от бензозаправки шоссе соскальзывало в безразмерный котлован. Там притаился город, ощетинившись садовыми участками по петляющей границе речки Сарапулки.
Сверху дачные постройки легко можно было принять за собачьи будки, притопленые в торфяных нарезах.
"Неприкасаемый пейзаж", - подумал Ботов. Так было всегда. По крайней мере - 40 лет назад, когда он уезжал из Сарапула с твердым убеждением, что никакая сила не заставит его вернуться в этот утлый, купеческий городишко.
Въезжая на мост, Ботов заметил, что речка с годами выпарилась в жирный от грязи ручей, и стыдливо прикрылась крутыми откосами, но, внезапно обнаруженная и обличенная, она затравленно теперь кривлялась случайному свидетелю ее немощи.
Когда-то в этом ручье Ботов чуть не утонул. Здесь стояли рыбацкие лодки, а выше по течению гудел от ветра и грузно качался на стальных километровых канатах деревянный "Чертов мост". Пройти по нему было подвигом не меньшим, чем преодолеть речку вплавь...
Сразу за крытой автобусной остановкой, нелепо задвинутой проектировщиками в оголенное пахотой поле, дорога расщеплялась на три луча и вгоняла незнакомца в раздумье, точно богатыря на перепутье: "налево пойдешь - к легендарному, остолбеневшему на постаменте паровозу придешь, что в 1922 году из Сарапула вывез все зерно в подарок Красным вождям, а в 1958 - все мясо для подкормки кукурузного волюнтариста.
Направо трасса зримо сливалась разбитым асфальтом с глыбами вывернутой земли и дальше дробилась пунктирами конского помета.
Прямо, черненая свежими заплатами, дорога взбиралась по горбу эстакады над ж/д путями и ныряла в утробу частного сектора, давно и справедливо нареченного местным населением районом "Шанхай" - за кучность и приземистость домов, всплывших, будто из болотных кочек.
У второго светофора по строго геометрическим линиям пятиэтажных домов отмежевался район "Элеконд"
Даже здесь мало что изменилось. Удивиться или отдохнуть глазу было не на чем. Разве что - прогнившие деревянные скамьи продавцов стихийного рынка обложили кирпичом и подоходным налогом, и упрятали под крышу организации, контролирующей слабые финансовые потоки пенсионеров-огородников.
Из-под ярких табличек с вычурными названиями "супер-ларьков" лезла опарой наружу броская нищета...
В 70-х годах прошлого столетия бытовало мнение, что с высоты птичьего полета архитектурный рисунок кирпичных и панельных построек района "Элеконд" с невероятной точностью копировал профильное изображение гениального лика Владимира Ильича Ульянова (Ленина).
Неизвестно, от кого исходило мнение. То ли от шотландского парашютиста, сброшенного со спутника по заданию ЦРУ в стратегически секретный район Мыльников и Сигаево, и пролетавшего неминуемо над "Элекондом". То ли - от Горкома партии, торжественно отчитавшимся перед Политбюро ЦК КПСС о достойной встрече коммунистами Сарапула Великого Юбилея - столетия со дня рождения Вождя Мировой Революции.
Вроде бы - чушь несусветная.
Но, памятуя о том, как вожделенно и прицельно городская птица "засиживала" бронзовые, каменные и гипсовые головы памятникам и скульптурам Председателя Совнаркома, и сравнивая с тем, как кучно, будто спроектировано, уложен голубиный помет на крыши, улицы и детские площадки "Элеконда", невольно можно было прийти к тому же, единственно верному мнению: "Птицу не обманешь! Птица никогда не ошибается!" Подо что бы не была завуалирована желанная цель...
над школьным двором, раздираемая ветром в мелкие клочья, гонялось за верткой стайкой испуганных птиц грязное, и от того суровое на вид, облако. Обессиленное, оно догнало Ботова возле здания школы; злобно отхлестало слепым дождем ветровое стекло автомобиля и размазалось без остатка по небу, пылающему бесконечной голубизной.
