без куртки в такую морозную погоду. «Простудится ведь!» - подумала она.
- Это здесь, - Додхан повёл его в переулок, где за кирпичным зданием возвышался клетчатый куб. Сетка в нескольких местах покрылась дырами.
Василий завис перед одной из них.
- Дреди! – захрипел Додхан. Послышался шум, и в отверстии показались тонкие чёрные брови, посередине которых будто свисали усы. Василий охнул.
- Додхан! Наконец-то! – воскликнула Дреди. – Что с тобой? Почему ты привёл хозяина?
- Боже, это ещё что? – недоумённо протянул Василий. – Тебя что, зовут Додхан?..
- О боже… - Дреди пошатнулась в воздухе. – Где твой срединный треугольник, Додхан…
- Его больше нет, - спокойно произнёс Додхан. – Стой! Не делай глупостей!
Дреиди кинулась на Василия и принялась хлестать его по лицу своими длинными дугами. Вася поморщился от щёкотки.
- Что она делает, чёрт побери?
- Дреди, успокойся. Это его право. Я не мог ему перечить.
- Ты, гад, как ты мог! – рыдала Дреди. Она ослабла и захныкала, прижавшись к дуге Додхана.
- Не плачь, Дреди. Всех нас это ждёт. Должно было когда-то прийти и моё время.
- Ты ведь отрастёшь? Ты снова вернёшься к нам?
- Всему есть свой предел, Дреди. И полётам тоже.
Она всхлипнула и замолчала. Василий недоумённо крутил яблоками глаз.
- Я не хочу жить без тебя. Я не хочу возвращаться к хозяйке.
- Тебе придётся. Иначе с тобой будет то же, что и со мной. Люди не щадят нас, когда мы их подводим.
Василий почувствовал ком в горле. В груди снова закололо. Только это была новая, пульсирующая боль.
- Да скажи ты, что я должен сделать для тебя! Я не могу так! – разорвался он.
Додхан вытянулся со лба и погладил ворох волос на скрещении дуг Дреди.
- Мой сын. Ты должен воспитать его.
Василий опешил.
- Как? Сын?..
- Да.
- Ни за что! – крикнула Дреди. – Этот маньяк…
- Любимая, послушай, я уверен, что так будет лучше. Не надо слёз. Наш сын будет первой бровью, которая будет бодрствовать не только ночью.
Подумав об этом, Дреди замолчала.
- Днём ты будешь держать его в квартире, Василий. Он будет порхать над люстрой, учиться грамоте, читать книги, написанные людьми, смотреть телевизор и выходить в интернет. А на ночь ты будешь выпускать его через форточку. Когда он подрастёт – возможно, он сможет прижиться на твоём лбу вместо меня, и тогда вы сможете летать вместе, как сегодня. А потом он станет мостом между нашими мирами, который поможет нашему народу выйти из тени.
- Хорошо! Я согласен, - поспешно выпалил Василий. – Но как же ты? Куда денешься ты с моего лба, когда ему надо будет занимать там место?
- А я… - Додхан закашлялся. – Мне это уже будет не важно…
Дреди тихо заплакала. Додхан вздохнул и совершил невероятное. Не имея срединного треугольника, он оторвал одну из своих дуг от лба хозяина и положил ей на крыло. Дреди замолчала и устремила на него ошарашенный взгляд.
- Не забывай о самом главном, - с улыбкой произнёс он. – Не забывай о том, кто мы.
Дреди выпрямилась. Её тонкие дуги снова засверкали искристым глянцем.
- Мы – брови-птицы, - произнесла она.
Додхан улыбнулся. Его снова накрыл приступ сильного глухого кашля.
- Ну что ж, нам пора, - он всё ещё пытался говорить бодро. – Мне пора. Ты должен сделать ещё кое-что.
- Что угодно, - отозвался Василий. – Проси всё, что угодно.
- Антиск. Назови его Антиск.
- Что это значит?
- Проворный.
- Хорошо.
- Вот и отлично, - Додхан наклонился к Дреди и приобнял её. – А ты скажи стае, чтобы они никогда не сворачивали с пути.
