Предисловие: Когда-то давным-давно я написал рассказ „Против генов не попрёшь“ про неизвестного потомка моего доброго приятеля. И один коллега с усмешкой сказал, что, дескать, такие истории можно сочинять километрами. А ты попробуй! - хотел было гневно возразить я, но... попробовал сам. И вот, предлагаю вниманию читателей следующие несколько метров этих историй.
- Деда!
- М-м?
- Ну деда!
- Черти драные... Куда же они запропастились? - Дед едва ли слышал внука. Всё, что занимало сейчас его мысли, были болотные сапоги. Обычные старые резиновые сапоги - по пояс, на толстой подошве. Именно сейчас - не раньше, не позже - они нужны как воздух, и именно сейчас он никак не может их отыскать.
- Ну деда, ну деда!
- Хм. Может... Или здесь?
- Нудеда!. Нудеданудеданудеда! - мальчик, не переставая, дёргал старика за полу плаща. Он буквально повис на ней и волочился следом за дедушкой, упираясь и скользя ногами. Совсем как деревенская собачонка, которую хозяева впервые попытались затащить в лифт городской многоэтажки. - Ну деда же!
- Что, мой хороший? - дедушка наконец заметил мальчика. Озабоченность на лице сменилось надеждой: - Малыш, ты не помнишь, куда бабушка задевала мои сапоги?
- Неа... - В короткую паузу, вызванную обидой на пренебрежение со стороны дедушки, вместе с лаконичным ответом уместился и полный упрёка взгляд, и то ли вздох, то ли всхлип, также щедро пропитанный укоризной. После чего мальчик заныл с удвоенной силой: - Ну деда-а-а! - Достойное продолжение дедушкиного рода, он упрямо гнул свою линию.
- Ну что? Что, малыш? Что?!
- Ну куда ты в дождь? Посиди со мной, мне страшно!
- Вот чудной! Ты же мужик! Грозы испугался?
- Угу. Немножко. - Внук отвернулся, посопел носом. - Я бы не... она вот... она ка-а-ак...
- Эх ты! Не думал даже, что парень у нас из пугливых.
- Это же не я, деда, это гроза испугливая!
- Ну, дела! А кто, помнишь, обещал наловить мне сто штук молний?
- Так это ж когда ещё! Это когда я большой и смелый стану. В пятнадцать лет только.
- А ты думаешь, смелыми сразу становятся? Сразу - раз и всё? Нет, малыш, смелость да храбрость надо тоже - как мускулы - тренировать.
- А как тренируют храбрость, деда?
- Да очень просто! Вот, пока сиди у окошка и смотри, как дедушка молнию ловит. Потом потихоньку привыкнешь. Храбрость, она ведь не какое-то там что-то. Она ведь просто привычка. А я побегу. Июнь на носу, а у меня ещё ни одной майской молнии! Майские, малыш, они ведь самые ценные.
- Деда, так у тебя и других нет.
- Глупости! С чего ты взял?
- Бабушка говорила. А ещё говорила, что ты когда-нибудь доловишься, тебя шандарахнет как Ломоносова, ты облысеешь и мозги у тебя окончательно выбьет.
- Ха! Во-первых, не Ломоносов, а его друг, во-вторых, он не облысел, а просто умер, а в третьих - много она понимает, твоя бабушка! Она трусиха - смотреть боится, как и ты. Вон они, в чулане у меня сложены. Пойдём, посмотрим? Делов-то...
- Не-е-етушки!.. Хитренький! Бабушка говорит…
- Вот ты заладил, бабушка, бабушка! Ты что, родному деду не веришь? Ладно, ничего, скоро у тебя физика в школе начнётся, вам покажут, как самим молнии делать.
- Ух ты! Правда, деда?
- Ну конечно, малыш.
- Здорово! И я смогу бросаться молниями, как Зевс-громовержец в бабушкиной книжке?
- Ишь, чего захотел! Нет, малыш. Этого не может даже дедушка.
- У-у-у... Жалко. Ну, тогда я сделаю большую-большую молнию и поставлю в саду вместо фонаря.
- Дело говоришь. Но есть проблема, малыш. Гром. Куда мы денем гром? Эти молнии такие шумные! К тому же молнии в неволе не вырастают большими. Большие молнии водятся только в дикой природе. Чтобы такую поймать, надо охотиться за ними как дедушка. А охотиться можно только в грозу. А она вот-вот пройдёт. А ты хнычешь и мешаешь дедушке искать сапоги. А...
- Деда, ну я же не нарочно! Оно из меня само хнычется.
