Путешествие

подсказывала ему товар, который, по ее мнению, мог бы его заинтересовать. И он накупил золота на 12 тысяч шекелей наличными и подарил ей за помощь золотой медальон в виде звезды Давида. Подарок был недорогим на фоне такого количества покупок. Но никто из посетителей никогда этого не делал. Гораций похвалил Кристину за хорошую работу, выписал ей дополнительные бонусы, но внутренне был чем-то недоволен.
А грузин зачастил. И начал откровенно ухлес-тывать за Кристиной, назначая ей свидания в присут-ствии Горация. Как-то взял ее руку в свою и поцеловал, а потом что-то нашептывал на ухо, смахнув с ее лба тяжелую каштановую прядь.
Гораций почувствовал, что хочет схватить его за шиворот и выставить прочь, но не хотел вставать со своего высокого кресла, чтобы оказаться по пояс грузину. Неожиданно Гораций объявил, что магазин закрывается и посетителям нужно освободить поме-щение. Посетитель же был единственный, считал, что никому не мешает, и уходить расположен не был. Кристина тактично попросила его покинуть помеще-ние. На прощание грузин послал Кристине воздуш-ный поцелуй и сказал, что будет ждать на автобусной остановке. Гораций побагровел.
- Закрывай магазин, – непривычно жестко обратился он к Кристине. – Пересчитываем товар и выручку. Что-то у меня здесь ничего не сходится.
Работа растянулась совсем допоздна. Цифры вроде бы сошлись. Да и товар был весь на месте. Потом Кристина вошла на склад, вымыла с мылом руки, поправила косметику и уже собиралась снять с вешалки сумку, как Гораций, войдя, защелкнул дверь на щеколду. В отражении зеркала над раковиной она увидела его лицо. Оно было каким-то не таким, каким она привыкла его видеть. Кристина не двига-лась. Гораций медленно, аккуратно снял пиджак и повесил его на плечики.
Развязал галстук и педантично положил его на пиджак внешней стороною, как на витрине. Все это время он пристально смотрел на отражение Кристины в зеркале – на ее серые бархатные глаза, пухлый чувственный рот, светящийся шелком румя-нец, заливший щеки и шею. Не сводя глаз с ее отражения, он жестко провел рукою по ее вызываю-ще прямой, как у балерины, спине. И, резко потянув рукав трикотажной блузки вниз, как хозяин, шагнул вперед, крепко стиснул ее и прильнул губами к обнаженному плечу. В этот момент ему показалось, что ничто не может сравниться с запахом ее нежной и немного влажной кожи. Он, как куклу, повернул ее к себе так, что грудь оказалась на уровне его губ. Не говоря ни слова, он стащил с нее блузку, едва не сорвав пуговицы. Его руки дрожали, желая поскорее сдернуть все, что скрывает грудь – упругую, с розо-выми, как у маленькой девочки, сосками. Он с трудом сдерживался. Очарование, исходящее от нее, было для него столь притягательным, что хотелось без всяких прелюдий овладеть ею сразу... Кристина боялась пошевелиться, ошарашенная от происходя-щеего. Руки Горация ползали по изгибам ее тела, словно желая ближе познать его. Он алчно целовал каждую ямочку, каждый бугорок, встречающиеся на его пути.
Но Кристина по-прежнему покорно не двига-лась. Тогда он опустился на колени и хотел снять с нее туфли, чтобы разглядеть каждый пальчик на ногах, но что-то остановило его. Руки сами собою словно прилипли к ее ногам, и он начал покрывать поцелуями ее ноги, осторожно пробираясь под подол широкой шелковой юбки. Пальцы ощущали гладкую поверхность ног, продвигаясь выше к животу. Бли-зость и запах женщины сводили его с ума. Однако ее безропотная немота убивала. Бедра были так напря-жены, что у него вдруг родилось желание сделать Кристине больно. Он грубо хлопнул ее по ягодице, резко поднялся с колен и почти выкрикнул:
- Уходи! Рабочий день закончен!
Кристина молча схватила сумку с вешалки, быстро-быстро застегнула кофточку, открыла щекол-ду и с растрепанными волосами стремглав выбежала из магазина. Гораций не поехал домой. Выпил виски и ос-тался ночевать на складе, свернувшись на диване калачиком.
С этого дня он с трудом смотрел в книгу учета. Много курил свои тонкие сигареты цвета коричневой глины, облизывая с губ привкус сладкого фильтра. Он почти не ел сам и перестал приносить на обед всякие сладости для Кристины. Он следил за каждым ее жестом и движением, словно вбирая запах ее тяжелых каштановых волос, мысленно раздевая и, как во сне, медленно, неспешно лаская всю целиком, как будто по жизни ему было некуда торопиться и предстояло еще долго жить. Гораций видел, что по-человечески Кристина признательна ему, но ему этого было недостаточно. Он напряжено ждал, когда ее тело само станет податливым и захочет его, как мужчину, без остатка.
И однажды это обыкновенное чудо свершилось. Они стали любовниками. Гораций окончательно потерял голову от обожаемой им женины