Облако перевернулось и опало так стремительно, что вспорхнувшая в страхе стайка птиц плотным слоем - выверено и строго по границе капель дождя - обложила пометом, будто разрубила надвое, припаркованный к обочине "Форд-Фокус".
Ботову стало любопытно. Он сдал назад; проехал метров тридцать; вышел из своего автомобиля, чтобы лишний раз убедиться, что зрение его не обмануло - да и просто похихикать и утешить себя чужим "горем".
Помет птицами был выстелен безукоризненно. Так продавцы на вещевом рынке накидывают на свои автомобили "персидские" ковры перед потенциальными покупателями - для наглядности и рекламы: издали они выглядят ярко и зазывно, а вблизи и на ощупь - тот же состав, что здесь, только консистенция другая, и соткано промышленным способом.
Не успел Ботов сделать пару решительных шагов, как тут же был пресечен печальным и затравленным видом хозяина "Форд-Фокуса". Тот, крепко вцепившись в рулевое колесо, ненавидел вес мир и отстреливал глазами всех случайных прохожих, проявлявших повышенный интерес к его испачканной собственности. И Ботову показалось, что ему "прилетело" больше других.
Уличенный в недобрых намерениях и слегка пристыженный, он притворился равнодушным зевакой, и не оглядываясь, прошагал верблюжьей поступью мимо.
- За что вы Ботик-то потопили? Был в нем новый патефон и портрет Эдиты Пьехи, и курительный салон! - пропел в его спину хозяин "Форд-Фокуса".
Что-то знакомое, но почти бездыханное и основательно притопленное под весомым гнетом лет и событий привиделось Ботову в хозяине "Форда".
"Еще бы имя вспомнить или дворовую "кликуху", - напрягаться было лень, и натаскано провоцировать собеседника на добровольное признание и выдачу своего имени не имело нужды.
"Привет! Конечно, всё и всех помню. Но мне некогда. Еще встретимся когда-нибудь! Пока!" - натянуть дежурную маску доброжелательности на себя, на рожу хозяина "Форда", наглядное отношение к которому уже выразила стайка птиц, и разбежаться еще на 40 лет.
- Ботик, ты здесь случайно или с корыстной целью? - хозяин "Форда" неуклюже, посуставно выбирался из плена машины, промерено выкладывая наружу каждый свой член. Оказался гражданин громадным, неохватным, по форме напоминавшим гору шламоотходов, а по манере шевелиться - тайского, белого слона.
- За что тебя птицы ненавидят, Слон? Вроде, ты всегда был добр и щедр к ним, - еще не совсем уверенный в том, что угадал дворовое прозвище, Ботов огрызнулся на хозяина "Форда". Он и не помнил, когда и кому было позволено так унизительно называть его Ботиком. В другой жизни это было, абсолютно в другой жизни и другого Ботова.
Да и было ли вообще? Сны того времени ему запомнились лучше, чем само время.
- Я и сейчас к ним добрый. А-а, это ты намекаешь на то, что пол-машины изгадили? - догадался Слон, не заглатывая улыбки: - Так это - давно. Я сам насыпал им на крышу хлебушка, да зернышка. Машина-то была не моя, а Костыля - Васьки Мушова. Ваську помнишь?... Умер!
- Как умер? - нарочито переигрывая, удивился Ботов. Никакого Костыля он не помнил, даже приблизительно не знал - о ком речь.
- От возмущения и умер, что не люди, а птички божьи привели приговор в исполнение. Гнилой Васька был, все-таки. А в последнее время совсем скурвился. Вот, машину не хотел отдавать. А мне она позарез нужна. Сезон. Никуда не денешься: лопаты отвезти или плиту гранитную.
Я еще на прошлой неделе его предупреждал. Говорю, Костыль, если не можешь наличными оплатить место на кладбище, то хотя бы движимым имуществом. Зачем оно тебе там недвижимому? - мучительно стараясь не зажевать улыбку, Слон говорил быстро, будто сдавал норматив по скоростному чтению в начальных классах на уроке "Родная речь": - А Васька мне говорит, что хотелось бы ему после себя сыну что-нибудь оставить в наследство.
