Власта

Надо же так майдануться –
президент врет и крадет,
а народ  головы кладет!
/на злобу дня/

Власта, новая хозяйка моя, пожалуй что, симпатичная. Вот сейчас – русые волосы затянуты в тугой хвост на затылке; на хрупкой фигурке широкие темные шаровары, что-то там типа блузки и короткий черный плащ, как у пажа средневекового короля. Стандарт от Нефертити «38 Х 22 Х 38», несомненно, выполняется….
Ощутив мой взгляд, обернулась. Черные брови идеальной формы дугой над темно-синими глазами, наполненными все той же заботой, что и вчера. Сегодня оттенок ее кожи лица напоминает шелковую поверхность лепестков бледно-розового цветка. Высокие скулы, маленький носик и тонкие губы смотрятся настолько гармонично, что все-таки да – ее можно причислить к сонму земных красавиц. Только с одной оговоркой – не рекомендуется к применению, как женщина.
Результат визуальной ревизии еще больше втоптал мое чувство предвзятости по отношению к хозяйке в грязь, ведь сам того не замечая, любуюсь ею. А она напряглась, словно почувствовала, что на нее не просто смотрят, а изучают особенности тела с каким-то пристрастием и непонятным рвением.
Посмотрел в ее глаза и прочел в них… гнев. О, черт! – очнулся и вздрогнул словно подросток, которого застали подглядывающим в женскую раздевалку. Этот непроизвольный порыв смутил еще больше.
- Тебе нечем заняться? – прошипела хозяйка.
Я у нее кем-то вроде бухгалтера.
- Все, что было приказано, я сделал, - сложил ладони перед лицом и поклонился.  
- Что-то ты перья распустил. А проверю? – она, покусывая нижнюю губку.
- Не страшно – я все всегда делаю добросовестно.
- Странно, по-моему, так уроды – это вруны и воры.
- Спорный вопрос, - заставил себя улыбнуться.
- Спорить ты любишь, - буркнула Власта и отвернулась.
К концу дня напомнила разговор:
- Думаешь, если в счете разумен, я стану перед тобой на цыпочках ходить?
- Я и на цыпочках не могу.
- Тебя что-нибудь не устраивает? – оживилась хозяйка.
- Почему же? – все прекрасно. Я доволен своим рабским положением в вашем доме. Вы так дружелюбно, а главное очень уважительно меня унижаете….  
Власта приподняла брови, вопросительно глядя на меня.
- А еще мне нравится моя должность – нюхать пыль в амбарах среди кувшинов, тюков и корзин. Главное: можно строить из себя важную персону перед слугами – я ведь, мать вашу, счетовод у хозяйки!  
- Это хорошо, что ты реально оцениваешь обстановку, - засмеялась купчиха.
- По-вашему, это смешно? Представьте, что завтра вы вдруг проснетесь в чужом мире, в окружении абсолютно безграмотных людей, которые и сотой долей ваших знаний не обладают, и, тем не менее, презирают само ваше существование. А вы благодарите их за еду, лавку в чулане и за то, что вам дали посильную работу….
- Свинья неблагодарная! – перебила хозяйка мой монолог. – Здесь тебя кормят, поят, дали кров и шанс выжить…. И в результате? Кого ты винишь в том, что ни черта не можешь? Не нравится работа, которую даю, ползи на площадь побираться. Там можешь рассказывать лоботрясам, какой ты великий и гениальный.
Мне нечего противопоставить – купчиха права на все сто. Обидно? Безусловно. Какую работу я мог получить в этом мире? Попрошайки? А не работать вообще не мог – так воспитали. Когда попал в этот дом, то поначалу обрадовался – шанс появился. Но после понял – Власта не слушает ничьих мнений, она приказывает, что считает нужным. Мысль о новшествах в быту и хозяйстве, торговых делах, похерила на корню окриком и едким смехом – ведь самолюбив я, черт возьми! А опускаться до уговоров, лести, унижений претит душе. Так что….