- А ты зажми волю в кулак и не хнычь.
- Деда…
- А?
- Деда, ты не сердись… Я не знаю, как зажимают волю.
- Тогда просто сожми кулаки. Сильно-сильно. Все мужчины так делают. Увидишь, сразу расхочется хныкать. Вот. Получается?
- Получилось, деда!.. Деда…
- А?
- А ты почему босиком не пойдёшь? Вот я так очень-очень босиком по лужам люблю.
- Нельзя, малыш, без резиновых сапог. Вот тот дяденька не надел сапоги - вот его молния и цапнула.
- А тебя цапала молния?
- Меня нет.
- Почему?
- Потому что я всегда в сапогах, садовая твоя голова!
- А дяденька почему не надел?
- Не успел, малыш.
- Почему?
- Резину ещё не изобрели. Ему бы лет на сто попозже за молниями гоняться... Эх! Говорили ему: поспешишь - людей насмешишь.
- Ага, деда, я знаю. Мне тоже бабушка так говорит, когда у меня на шнурках узелок получается. Но я же не нарочно!
- Да тот дяденька тоже не нарочно умер. Он молнию кочергой ловил, представляешь? Чудной, не знал будто, что молния через железо бьёт.
- А ты чем ловишь, дедушка?
- Бутылкой, конечно, чем же ещё! Видел в сарае такие пузатые? Бабушка всё грозится вино начать делать, да у неё, видишь ли, руки не доходят. Так я в них пока свою коллекцию храню, чтоб добро не пропадало. Тут, малыш, главное вовремя пробку резиновую заткнуть. Только молния в горлышко пролетела, а ты раз, и-и-и - попалась, голубушка. Никуда теперь не денешься.
- А гром?
- Что гром?
- Его разве через бутылку не слышно?
- Эх ты, чучело! Ты чем слушаешь, ухом или брюхом? Говорят тебе - пробку вовремя заткнуть. Гром-то, глянь, за молнией не поспевает. А я - опа - и готово, в бутылку не пускаю. Шалишь, говорю, брат - и без тебя голова болит. Иди, говорю, обратно в тучу, неча тут безобразить... Сердится, конечно, не без этого, ножонками топочет - а что уж поделать!..
- А-а-а... Деда, а молния? Она не убежит?
- Куда ей! Запомни, малыш, стекло и резину молнии нипочём не прогрызть. Стекло и резина электричество не проводят.
- Ну деда! Ну я думал ты взаправду, а ты опять выдумываешь! Электричество ведь в розетке! При чём тут молния?
- Глупенький! Электричество всюду. Правда, везде оно невидимое, его только пощупать можно. А молния - это такой светящийся кусочек электричества, понял?
- Понял.
- И ничего я не выдумываю! Вот, допустим, засунешь ты в розетку гвоздик. Тебя ка-а-ак тряханёт! Маму родную забудешь! А вот резинку или стёклышко если... или всё это вместе... м-м-м... ну вот, пипетку бабушкину хотя бы из аптечки возьми. Ты - раз её туда, а тебе хоть бы хны!.. Только ты, внучек, это...
- Что, деда?
- Ну-у, не говори бабушке, что это я научил.
- Замётано, дедуль! Только и ты бабушке не говори, ладно? Что я по лужам люблю бегать. Она меня ругает.
- Прям. Пусть лучше вспомнит, как сама в детстве по лужам шлындала. Ох, помню, мамка её однажды лупила! Отпускала, мол, пай-девочку на улицу, а воротилась чушка-чушкой.
- Та-а-ак! - Бабушка, руки в боки, стояла на пороге и побелевшими - от времени, а больше от возбуждения - глазами метала молнии, казалось, не менее яркие, чем вспыхивали за окном. Бабушка, так получалось, возникла из ниоткуда. Или, вернее, судя по огромному зонтику, была принесена из этого ниоткуда, как Мэри Поппинс, восточным ветром. - Я, значит, чушка?!
- Нну... это... как бы... фигурально. В порядке художественного образа. - От неожиданности дедушка вздрогнул, что очень некстати совпало с очередным раскатом грома на улице. Внук, неверно истолковав дедушкин демарш, не удержался - счёл за лучшее присесть на корточки и пискнуть: мамочка! Собранная было воля, сама собой просочившись сквозь пальцы, тут же сбежала из стиснутых кулачков прямёхонько в пятки.