Я говорю:"Какое наследство и - кому? Сына ты вырастил полным жлобом и фофаном. Тридцать лет он сидит у тебя на шее, ноги свесив, ничего не делает, ничего не умеет, кроме как лопать спирт, ненавидеть Путина и презирать всех знакомых.
А место, говорю, на Старцевой Горе стоит теперь не дешево. До двухсот тысяч некоторые готовы вложить... Лошкарева помнишь? - здесь Слон, всосав со свистом литр воздуха, намеренно растянул молчание на минуту, чтобы вернуть оппонента к диалогу - Ботов по привычке уже мыслями плутал далеко в прострации, не слыша вокруг никого - и заодно пристыдить его за проявленное неуважение к ораторскому мастерству собеседника. Затем, ткнув пальцем - точно заряженным электрошокером - в плечо Ботова,Слон уточнил:
- Лошак учился с нами до девятого класса. Так вот, он готов был и 250 тысяч заплатить. Ну, там - через пожертвование на строительство часовенки на средства Пенсионного фонда. Успел лишь половину перечислить. И умер-то нелепо: замерз в сугробе возле Камы. Через пять месяцев нашли оттаявшим "подснежником", но не живым. У нас же, в Сарапуле, выбор небольшой: сгореть на работе или замерзнуть по-пьяне. Интересно узнать новости о школьных друзьях? - вновь окликнул неуемный Слон, намылившегося было улизнуть в прострацию Ботова.
- Да. Особенно - от кладбищенского сторожа, как я понял, - неохотно согласился Ботов: - Сильно исчерпался людской ресурс?
- Друзья у тебя, Ботик, почти все закончились.
"Они и не начинались", - подумал Ботов.
Сны о школе были насыщены враждебностью и нелепыми ошибками, сотворенными самими снами. Особенно - в последние годы.
Во снах кто-то с навязчивым упорством возвращал его то в десятый, а то и в восьмой классы средне образовательной школы № 7 и в безальтернативном порядке приказывал внове проходить устаревшие программы.
Слона в своих снах он не видел. А вот Лошкарева?
Неказистый такой, замкнутый, похожий на всех сразу. Его вечно с кем-то путали. И эта похожесть позволяла ему ловко скрываться от учителей.
В одном из снов Ботов пожаловался Лошкареву:
"Не знаю, за что меня здесь гнобят, за что не любят, все кормят и кормят знаниями? Я же, с моим образованием, сам могу преподавать!" - видимо, больше некому было Ботову открыться.
"Значит, чего-то недоучил. Терпи!" - в своей манере угрюмого конформиста подбодрил Лошкарев.
А, может быть, это был и не Лошкарев.
У того Лошкарева старший брат играл с Ботовым в одной футбольной команде, пока не посадили за попытку изнасилования жены городского прокурора...
- Как дела у старшего брата идут после отсидки? Больше не пытался изнасиловать жену прокурора? - намекнул Ботов Слону, что знает и помнит не меньше его.
- Старший брат Лошака живет на Песьянке. Виделся с ним последний раз год назад... Но он никогда не сидел. Это - ты спутал с Мальцом, Юркой Мальцевым, - еще шире улыбнулся Слон и оголил зубы выточенные гнилью в остраконы: - А у Мальца все - пучком. Отсидел половину срока, вышел по УДО. Ленка все-таки бросила прокурора, ушла к Мальцу. Она, по-моему, на 17 лет старше Юрки. Но до сих пор живут вместе. Правда, прокурор еще пару дел заводил на Мальца по этому поводу, но довести до логического конца не успел.Так сказать: сгорел на работе - пьяным уснул в маршрутном автобусе и замерз насмерть?
- Не без помощи кладбищенских сил замерз? - подколол Ботов: - Случаем, он не жил в нашем дворе?
- Э-э, дружище! Вижу, ты совсем одичал в