Хотя, конечно, она деловая – собранная и сконцентрированная. Пусть без труда мог оценить уровень ее интеллекта, впечатляло поведение хозяйки. Она вникала в мои комментарии, не просто кивая голосу, а вдумывалась в каждую фразу, даже что-то повторяя себе под нос. И еще Власта грызла рукоятку ножа, которым делались отметки на счетных палочках или другими словами – «карандаш». Это казалось забавным и милым – я не мог удержать улыбки.
А недавно увидел Власту во сне – величественную и красивую, словно ледяная гора. В ней была сила, внутренняя гордость, которая заставляла ее тело натягиваться струной. В темно-синих глазах не было властной надменности – только желание бороться до конца, до последнего вздоха за свою выгоду и убеждения. Боже! каким должен быть мужик, способный поставить ее на колени перед своим достоинством? Кто же она все-таки такая на самом-то деле?
Она сказала мне:
- Мне не нужен мужчина – только самец. А самца кто же любит?
Во сне я перед ней не робел:
- На самца не тяну от увечности, но…. Смотрю на твою хрупкую фигурку, и жалость подступает к горлу. Скажи – ты боишься грозы? Я укрою тебя на груди, и все страхи твои отринут. Хочешь, проверим?
- Ты не боишься грома небесного? Это врожденное?
- Нет. Просто я знаю его природу.
Она отрицательно покачала головой:
- Старую собаку новым трюкам не обучить.  
Вот без хвастовства - смыслом моего существования всегда была работа. Если я не спал, не читал, не сочинял, то не мог просто лежать или сидеть – ежеминутно хотел творить, надеясь, что смогу чего-то добиться. Но с каждым днем время просачивалось сквозь пальцы, с каждой попыткой убеждался – хлопоты мои напрасны. Может, в прорубь эту проклятую кинулся, чтобы разорвать порочный круг. Судьба усложнила задачу, обезножив меня. И меня не хватило – ни в деревне, ни в городе, ни на плоту. Власта – вот выход, вот с кого надо брать пример! Тяжело это – «ложиться» под бабу, но стоит признать, в ней с избытком есть то, чего мне хронически не хватает. Твердости! Проклятие Маркса «подвергай все сомнению» делает из меня хлюпика.
Я и здесь работал на совесть, а хозяйка цеплялась, особенно раздражаясь на мои новшества. Увидев дощечки записей рядом со счетными палочками – так право удобней: взглянул на цифру и не надо считать зарубки – она возмутилась:
- Что ты хочешь этим сказать?
Возмутился и я ее тону:
- Эти знаки на дощечках показывают количество зарубок на палочках. А то, что я хотел бы сказать, вам лучше не знать.
- А тебе лучше помолчать, пока я не вышла из себя!
Себе дороже – подумал и отвернулся.
Погрузившись в собственные мысли, не сразу заметил, как Власта, вертя в руках дощечки и палочки, пытается постичь их тайную связь, шевеля губами.
Уходя, хозяйка сказала:
- Мне все равно, как далеко ты меня посылаешь в мыслях и какие планы вынашиваешь. Но запомни: если еще раз посмеешь показать мне в спину средний палец, я прикажу его отрубить. Не люблю этих жестов, особенно, когда ими пользуются такие, как ты.
Приехали! Как это она умудряется все видеть? Или ей докладывают?
Но мадам адекватна  - мое право на собственное достоинство начала признавать.
Как-то взорвался я:
- Вы можете меня ненавидеть! Вы можете меня презирать! Но унижать меня вы не имеете права!  
- Кто ты такой, чтобы мне указывать?
- Я, прежде всего, человек, которого вы совсем не знаете.
- Еще чего! Ты – раб и калека, живешь моей милостью.
- Пусть я калека, но не раб. И поверьте на слово – еще раз позволите себе отнестись ко мне, как к своей собственности, я уползу в неизвестном направлении. Быть лучше голодным, чем униженным.
- Ползи, прям сейчас!
- Вы забыли добавить «раб».
Какое-то время мы сверлили друг друга глазами.
- Я буду звать тебя «мой повелитель», но ты все равно будешь делать, что прикажу.
- Договорились.
