заигрывая к красавчику. Ну и напросилась! Павлик предложил ей прокатиться. Спустя полчаса, запертая в машине, она уже отчаянно отбивалась от парня. Завершилось это разорванным платье, царапинами и ссадинами. Прибежала домой. Мать, мало того, что не вступилась за нее, напротив выпорола, да еще потащила в район к гинекологу. С тех пор подозрительность к дочери уже не оставляла мать, и, что хуже всего, за девушкой увязалась дурная слава...
Весной мать слегла с онкологией, к лету ее не стало, Аня осталась одна. Теперь некому было ее защитить, и беда не заставила себя долго ждать.
…Очередная свадьба проходила в общежитии. Потеряв бдительность, девушка веселилась во всю. Опомнилась, когда оказалась в мужской комнате. Одуревшие от водки парни не церемонились. Один стал у выхода. Аня не кричала, отчаянно сопротивляясь. Удалось вырваться, вскочила на подоконник, толкнула окно – третий этаж. Парни попытались удержать. Спасли ее густые ветви дерева и вспаханная земля. Ногу все же повредила, поползла от греха подальше к центральной дороге, рискуя попасть под колеса. К счастью, ехала милицейская машина. Ее подобрали, отвезли в больницу. Написала заявление о попытке изнасилования, насильникам грозил срок.
До суда дело не довели, дали понять, что справедливости ей не добиться, лишь затаскают по судам. Забрала заявление и, покинув родную деревню, навсегда уехала в город…
Устроилась на стройку. На стройке народ простой – цеплял, не давая проходу. Однажды на совместной пирушке (зачем она согласилась?) не устояла перед натиском бригадира. Свою непривлекательность тот компенсировал напором. Не стал тратить времени на уговоры, просто пригрозил, что пропустит через всю бригаду. Выбрала меньшее зло. Так она стала женщиной, удивив своего нелюбимого, сама же взрастила стойкое отвращение к сильной половине человечества, усвоив непреложную истину: мужчина и насилие неотделимы. Теперь бригадир ее пользовал, когда хотел, зато остальные не беспокоили. Впрочем, вскоре перестал беспокоить и он. Девушка понесла, но поняла это слишком поздно. Бригадир, ясное дело, устранился, потому как был женат. Он оказался не совсем подонком: помог девушке – перевел на легкую работу, а когда перешел в строительное управление, устроил ее там нормировщицей, – не за так, разумеется, за свободный доступ к телу...
Рождение сына не уберегло Аню от мужского внимания, более того усилило. Обильность плоти рвала одежды, бедра раздались, сворачивая мужские шеи, да вот замуж почему-то никто не звал. Зато насилие ходило за ней по пятам. Что-то в ней провоцировало мужское насилие, не любовь. Ночи не хватит рассказать, но вот одно из них по своей жестокости и садизму вышло за рамки допустимого. А ведь была уже далеко не юной.
…Торопилась к сыну в школу на собрание, задержалась на репетиции в театральной студии. И что ее угораздило сократить дорогу? Хватило испуганного взгляда на встречного мужчину. Развернулся, двинул за ней – огромный, длиннорукий. Как назло, редкие фонари. Ускорила шаг, спускаясь к железнодорожному переезду, тот не отставал. Резко свернула, спряталась за кусты. Горилла выскочил на свет, высматривая. Сомнений не оставалось – ищет ее. Стал приближаться, вглядываясь в темноту, прошел мимо. Ей бы переждать, да не выдержала, выскочила из укрытия рванула вниз к переезду. Насильник только того и ждал, легко догнал ее, бросил на землю, придавил всем весом. Она не давалась, что-то подсказывало – простым насилием это не закончится. Глядела в звериные его глаза, а перед ней стоял укоризненный взгляд сына: “Мама, где же ты?” Насильник уже сдирал с нее колготки.
Схитрила:
– Постой, я сама.