- Ужин ты у меня тоже получишь в виде художественного образа, брехун старый. Заговорщики, надо же! Старый да малый! Надо же! Бабушке не говори! - Бабушка громыхала, перекрикивая стихию. А под зонтом в правой бабушкиной руке не спеша растекалась миролюбивая лужица в форме сердечка, словно намекая на бабушкину мягкую и отходчивую натуру. - Надо же! Сам ты!.. Да ты и не знал меня в те годы! Самого небось лупцевали как сидорову козу! И не мудрено - этакого-то вруна. Надо же… Надо же...
- Родная моя, а ты не видала ли мои сапоги? - кротко, но деловито, будто никакой вселенской катастрофы не произошло, вопросил дедушка, воспользовавшись бабушкиным секундным замешательством.
Искренность и вдохновение в его взгляде выдавали в нём завзятого романтика. Склонность к манёвру -изощрённого стратега. Но вовсе не ветреность или старческий маразм, как кому-то могло показаться.
Нельзя сказать, что дедушка нашёлся, не моргнув и глазом. Нет, даже такие опытные и умудрённые всяческими перипетиями ветераны (а дедушка был именно из таких) не сразу приходят в себя в сложной жизненной ситуации, и потому дедушка моргнуть глазом всё же успел. Но - надо отдать ему должное - пару раз, не более. Дедушка знал: если с самого начала упустить из рук инициативу - пиши пропало! - сей момент упустишь и счастье. В масштабах не абы каких вселенских, разумеется, а лишь сегодняшнего вечера. На большее бабушкиного недовольства, как притворного (обычно), так и (гораздо реже) вполне всамделишного, никогда не хватало. Но ведь и молния ждать до завтра нипочём несогласная - дедушка отлично это понимал. А потому елея в голос он лил без меры. Иначе беда. Иначе бабушка присядет на своего любимого конька. Иначе - будет костерить и самого дедушку, и фантазию его неуёмную, и язык без костей, и... Весь вечер. Будет обязательно - да на чем свет стоит, да до самого-самого ужина. А то и вправду - вместо ужина.
- Дуралей, - гораздо мягче сказала бабушка. «Так-то лучше». - внутренне удовлетворился качеством своего стратегического елея дедушка. И потёр руки - тоже внутренне.
- Я их специально спрятала подальше.
- Но зачем же? - изумился дедушка наружно, но вполне натурально.
- Подальше, - с нажимом подтвердила бабушка. Ей показалось, что именно это слово ускользнуло от внимания дедушки, а ведь по глубокому убеждению бабушки как раз оно и должно было открыть дедушке глаза.
Дедушкины глаза, наверное, открылись слишком широко. Недопустимо широко. В крайнем их округлении бабушка с испугом заподозрила грядущее безумие. Поэтому поспешила поделиться сокровенным:
- Потому что ты когда-нибудь доловишься, тебя шандарахнет как Ломоносова, ты облысеешь и мозги у тебя окончательно выбьет.
Бабушка не подозревала, что в словах этих уже нет необходимости. В порыве заговорщического братства малыш - слово в слово - открыл бабушкины заботливые страхи не далее как пятью минутами раньше. Впрочем, выпалив сокровенное, бабушка от себя и будто бы с облегчением добавила: - Уфф... - Что, согласимся, внесло в сказанное свежие нотки и, заодно, сняло с бабушкиной души камень.
- Наказаны. Оба! - подвела неожиданный итог разговору бабушка.
Логика в её словах, казалось бы, отсутствовала. О чем и не преминул заикнуться дедушка.
Но тут же поймал на себе взгляд, как бы испытующий: так ты, драный ты валенок, хочешь…
Нет-нет, что ты, родная! Не хочу… - так же мысленно замахал дедушка руками и покорно направился в детскую, подталкивая перед собой внука. Трудно постижимая доселе женская логика впервые в жизни приоткрыла перед ним свои пуленепробиваемые створки и предстала с простецкой, как нагое тело в кружевной прозрачной ночнушке, очевидностью. Невысказанная логическая цепочка была коротка и, по сути, состояла всего из двух звеньев: либо ты, дуралей, в кои-то веки занимаешься с внуком, либо я занимаюсь тобой.
„Занятие“ бабушкино дедушка моментально представил в красках. Впрочем, на этом мы останавливаться не будем: все дедушки, долго и трудно женатые на бабушках, отлично знают, о каких-таких мужниных „достоинствах“ способны часами бурчать уязвлённые бабушки. Инструменты, которыми бабушки сверлят, пилят, выдалбливают и выскабливают дедушкин мозг, время от времени меняются, но мы-то с вами, конечно, знаем, что бабушки
|