13

- Ах, любовь! – с некоторой сентиментальностью воскликнула я и слишком глубоко вдохнула воздух, забыв о серо-водороде. – Я очень рада за вас как женщина. Мне кажется, что у вас все складывается. Смотрите, мы в Турецкой Ривьере, плещемся в белом бассейне, предвкушаем новые впечатления путе-шествия и, конечно же, встречу с Венецией, о кото-рой лично я мечтала всю жизнь.
Но экскурсионный тур по Мармарису не за-кончился грязелечебницей и серо-водородными источниками. Потом на водном трамвайчике –вапоретто нас привезли в странное заповедное место. С одной стороны – упирающиеся в небо скалы с античными захоронениями и жертвенниками богам. Сколько дырочек в скалах – столько и захоронений. Чем выше захоронение, тем состоятельнее человек. Выше царской могилы хоронить запрещалось. Напротив же – нечто, вроде Понизовья Волги, будто въезжаешь в Астраханский заповедник. Пресная заводь. Камыши, много моторных лодок, трамвай-чиков, деревянные пирсы. И непреступные горы охраняют это заповедное место. Здесь, где пресная река впадает в море, сама природа создала уникальное место для продолжения рода гигантских черепах. После захода солнца они приплывают сюда для того, чтобы откладывать яйца. А потом, легкие (если только так можно сказать о черепахах), уплывают в тяжелое море. Нужна температура 30 градусов, чтобы вылупилась девочка и 35 – чтобы мальчик. Это – единственное место на Мармарисе, где существует такой природный баланс. Вспугнешь черепаху ночью ярким огнем – уплывет она, тяжелая, со своим яйцом и не отложит его… И сама погибнет в пучине, и малышу не родиться. И не свершится еще одно чудо рождения.
Вот такими мрачными историями «кормят» туристов гиды, чтобы нам острее ощущать радость бытия человека в купленном им для удовольствия туре на фоне вселенских проблем в природе! Дети в трамвайчике расчувствовались:
- Черепах жалко.
А Гораций как-то по-философски рассудил:
- Черепахам не родиться, а нам… сколько дырочек – столько захоронений.
- Не дырочек – луз, – поправил муж, почему-то вспомнив биллиардную терминологию, – точнее, шансов прыгнуть так высоко в жизни, чтобы потом быть удостоенным скалы, упирающейся в небо.