Ослабил хватку. Нечеловеческим усилием сбросила его с себя, ухватился за пальто. Оставив пальто в его руках, стремглав понеслась к переезду, где уже слышались гудки приближавшегося поезда, надеясь проскочить. Эх, если бы не приспущенные коготки, мешавшие бежать! Не успела, сбил с ног. Она лежала между рельсами, отчаянно сопротивляясь. Где там! Нащупала камень, огрела насильника. Вскочила, да цепкая рука ухватила ее за ногу, упала, ударившись головой. Что-то теплое потекло по лицу, заливая. Пальцы насильника клещами сомкнулись на горле, придавив головой к рельсам. Захрипела, в глазах потемнело, почудилось даже: “Так не доставайся же ты никому!” Сквозь уходящее сознание услышала гудок поезда. Хватка неожиданно ослабла, но подняться женщина уже не могла, лишь нелепая мысль сверлила мозг: красивая же она будет в гробу без головы!..
Что-то рвануло ее с рельс на насыпь. Прогрохотал поезд.
– Что ж ты, горемычная! Жизнь надоела?
…Над ней стояла женщина в железнодорожной форме с фонарем в руке, разглядывая израненное в клочьях одежды тело. Анна кивнула головой в сторону маячившего неподалеку мужского силуэта. Всем своим видом он высказывал недовольство – не насладился зрелищем! Хрупкая железнодорожница рванулась к громиле. Насильник одним ударом мог отправить ее на тот свет, да испугался, растаял в темноте.
Спасительница Зина завела Аню в будку у переезда, перевязала голову, одела в теплое, напоила чаем. С тех пор они друзья…
Анна умолкла, горестно склонив голову. Она так и не избавилась от трепета перед мужчинами, вечно пасовала.
– Я тебя понимаю, Аня, – попыталась успокоить ее Жанна, невысокая, хрупкая женщина, – “комплекс жертвы” – так это называется. Сама такая, и насилие знаю не понаслышке.
Феромоны страха
– Женщины сами провоцируют мужское насилие. Насильники, как всякие хищники, чувствуют страх жертвы: то ли по поведению, то ли по феромонам, исходящим от нее, то ли еще по каким признакам, и соответствующим образом реагируют.
Рассказала подтверждающие это случаи из своей жизни.
Возвращалась она как-то вечером с работы, зашла в подворотню своего дома, вдруг услышала за спиной шаги. Знала, что нельзя показывать страх, да легко теоретизировать. Ускорила шаг, свернула за угол, тридцать метров до своего подъезда промчалась за мгновение, птицей взлетела на крылечко. Вызывать лифт не стала – лифт самое удачное место для насилия. Помчалась вверх по ступеням, ей казалось, что догнать ее не смог бы и чемпион мира по бегу, да когда добралась до своей двери, насильник был уже рядом. Дальше чердак, туда лучше не соваться – прекрасней места для насилия не сыщешь! Открывать свою дверь не рискнула, дома никого. Повернулась лицом к насильнику и завопила о помощи. Какая помощь! Лишь защелкали засовы. К ней приближалась рослая фигура – на голову выше, в глазах пьяная муть. Ткнул ее в нос кулаком, чтобы замолкла. В глазах вспыхнули огоньки, стала оседать. В этот момент ее словно перемкнуло. Страх пропал, осталась лютая ненависть и неистовое желание отплатить за унижение. Бедняга не успел почувствовать это, а в глаза его уже впились ногти разъяренной женщины. С трудом оторвал ее от себя, с лица потекла алая струйка. Приложился второй раз. Удар лишь раззадорил ее. Насильник понял, что пора “делать ноги”. Оторвал безумицу от себя, стал спускаться вниз, она за ним, да еще острием туфли больно, а главное унизительно тыкала под зад. Ускорился, она не отставала. Внизу у выходной двери замешкался, открыть не успел, – их роли поменялись. Перед ним была уже не хрупкая девушка, – пантера. Закрыл лицо руками, откинувшись назад. Дверь под его весом распахнулась, он вывалился на крыльцо спиной, скатился кубарем, пополз, затем побежал на четвереньках, безуспешно пытаясь подняться на ноги, умчался, обгоняя собственный визг!..
