этот раз Пётр не выспался, поэтому находился в плохом расположении духа.
- И чего? – Ипат Ипатьич заинтересовался настолько сильно, что даже про чай забыл.
-Вот с тех самых пор ваше село и называется – Ипатьево, – грустно сказал Петруха.
В кабинете повисла неприятная, гнетущая тишина. Оскорблённый родственник нахмурил брови и решительно поставил блюдце на стол.
-За угощение - благодарствуйте, - сказал он, поднимаясь. – Пойду. Автобус скоро. Желаю здравствовать.
Уже в дверях он обернулся, сурово посмотрел на племянника.
- А село наше назвали в честь святого Ипатия. И никакой Пётр в наших краях никогда не проезжал. Запомни, балбес… - и закрыл за собою дверь.
-Всё? – спросил я. – Высказался? Показал своё остроумие? Действительно балбес! Такого человека обидел!
Петруха надулся. Что поделаешь, если у него очень своеобразное чувство юмора! Может, поэтому и не женится. Кому нужен такой остроумный? Это ведь морока одна – следить за ним, чтобы чего не ляпнул.
Он только открыл рот, собираясь сказать что-то явно в своё оправдание, но тут (на этот раз очень вовремя) зазвонил телефон.
- Да, - сказал я. – Слушаю.
- Китайское забегалово горит, - услышал я голос Голубева. – Только что сообщили. Полюбоваться не желаешь?
Мы приехали на место довольно быстро, меньше чем через пять минут, но тем не менее бывший «Хунь-сунь» уже догорал. Жалкое это было зрелище, тем более если вспомнить то сдержанное великолепие, которое совсем недавно представлял ресторан изнутри. Пожарные уже сворачивали своё так до конца и неразвёрнутое до полного боевого состояния оборудование: тушить было нечего, всё выгорело дотла моментально и ещё до их приезда.
- Что-то быстро всё здесь отпылало, - сказал я знакомому пожарному инспектору.
- Поджог, - удивительно спокойно сказал он, и, заметив моё недоумение, пояснил. – Да здесь всё и ежу понятно. Вон тот, дальний угол посмотри. Да-да, где стены оплавились. Вот там и был источник возгорания.
- И что, вот так запросто можно определить, что поджог? - не поверил я. Действительно, уж очень всё по-будничному просто.
-Просто? – хмыкнул инспектор. – Это кому как. Я, например, таких вот… - и хмыкнул иронично, - … «нарушений проводки» и в Таджикистане, когда там бандюганы местные русских резали и дома их жгли, и в Чечне насмотрелся. Так что опыт есть. Можешь не сомневаться.
- А что это было за помещение?
- Судя по расположению, или подсобка, или складское. А вы у обслуги спросите. По-моему, кто-то из здешних здесь крутится.
- Я – дежурный администратор, - сказал высокий плешивый мужик с неприятным лакейским взглядом. –Мне сказали, что товарищи интересуются…
- Товарищи интересуются, - резко перебил его Петруха. – И очень даже интересуются! Вот здесь… - и ткнул пальцем в угол возгорания, - …чего находилось?
- Это вообще-то под склад… - прогнулся лакей. – Крупы там, мука, сахарный песок…
- Лапша, - подсказал Петруха.
- Какая лапша? – вдруг всполошился тот.
-Обыкновенная. Которую вы мне сейчас на уши вешаете, - и Петруха грозно сдвинул брови (ух! Огонь, а не парень!). - Что же у вас там, сахарный песок загорелся? Вы мне долго собираетесь мозги пудрить?
- Так ведь проводка…
-Какая проводка?- насмешливо вмешался в разговор пожарный инспектор. – Я сам у вас здесь всё две недели назад проверял. Вот предписание! - и помахал перед лакеем бумажкой. – Ни о какой неисправной проводке здесь не говорится! Привыкли всё на проводку валить!
Разговор с умным администратором мог продолжаться до бесконечности, но тут зазвонил мой мобильный.
- Экспертиза показала следы опиатов, - сказал Голубев. – Я же говорю: наркоту они хранили в этом самом грёбаном ресторане. Хотя, с другой стороны, так рисковать…
-А, может, и не хранили, - согласился я. – Скорее всего, перевалочный пункт. По Худайбердыеву ничего?
