, падла, исписал. Ладно! - и размашисто хлопнул испуганно съёжившегося главбуха по плечу. – В следующий раз приеду – привезу. Персонально тебе! А то это безобразие – записывать некуда! Непорядок, мля, в любимой эскадрилье!
- Ну, вы, Игнат Степанович, тоже скажете… - засмущался главбух, однако от их стола на всякий случай отодвинулся. Да, любил он так вот незаметно подсесть-пристроиться, послушать кто чем дышит. Василий Васильевич как-то неосторожно, в его присутствии посмеялся: дескать, наш Павел Назарыч со своими способностями где-нибудь в зоне был бы для начальства незаменимым человеком! Правда, удавили бы его обязательно, зеки шептунов не жалуют. Но однако мути намутить всё равно успел бы! Такие всегда успевают!
Андрей тогда совершенно случайно заметил: Минаев, хотя и улыбался во все свои тридцать два жёлтых зуба, но эти председательские слова – Андрей это тогда кожей почувствовал - воспринял со всей серьёзностью и наверняка запомнил.
- Стучи, стучи, Минаев! – «разрешил» Коробец. – Святое дело! Только если на Василия какая-нибудь райкомовская бл.дь за сегодняшний стол баллоны покатит, то первого кого расстреляю, так это тебя! Слово офицера! Пистолет имеется! Между прочим, наградной! Сам Александр Иванович Покрышкин вручил. Слышал такую фамилию?
Главбух покраснел, опять дурашливо-лакейски захихикал и отодвинулся ещё дальше, в самый угол.
- И как ты терпишь этого поганца… - брезгливо скривившись, сказал Коробец Власову.
- А куда же его денешь? – хмыкнул Василий Васильевич. – Райком за него горой. Он там свой человек. В какой-то комиссии постоянно заседает.
-Во-во! – и Коробец с ожесточением хлопнул ладонью по столу. – Сами плодим всяких крыс, а потом удивляемся: почем это народ над партией смеётся ? Сами себе могилу роем! А-а-а! - и рукой махнул. Старик вообще любил широкие, размашистые жесты.
- Наливай, Андрей Иваныч, чего сидишь! Себя мне не жалко, пожил уже и пакостей никогда никому не делал. За вас, дураков, обидно! Ведь пойдёте за этим меченым-то, пойдёте! Как стадо вас поведёт, и никуда не денетесь! А он вас, чувствую, ох и заведёт! Мало никому не покажется!
Расходились уже после обеда. Старики-ветераны были довольны, и не столько угощением (колхоз богатый, чего не угостить?), сколько вниманием.
- Василий Васильич – мужик хитрый, - сказал Минаев, когда они вместе с Андреем шли от столовой по улице. Андрей сначала, после того как узнал, что Минаев «стучит», хотел другой дорогой пойти. А потом подумал: чего это я прятаться-то должен? Пусть он прячется, если рожа в пуху! Да и мне он пока ничего плохого не сделал. А то что стучит… Куда же без них, без стукачей-то? Нельзя! Они всегда были, есть и будут. А этот хоть на виду, не скрывается, поэтому и знаешь как себя с ним вести. Так что пусть лучше он, чем какая неизвестная крыса…
- Он этим угощением сразу даже не двух, а трёх зайцев убивает, - продолжал Минаев увлечённо. - И старикам уважение оказал, а это дорогого стоит, это в деревне ценится. Во-вторых, молодёжь в колхозе через тех же стариков удерживает. Попробуй кто молодой в город намылиться, так дед ему такой «уход» устроит – ж…па устанет чесаться.
- А третье? – напомнил Андрей потому, что главбух как-то непонятно замолчал.
- А третье, это под праздник самое время и кое-какие грешки колхозные списать, - больше туману напустил, чем ответил Минаев. Он тоже был хитрым мужиком. Недаром, что бухгалтерией колхозной уже лет двадцать заправлял. Когда надо – молчать умел. Впрочем, на том крестьянство российское всегда стояло и стоять будет. Несмотря ни на какие сухие законы…
На повороте распрощались. Минаев пошёл домой, а Андрей свернул направо, к больнице.
- Как у нас в стационаре? – спросил дежурную медсестру Лидочку. – Всё тихо?
- Ага, - почему-то испугавшись, быстро ответила она.
- Понятно, - Андрею стало весело. – Покрываешь, значит?
- Да нет, на самом деле, Андрей Иваныч! - и Лидочка совсем по детски прижала руки к груди. – Ведь праздник… - продолжила жалостливо. – Они там по чуть-чуть… Чего ж уж теперь… Все равно ведь отметят…
- Конечно, отметят, - сказал Андрей задумчиво и наклонился к ней.
- И правильно сделают! – сказал неожиданно громко.
Лидочка смущенно улыбнулась.
- Тогда я даже и заходить не буду, - решил Андрей. – Чтобы не смущать. Правильно?
- Конечно, конечно! – быстро заговорила Лидочка. – Праздник же! Какая же работа?
- Ну тогда бывай, Лидия свет Макаровна.(Лидочка прыснула) Пошёл я.
Он дошёл до перекрёстка, сощурившись, посмотрел на яркое, весёлое, беззаботно светившее солнце, повернул на шоссе и посмотрел на часы. Автобус будет через двадцать минут, а если сегодня в город пойдет колхозная машина с молоком, то вот-вот должна показаться из-за поворота. Ладно, так и так уедет. Действительно, какая уж сегодня работа… Сегодня праздник. Самый настоящий. Самый лучший на свете. День Победы.