Это был не единственный случай. Жанна рассказала еще об одном. Она шла в гости к подруге, остановилась у подъезда. Сумерки. Фонари еще не зажглись. Навстречу из полумрака материализовался мужчина. Нет бы спокойно пройти мимо, но страх липкой струей пополз по спине, парализуя волю. Мужчина почувствовал это и, поравнявшись с ней, выхватил из кармана нечто похожее на пистолет, направил на нее:
– Сумку, если жизнь не надоела!
В сумке лежала приличная сумма. Лишаться денег не хотелось, вцепилась в сумку, не отпуская. Щелкнул затвор, он ткнул стволом в живот. Нестерпимо захотелось в туалет. И вдруг, как это уже случалось, ее переклинило. С бесстрашием смертника глянула в глаза преступнику, достала из сумки металлическую расческу с острой ручкой:
– Стреляй, сволочь, но не дай бог тебе промахнуться!
Озадаченный насильник выпустил сумку – ну ее эту бешенную! Не тут то было! Она уцепилась за его плащ, призывая милицию.
– Дура, отпусти, убью! – Побежал, волоча за собой осатаневшую женщину. Та, забыв о деньгах, обо всем, метелила его тяжелой сумкой по чем попало. С трудом вырвался, так позорно он никогда еще не убегал!..
– А насчет плюсов и минусов скажу одно, – завершила свой рассказ Жанна, – хотя негатива и подлостей от мужчин в своей жизни получила сполна, да и в личной жизни не слишком повезло, но ведь было и хорошее: и любовь, и счастье материнства. Так ставить вопрос?..
Ревность против скупости
– Лично для меня мужчина – воплощение скупости и жадности. – неожиданно вступила в дискуссию обычно молчаливая Дина.
Дина – ничем не примечательная сухощавая женщина, пройдешь мимо, не заметишь. Впрочем, заметишь. Она была очень высокого роста. Это, увы, исчерпывало ее примечательность.
– Как видите, я – не слишком привлекательна, да и в молодости была едва ли краше. Мало того, что не красавица, так еще и дылда, что до минимума сокращало число претендентов на мои руку и сердце, да и плоть…
Вышла замуж она после тридцати, не надеясь уже, что кто-то еще покусится на нее. Так ведь позарился! Небольшого роста, на голову ниже. Это обстоятельство, пожалуй, стало единственным побуждающим фактором. Дина скоропостижно согласилась – еще передумает. У него была хорошая квартира, но муж поселился в ее гостинке. Свою квартиру сдавал. Чем примечателен? Вспоминает, и не может припомнить. Даже цвет невыразительных глаз запамятовала. Отличала же его невероятная скупость, если не сказать жадность. Он не подарил ей ни одного цветка, ни разу не угостил мороженным, не сводил в кафе, в кино. Сразу установил свои порядки. Завел журнал для учета расходов, своих денег, при этом, не давал. Скупость его невозможно было понять, принять тем более. Но терпела – хоть такой. Детей бог им не дал, да и не смог бы – муж был настолько скуп, что жалел для нее даже мужское семя.
“Беручи, рука не приберется, а даючи оскудеет”. Неожиданно пропал, исчез. Без ссор, без объяснений, как не было. Заявление на развод прислал по почте. Она долго не могла понять причину, пока до нее ни дошли слухи, что благоверный стал обладателем состояния. Вероятно, настолько большого, что побоялся ее законных притязаний…
“Скупу человеку убавит бог веку”. Лет через десять после развода ее вызвали в милицию на опознание. Это был “бывший”, хотя его нелегко было опознать – долго пролежал. Глаза открыты, на лице счастливая улыбка – улыбающийся покойник! Умер в процессе подсчета накоплений, не иначе…
Дина полагала, что нет большего недостатка для мужчины, чем жадность. Оказывается, есть. Ревность!
Второй ее муж не был скуп, но до чертиков ревнив. Умный, интеллигентный, обаятельный, щедрый, любвеобильный и, увы, ревнивый. Он был очень