- Ничего. Да наверняка он уже с железкой по дну Москва-реки гуляет.
Ладно. Будет чего новое – сообщу. Будь на связи.
- Да, весело, - сказал Будённый, - Зацепок полно, а конкретных результатов – никаких.
Мы (это я, Петруха и Саня Лаврентьев, старший опер из ФСКН, службы по контрою за незаконным оборотом наркотиков) сидели у него в кабинете и обсуждали последние события. Обсуждение было грустным, потому что обсуждать-то было в общем нечего. Это понимали все, и Фэ Э Дзержинский, который висел за спиной у Будённого, смотрел на нас, убогих, сурово и требовательно. Семён Михайлович не следил за политической модой, потому у него в кабинете и висел именно первый чекист, с трезвой головой, чистыми руками и горячим сердцем. Насчёт сердца не знаю, а рук на портрете видно не было. Зато насчёт трезвой головы – никаких сомнений, всё совершенно точно. Я ещё по учёбе в школе помнил, что Дзержинский всем алкогольным напиткам предпочитал только морковный чай, потому что в те грозные годы тогда ещё очень молодой Советской власти в стране был большой напряг с нормальной заваркой. А насчёт немодности нашего командира Первой Конной я сказал потому, что во всех остальных начальственных кабинетах нашей Управы на стенках висели портреты нашего всенародно избранного Президента. Мода - это всё-таки прилипчивая штука. Как и прогиб перед вышестоящим начальством.
- Вот у нас в отряде тоже случай был, - сказал Петруха. – Брали в предгорьях караван с наркотой. Ну, выбрали место, устроили засаду, в общем, всё как у порядочных людей. Да только чёрт его знает как, но они о засаде в последний момент узнали. Поворачивать некуда, товар идёт, мы ждём, короче – этот грёбаный караван на прорыв пошёл. Ну, мы тоже не пальцем деланные, тоже умеем обижаться. В результате – схватились. Я к чему это рассказываю-то? Санька Свинцов получил пулю в висок. В правый вошла, а из левого вышла. Я как раз рядом был, думаю – всё, отвоевался Санёк. Мы дерёмся, он валяется, вся рожа и голова в крови. А нам некогда, мы заняты. Как говорится, отряд не заметил потери бойца. И что вы думаете? Этот наш Санёк вдруг встаёт и кидается на главаря. И уничтожает его в кровавой схватке. Вы представляете, самого Ибрагим-бека! Его три года ловили – поймать не могли, а Санька его раз! - и одним ударом. Ему потом орден дали. Красной звезды.
И замолчал. В кабинете повисло тягостное молчание.
-Кому? – как-то очень осторожно спросил Будённый.
- Чего «кому»? – не понял Петруха.
- Красной звезды.
- Так Свинцу же! Такого кабана завалил! Три года ловили!
- А висок? – спросил Будённый ещё тише.
- Чего «висок»?
- Сам же сказал – пуля в висок. Навылет.
- А! – засмеялся Санька. – Да ничего, нормально всё! Зарос! Только шрам на коже остался! Да не, если не приглядываться, то и незаметно совсем!
- Это что же? – ехидно прищурился Буденный. – Живой, что ли, остался? Что же, и мозги, выходит, целы?
- У кого? – растерялся Петруха (и действительно растеряешься. Я ему про Красной Звезды, а он про какие-то мозги. Нет, странно себя сегодня ведёт наш Семён Михалыч. А ещё герой гражданской войны… В Великую Отечественную, если бы не Жуков, то Ленинград бы обязательно проср..л… Хотя нет, в Ленинграде, кажется, был Ворошилов… Тоже тот ещё гениальный стратег… О чём я думаю, господи? Что за дурацкие мысли?).
- У кого мозги-то? У Свинца, что ли? – дошло, наконец, до Петрухи. – Какие мозги, Семён Михалыч? Они у него когда были, мозги-то? Он таким и в детстве родился! Развивался в зачаточном состоянии! Без всяких мозгов! Зачем они ему?
- Я не понял, к чему ты всю эту мудень рассказал-то? – подал голос Лаврентьев. – Это ты на наши мозги, что ли, намекаешь?