14

А вечером и ночью на корабле – было просто казино. Игровые автоматы громыхали и пронзитель-но верещали, сообщая длительным гудком даже о ничтожном выигрыше, соблазняя ротозеев со слабой психикой. И, как правило, на малых ставках им везло. А потом грохот возобновлялся и продолжал бить по голове и по кошельку.
Пахло крепкими сигаретами, спиртным и приторными вечерними духами. Гораций, как жон-глер, выбрасывал фишки. При этом почти всегда каждая попадала на номер, на который он хотел поставить. Чувствовалось, что он не новичок в игре. Но сегодня ему как-то очень не везло. За вечер просадил две тысячи долларов. Для казино масштаба нашего туристического судна, где запрещалось делать суперставки, это было немало.
И на следующий вечер он снова играл и снова проигрывал. Прежнее самообладание начало изме-нять Горацию. Лучики кровеносных сосудов на лице так напряглись, что он стал бордовым, как Синьор Помидор. Было понятно, что Гораций давно не отличается завидным здоровьем. Выкуривая одну сигарету за другой, он начал настырно ставить только на зеро. В какой-то момент, не успев купить фишки, Гораций пропустил ставку. Крупье окунул купюру в прорезь игорного стола и выдавал ему новые фишки, когда волчок остановился.
- Выиграло зеро, – провозгласил крупье.
Пиковая дама торжествующе сгребла выигрыш своими толстыми пальцами, унизанными кольцами и перстнем с крутящейся звездой Давида.
Гораций побледнел, механически положил фишки в карман и вышел из казино. Опустошив двойной виски в баре, он отыскал Кристину в одном из музыкальных салонов корабля и срочно, не прини-мая возражений, пригласил ее на танец.
Беря Горация под руку, Кристина заметила, что низ рукава его костюма, на уровне обшлага рубашки, прожжен сигаретой. Это был ее любимый английский костюм мышиного цвета.
Мы тоже медленно двигались под музыку, встречаясь глазами с танцующими. В перекрестном взгляде Горация читались ожесточение, стыд и порабощенность, до которой его довела игра. Но никто не мог знать наверняка о конечной ставке.
После танца он как-то неуклюже поднес руку Кристины к губам, нежно и печально посмотрел на нее своими воспаленными красными глазами и, неверно рассчитав шаг, в рассеянности едва не наступил ей на ногу.

15

В последующие дни было несколько велико-лепных стоянок, из которых особенно мне запомнил-ся Куш-Адаси – Голубиный остров. Уже в порту нас приветствовал аллегоричный памятник птицам – три белых голубя, парящих в ритме свадебного венка. Двое – устремились друг к другу, третий – с миртовой веточкой – скреплял их союз. А потом – фонтан – гордый, широкогрудый голубь из белого камня в солнечно-перламутровой чаше. Набережная – с удобными деревянными скамейками, в которых ощущалось столько тепла и комфорта после пластиковых стульев в Израиле.
Невероятно, – изумилась Кристина, – это же все – мое! Еще мама моя говорила, что горлица со мною неразлучна, и голубь – мой покровитель, и мирт – заветная ветвь мученицы Христины, и цвет имени – белый! В кино видела, что и в Венеции голубей много. Значит, все должны хранить. Мимо проходила экскурсия. Рассказывали об архитекторе, который придумал Голубиный город. Только султану не пришелся по вкусу выстроенный Город птиц. И повелел он казнить архитектора. И казнили…
- Знаете что, а давайте отойдем от группы, – пред-ложила Кристина, – не могу я уже слушать все эти истории. Такая красота вокруг, а тебе все о смерти да смерти долдонят.
Мы отправились прогуляться по залитой белым солнцем набережной, сдерживающей волны Эгейского моря. Здесь, рядом с респектабельными яхтами с готическими шпилями мачт, стоял не имеющий никакого отношения к птичьей тематике смешной, нереспектабельный памятник. Это был астронавт «NASA» – не выше полутора метров, как раз в рост Горация, с надписью на низеньком постаменте: «Сотрудничеству американского и турецкого народов в области космоса». Сначала я рассмеялась, а потом мне стало не по себе: все равно, что погост на кладбище. Мимо проходила очередная экскурсия. И вновь до нас донеслись слова гида:
- Нынешний Куш-Адаси – это сплошной город-базар, в котором все родились торговцами. На всех языках только и слышишь: «Как дела?» Но если вы, действительно решили для себя ничего не