Человек – существо социальное. Мы живем рядом друг с другом, общаемся, взаимодействуем. И это нормально, так и должно быть. Но начальник ты или подчиненный – у каждого свое лицо, свой темперамент, свои взгляды на жизнь. Для того, чтобы успешно управлять другими, нельзя испытывать никаких эмоций кроме холодного расчета по существу дела. И не надо превращать социум в стадо, где есть вожак, а остальные безропотно идут за ним. И какая разница, в каком ты веке – человек всегда остается человеком. Нормальные рассуждения?
Погнали дальше.  
У Власты дом – не просто уютный теремок на окраине города, а целая усадьба с хозяйственными постройками, клетями, подклетями, то бишь подвалами и проч…. А вокруг высокий забор, к которому с одной стороны вплотную подходит дремучий лес. Оттуда, должно быть, пожаловал незваным гость.
- Медведь! – усадьбу поднял на дыбы жуткий крик.
Мы в беседке сидели, увитой плющом – я хозяйку учил славянской письменности и арабским цифрам –  сквозь зелень увидели какое-то движение.
- Беги! – крикнула Власта, забыв, что этого как раз не могу.
Сама как-то неудачно рванула с места, опрокинув мое кресло – упала, я на нее, сверху то, на чем я сидел. И притихли – я от боли в спине, она под двойной тяжестью.  
Оглушительный рев раздался в саду, и я быстро сообразил: гость – будь здоров! Может, его улья привлекли? Но тут позади беседки раздался треск ломающихся веток и рев животного по всей вероятности двигающегося в нашем направлении. Мы застыли с хозяйкою в интимной позе, погрузившись в оцепенение от животного страха и безысходности.
Миновали две геологические эпохи, и мы услышали шорох шагов у входа в беседку. Я закрыл глаза. Такого страха, помноженного на беспомощность, никогда не испытывал в своей жизни. Реально так ощутил слабость и уязвимость перед когтистой лапой, способной убить одним ударом. И не могу убежать, и спрятаться негде. И женщина подо мной, которую должен прикрыть собой от опасности – ведь я же мужчина.  
Тяжелое дыхание слышно у входа; едва уловимый «аромат» медвежьей вонючести уже щекотал ноздри. Сильнее зажмурил глаза, перестал дышать.
- Дыши, – приказал тихий голос Власты.
Послушно открыл глаза и глотнул кислорода.
Ситуация такова – медведь у входа принюхивается, словно боится войти; хозяйка лежит на полу ни жива ни мертва; я на ней, как на ковре, раскинулся, а сверху меня напрягает кресло. Это в негативе.
Есть позитив. Нос мой в ямочке утонул за ее ушком. Дыхание мое греет ей шею. Губы от нежной кожи ее в нескольких миллиметрах и вот-вот коснутся.
Она пошевелила головой, быть может, желая взглянуть мне в глаза. А мне уже блазнилось – подставляет губы для поцелуя. Я и про медведя забыл – неповторимый аромат чистого женского тела отшибает память, пуская корни в моем подсознании.
Каждой клеточкой ощущаю хрупкость тела, лежащего подо мной. Чувствую потребность мять и ласкать его, хочу прикасаться, где пожелаю, хочу изучать руками, губами… чем угодно. Хочу видеть, как эта женщина стонет и ласкает меня в ответ.
Решился поцеловать и почувствовал настойчивую пульсацию в паху, боль в спине.
- Он ушел? – прошептала Власта мне в ухо.
- У входа, –  выдохнул, с сожалением осознав, что губы ее отдаляются.  
Послышались голоса, гром мечей о щиты – народ пошел в атаку на зверя.
Власта начала извиваться подо мной, пытаясь спихнуть с себя.
- Слезь с меня!
- Осторожнее.
Волна нестерпимой боли прокатилась по телу.
Хозяйка снова заметалась, пустив в дело руки и ноги. Я не помогал ей и в душе проклинал кресло, давившее на изнемогающую в спазмах спину.
Но тут Власта нашла точку опоры для своей ноги и задвинула мне коленом в пах.  
Тело мое охватила судорожная волна. В последний раз скорчился на ней и отвалился в сторону, обрушив кресло на звериную морду, просунувшуюся было в беседку. Напугав