Она кивнула. По смолянисто-чёрной дуге стекла прозрачная капля.
- Прощай, любимая. Я уверен, скоро ты увидишь меня в нём.
Он отпустил её и снова прикрепил дугу на лоб – на то же место, где она и была.
- Кажется, надо снизиться, - он громко закашлял. – Кажется, нам надо…
Внезапно он обмяк, и лоб Василия разгладился. Он с криком обвалился вниз и упал на асфальт с четырёхметровой высоты. В последний момент он успел перегруппироваться и приземлился не так жёстко, но отбил обе ладони и разбил коленку.
Он встал и отряхнулся. Сверху, из-за решётки доносился тихий женский плач.
- Эй, - осторожно сказал он. – Вам, кажется, нужно знать мой адрес?..
***
Антиск родился в день зимнего солнцестояния. Хозяйка Дреди сначала очень сильно переживала, когда её бровь не вернулась к ней утром, но чёрный карандаш и длинная чёлка помогли ей пережить это трудное время. Когда Дреди на следующий день после того, как стала первой в мире бровью-мамой, вернулась к ней и прилипла поверх двух кривых следов от угля, она испугалась, но вскоре порадовалась, что ей больше не придётся тратиться на лишний макияж и забыла об этом среди прочих жизненных забот.
Изгнание стаи с Насеста продлилось около двух недель, после чего предприимчивость Брайана дала результат – он нашёл для них новое место встреч. Это была заброшенная вентиляционная шахта у метро, на месте которой люди когда-то хотели сделать вестибюль, но забросили это дело, предпочтя не выходить в этом месте на поверхность. Вскоре удалось собрать там почти всех, кто раньше собирался на Насесте. Обрадованные появлением нового дома, они быстро забыли о прошлых проблемах и начали снова летать по ночам вместе. Тогда-то Дреди и решила вернуться к ним, чтобы показать своего сына.
Когда она появилась в Шахте с пушистым комочком, завёрнутым в заплатку от брюк Василия, брови сразу же замолчали и устремили на неё десятки поражённых взглядов. Она прошла сквозь воздух аккуратным, плавным шагом, не глядя в их лица и крепко прижав Антиска к груди. Вдруг тишину разорвал чей-то оглушительный хлопок.
- Да здравствует Антиск! – прокричал Руф. – Да здравствует сын Додхана!
И стая взорвалась аплодисментами и восторженными возгласами, приветствуя её возвращение. Они потянули свои крылья к мирно спавшему Антиску, чтобы прикоснуться к нему, и Дреди улыбнулась, вспомнив о предназначении, которое Додхан завещал своему сыну. С тех пор по ночам в племени бровей часто мечтательно шептались о возвращении Насеста, изгнании всех бандитов и утилизации всех пинцетов мира, но всем было ясно, что до этого пока далеко. По крайней мере, этого трудно было ожидать, пока не подрос Антиск, в чертах которого - и в пушистых кисточках, и в плотных чёрных дугах - все сразу приметили сходство с Додханом. Погибший герой стал для них символом борьбы, хотя никто не собирался делать из него фигуру для поклонения – Додхан и сам не хотел бы, чтобы его портрет висел у входа. Таковы брови с их беззаботным, беззлобным отношением к миру; их призвание – полёты и танцы, а не однообразие агрессии и целеустремлённости.
Василий вернулся на работу уже на следующий день и написал объяснительную, в которой извинился за своё поведение. Начальник, мельком взглянув на неё, принял его обратно, и Вася снова стал ответственно и верно исполнять свои обязанности. Иногда коллеги о чём-то шептались за его спиной, но ему уже было наплевать на слухи. Многое изменилось в нём: теперь он часто стал не спать по ночам, предпочитая прогуливаться по прохладным улицам под фонарями. Иногда, заслышав сверху крики и щебетание, он поднимал голову к небу, пытаясь разглядеть знакомые чёрные тени. И если ему, щурясь от света фонаря, удавалось разглядеть стаю мелких галочек, устраивавших свои воздушные игры высоко над землёй, он улыбался и долго смотрел им вслед.
