Иван очень любил собак, они это чувствовали и отвечали ему тем же. Возле их избы вечно кружились пара-тройка косматых и голодных шавок, которых он покармливал, как мог, и изредка вычесывал.
Он родился ещё в конце 19-го века, в маленькой деревеньке, где-то под Брянском, и был пятым ребенком в семье крестьянина Михайлова.
В юных лет Ивашка имел дело с животными и любил их – лошадей, коров, коз, овец, свиньей, кошек и иную всякую живностью, но больше всего - собак.
Дикий случай с псом определил его будущую профессию. Сосед по дому на Пасху в пьяном угаре заколол вилами их пса Барбоса, посчитав, что тот на него напал, в то время так, пёс, просто, залаял на него, защищая ребят от пьяного мужика, который хотел одарить их крашенными яйцами. Иван с ужасом смотрел, как из несчастной собаки медленно утекает жизнь, уходя в землю вместе с кровью, сочившуюся струйкой из раны на впалом боку. Барбос только жалобно скулил, смотря на мальчика тоскливым взглядом. К ночи пёс сдох, от чего деревенские собаки выли до утра.
Этот вой ещё долго мучил его по ночам, пока он твёрдо не решил стать врачом «по собакам», как говорил сам Иван.
Врачом он не стал, но, окончив ветучилище после начальной школы, стал фельдшером.
Глянула Первая Мировая война. К тому времени Иван имел семью – жена и двое ребятишек, но армия нуждалась в фельдшерах, и в 1915-ом его забрали на фронт. Воевал он недолго, через четыре месяца военфельдшер И. Михайлов получил ранение в правую ногу – осколок снаряда перебил связки правой стопы. Ивана списали в чистую, как инвалида.
Правда, ходить он мог, но на прямую стопу и с палкой.
Революция застала его, когда он работал в уездной ветлечебнице, тоже фельдшером.
Гражданская война смерчем пронеслась по уезду, оставив после себя голод и тиф, они обездолили Ивана напрочь – от тифа умерли его близкие, все по одного. Два брата погибли ещё в Первую Мировую. Так он остался один.
К сорок первому года он представлял из тебя серого, седого, неряшливо одетого, колченогого старика. А раньше, в сороковом, дед Иван устроился в собачий питомник под Курском, здесь по старости лет его оформили в сторожа – ночью он сторожил питомник, а днём - кормил и выгуливал собак, готовил для них нехитрую пищу и следил за их здоровьем. Большего счастья для себя он и приставить не мог.
Но его счастье длилось недолго!
В августе, когда немецкие войска были уже в 15-ти километрах к западу от них, питомник спешно вывезли. Уехали все, включая персонал, имущество и собак, оставив Ивана в полном одиночестве. В эвакуацию Иван не уехал – ему не хватило места в машине, а сам он уйти не мог из-за хромой ноги. Прочем, как обычно, к нему тут же прибилось целая свора собак, видимо, спасалась от надвигающейся войны!
Но война пришла и сюда! Она явилась в виде двух мотоциклов к солдатами с оружием. Один из них, с виду - унтер-офицер, выбрался
из люльки и ломаном русском спросил у Ивана.
- Ти ест кто?!
- Я русский! – ответил тот.
- Я! Я! Русиш! Ти ест кто?! – опять спросил унтер, сорвал с плеча автомат и передёрнул у него затвор.
Собаки яростно залаяли на него, и Иван ничего уже не мог сделать.
Раздались выстрелы, шавки сбросились в разные стороны, пытаясь спрятаться в кусты, но два пса всё-таки уже лежали с крови на земле. Иван сжал зубы и закрыл глаза, чтобы не видеть этого.
Вдруг, пальба прекратилась, и он услышал шум приближающейся машины. Шум мотора стих. Дед открыл глаза и увидел, как из двери серой, легкой автомашины выходит офицер в черной форме, в фуражке с высокой тульей.
Солдат приняли стойку «смирно», по чудному уперев руки в бока.
- Was ist hier passiert?! - спросил он.
Унтер что-то залопотал, но офицер остался недоволен, и зло что-то приказал. Из машины появился какой-то человек в штатском и побежал к офицеру.
- Яволь, герр официр! – сказал человек.
Иван понял, что это переводчик, и попытался объяснить ему кто он такой и что он здесь делает. Офицер молчал, не прерывая старика. Когда он кончил, переводчик что-то сказал офицеру по-немецки, тот длинно ответил ему и произнёс, обращаясь к Ивану.
- Гут! Arbeit!
А толмач следом перевёл его речь.
- Господин оберштурмфюрер Коль говорит, что ты не партизан, то есть, хороший человек! Он берёт тебя на работу, будешь делать то, что и всегда! Варить для собачек еду и убирать говно! Если будешь хорошо трудиться, получишь паёк! Ты будешь жрать и будешь жить!
- Во как! – удивился Иван. – А если не буду работать!
- Тогда тебя расстреляют, как собаку! За саботаж! У них с этим строго! Новый порядок, называется!
- Да, уж, порядок, тот ещё! Ну, ладно, коли так! А где собаки-то?!
- Завтра привезут! Только учти, это собачки не простые, а, прочти что, золотые!
- Эт тож-то?! Специальные, что ли?! – поинтересовался дед.
- Ага! Специальные! А то так же! Специально для партизан! - засмеялся переводчик.
- Что?! Они охотятся, что ли на них будут?!
- Э, нет, брат! Тут дело похитрей будет?! Собачки обучены взрывчатку вынюхивать… на рельсах, например! Партизаны дорогу минируют, а собачки те мины и ищут! Во так!
- Я тебе не брат! У меня братьев нету, все умерли!
- Я вот про что! - игнорируя возражения деда, ответил переводчик, - Будешь хорошо работать, будешь жить! А чтоб лучшее заработалось, есть ты будешь с одного котла с собачками. Не боись! Их кормят гораздо лучше, чем нас с тобой! А заодно , как сказал господин оберштурмфюрер, это гарантия, что ты не отравишь собак! Они живы, и ты живой!
Тогда оберштурмфюрер с переводчиком уехали, дед придумался:
«Дааа! Дела! Ловко придумано! Здесь без бутылки не разбираться! Ну, так тому и быть! Эх, мать…!»
За завтра, к вечеру привезли собак. Ох, как они были хороши! Иван приготовил им жратву. Собаки вкусно поели, поел с ними и старик, выпив при этом самогону граммов триста.
Потом лёг спать у себя в сторожке, предварительно заткнув уши ватой. Всю ночь собаки выли, скулили и дохли от крысиного яда.
Иван как любой собачий лекарь, так и толк знал не только в собачьей жизни, но и в смерти.
К утру помер и Иван Михайлов.
Стоя перед топчаном, над его мертвым телом, эсесовец, задумчиво, спросил переводчика.
- Не пойму я этих русских? Пить, есть давали, только трудись хорошо! … И уши зачем-то себе заткнул!... Не пойму….
***
Немного попозже, оберштурмфюрера СС Фрица Коля разжаловали в солдаты и оправили на фронт, а переводчика расстреляли, как бешеную собаку!
Спасибо, Володя, я аж расстроилась...Сильно написано.