-Да ничего я не намекаю! – вспылил Петруха, парень-огонь. – Прямо сразу «намекаешь»! Я к тому, что нечего раскисать! Свинец вон без всякого мозгового присутствия, да ещё впридачу со сквозной дырой в башке, а кабана завалил! А мы что, глупее Свинца? Так что всё будет чики-чики! Уж сколько раз так было!
- Да, это ты удачное оправдание придумал, - сказал Будённый. – Только мне оправданий не надо. Мне результаты нужны. А если результатов нет, то хотя бы конкретные конструктивные предложения. С мозгами! Антон?
- Есть один крючок. Не у меня. Буду ждать. Тем более, ничего другого не остаётся.
- Я не понял. К чему все эти тайны мадридского двора? – обиделся Будённый.- Мы чего, уже друг друга в крысятничестве начали подозревать?
- Да никто никого не подозревает, - буркнул Лаврентьев. – Если подозревать, то это вообще… - однако что означает это «вообще» он прояснять не стал. Лишь махнул рукой.
- Да… дела… - промычал Будённый. – А вы твёрдо уверены?
- Но ведь информация каким-то образом уходит! – взорвался Саня. – И уходит отсюда вот, из этих, мля, грёбаных стен!
- Ладно, - и товарищ Будённый поднялся из седла. – Я к начальству. А вас, как говорится, несмотря ни на что, благодарю за службу.
- Конец квартала, - прищурившись, заметил Петруха. – А на денежную благодарность можно рассчитывать?
- Конечно! – даже как-то чересчур образованно заверил его наш несравненный Семён Михайлович. – Хоть с утра до ночи! Рассчитывать можно! Вот получить вряд ли. Если только подзатыльниками.
- Это за что же? – вскинулся Петруха. Да, как говорится, факир был снова пьян, и фокус с премией не удался.
- За студентов. Где их теперь искать?
- Да-а-а… - протянул разочарованно Петруха. – А я думал это любовь.
- Ага, - ядовито заметил Будённый, берясь за ручку двери. – Платоническая. Так что не расслабляйтесь. Это ещё не финиш.
Наш кавалерист как накаркал: последующие события вдруг рванули с места, как застоявшийся конь. У меня, я заметил, так часто бывает (да и не у меня одного): то всё развивается просто-таки стремительно-центробежно, выбитые зубы считать не успеваешь, отработка идёт с полпинка. То вдруг на полном скаку – боц! Полнейшая тормозуха! И почему, отчего, по какой причине – никто не знает, никто не понимает, все руками разводят, все удивляются: ведь всё же как по маслу шло, всё в кон, всё в цвет! И начинается штиль. Самое паскудное, самое говённое время. Мечешься как тигр в клетке, губы себе кусаешь, кидаешься в стороны, орешь на всех, на кого надо и совсем не надо – всё равно полный аллес капут. Потом происходит какой-то непонятный, совершенно не приклеенный ни к чему, ни к сему перещёлк – и все опять начинается вертеться все быстрее, все сильнее, с темпом, переходящим прямо-таки в бешеную скачку, только успевай поворачиваться.
Так случилось и на этот раз. Мирон, засланный Колей Голубевым в это осиное наркоманское гнездо под ученым названием химико-технологический факультет, тут же вышел на изготовителей. Хотя что значит «тут же»? Не так-то уж и «тут же»! Но тем не менее… Ну, конечно, они поводили его с недельку по улицам, пощупали с боков, даже морду разок в подворотне пощупали. Морда оказалась своей, наркоманской, ребятки успокоились, решили – свой человек, можно допускать до тела. Мирон нам тут же сигнализировал, тут же были задействованы оперативные группы, в полной боевой готовности сидел в своей казарме наш беспощадный ОМОН с таким же беспощадным командиром Костей Лукьяновым - и настал, наконец, наш светлый судный день!
Брали притоны пять дней, целых пять! Масштабнейшая операция, которая проводилась слёту, без всяких предварительных разработок! Да, это, конечно, совсем не по правилам, это большой риск, но иначе было нельзя: «крысу»-то в нашей Управе мы так
