Играем в классики. РЕВИЗОР

(полтора столетия спустя)



С областного совещания руководителей совхозов Иван Кузьмич Шпеков вернулся с лицом озабоченным, и сразу проскользнул в кабинет главного бухгалтера. Антона Антоновича он застал за приготовлением душистого чая, в котором чайный лист был щедро сдобрен всевозможным разнотравьем.

- С возвращением, Кузьмич, - поприветствовал директора главбух, - что смурной, или холку начистили?

Директор отрицательно мотнул головой и тяжело опустился на стул.

- Нет, Антон Антоныч, холку не чистили, даже хвалили. Мы и в этом квартале можем первыми стать, если чего худого не отчебучим. Так что с хозяйством всё в порядке, а вот у нас с вами неприятности могут случиться, и немалые.

- Позволь полюбопытствовать: в чем же мы так провинились, что наши мелкие прегрешения могут обернуться большими неприятностями? – главбух поставил чашки с блюдцами на стол, достал сахар и сухарики, наполнил сосуды духмяной жидкостью, сел напротив директора и приготовился выслушать важное сообщение.

- Неприятность, Антоныч, такая: в скором времени к нам нагрянет ревизор.

- Ну, напугал ежа голым седалищем, - рассмеялся главбух, - сколько я их перевидал на своём веку? Не счесть. Чего ты так напужался-то?

- Не скажите. В областном финотделе появился новый ревизор, какой-то Хлесталов. Шерстил он давеча северные районы области. В итоге два уголовных дела и пять строгих выговоров. Скоро к нам нагрянет. Напужаешься тут. У нас с вами тоже нарыть много чего можно при желании.

- Нарыть у любого можно, как пить дать, - согласился главбух, - а что за птица такая к нам залетела? Что за человечек, откуда занесло?

- Толком никто не знает. Говорят, что работал в районе другой области, к нам переведён в порядке повышения и для укрепления местных кадров. Только я разумею, что просто избавились они от него. А про самого разузнал, что тридцати годков, но грамотный, въедливый и принципиальный, не пьёт, в лапу не берёт и налетает внезапно, без предупреждения. Что ещё? Холост. Пожалуй, что всё. Что делать будем, Антон Антоныч?

- Чай будем пить, и думать, глядишь, и придумается чего. Бог не выдаст, ревизор не съест.

Антон Антонович похлопал пухлой ладошкой по блестящей лысине, укрепил локоть на столешнице и водрузил на растопыренные пальцы блюдце.

- Чай, Кузьмич, очень способствует мозговой деятельности, - важно заметил он, наполняя блюдце, - Ты пей чаёк да помалкивай, не мешай размышлять.

Главбух снял очки, наполнил блюдце, подул на коричневую пахучую воду, закрыл глаза и с наслаждением втянул в себя первый глоток любимого напитка. Пил он долго, смакуя каждую порцию. Наконец чайная церемония закончилась, и пустая чашка вверх дном утвердилась на блюдце. Старый бухгалтер водрузил на покрасневший нос очки, и отечески строго посмотрел на директора.

- А что, Иван, твоя племянница, Танька, всё ещё работает в финотделе?

- Работает. Только какая мне племянница троюродной сестры дочь? Разве что троюродная. Да и работает она простой машинисткой. А что?

- Не важна степень родства, важно само родство. Родня, значит должна помогать, - веско поставил точку главбух, - И телефон у неё дома имеется, и ты его знаешь, - то ли спросил, то ли уверил он, - А что простая машинистка, так я тебе скажу, что в иных делах уборщица нужнее управляющего будет. У них, насколько я знаю, машбюро нет, так что она там единственная. Что вытекает из этого факта? – директор пожал плечами, - А то, что приказ о проведении ревизии и выписывание командировки пойдут через неё. Ты позвони ей вечерком, попроси, пусть сразу сообщит, когда он к нам внезапно нагрянуть соберётся.

- И это всё?

- Пока всё. Теперь оставь меня, буду квартальный отчёт готовить.



Через несколько дней во время очередного чаепития Антон Антонович сообщил директору последние новости:

- Я давеча созвонился кое с кем насчёт уголовных дел, о которых ты мне поведал. Там, Кузьмич, история непростая, с активом и пассивом, а сальдо на несколько лет тюрьмы тянет. История такая. Был захудалый совхозик молочной направленности. Решили его поднять на должную высоту и построили километрах в двадцати от него небольшой молокозавод. Связали их грунтовой дорогой, торжественно открыли, отрапортовали, премии и награды разобрали и успокоились. Только всё как всегда вышло: гладко на бумаге, а про ключи подземные забыли. Проложили дорогу прямо поверх выхода ключей. Почти точно посерёдке пути они и взбунтовались. Месяц дорога проработала и в двух местах на ней промоины возникли. Молоковоз провалился в первую, шофёр, матерясь, пошёл назад в совхоз, а там десять вёрст. Пригнали трактор колёсный. Он тоже застрял. Снова десять вёрст топай. Пригнали гусеничный. Он застрявших вытащил, но разворотил промоину так, что проехать стало совсем невозможно. Со стороны завода пустой молоковоз ехал и в другой промоине застрял. Сам понимаешь, дороге кирдык, молокозавод встал, совхозу молоко девать некуда, полная катастрофа.

- Да уж, не позавидуешь, - откликнулся директор, - не приведи Господь в такую западню попасть.

- Совхозный директор к своему начальству кинулся, заводской к своему, а те только ручками разводят и к дорожникам посылают. Дорожники тоже открещиваются: «Мы всё по проекту сделали, работу сдали, идите к эксплуатационникам». Торг идёт, а толку нет. Наконец пригнали самосвалы с гравием, засыпали, разравняли и отрапортовали, что починили. Через месяц история повторяется, только на этот раз молоковоз перевернулся, шофёр рёбра помял и головой ударился.

Директор с главбухом психанули и уволились, благо возраст пенсионный у обоих. Вот им на замену и прислали этих двух, против которых дела завели. Ребята попались молодые, шустрые и на решения скорые. Они в проблеме разобрались, по кабинетам начальственным потолкались, поняли, что бестолку и решили, что спасение утопающих дело рук самих утопающих.

- Правильно решили, молодцы, - одобрил директор.

- Правильно-то правильно, да только получилось у них всё равно как тупым топором узорные наличники резать. Там километрах в пяти газовики что-то своё работали, директор к ним:

-Выручайте, братцы, помогите, заплатим. Надобно дорогу изогнуть, чтобы ключи обойти. Всего-то четыре километра выходит.

Прораб отказался: - Нам свой план выполнять надо, - но совет дал: - Поговори с рабочими, если согласятся в свои выходные поработать на тебя, то я не увижу, как они технику к тебе гоняют. Условий два: горючее твоё и рабочих не спаивать.

В общем, за несколько выходных они объезд соорудили, а как расплачиваться? Пацанам, когда на должности ставили, прямо как издевательство, деньги выделили на покупку высокоудойных коров. Вот они этими деньгами и расплатились. Оформили так, будто у рабочих личных коров покупали. У кого одну «купили», у кого двух, у прораба трёх приобрели. Зоотехник совхозный обиделся и докладную накатал. Прислали ревизию во главе с этим самым Хлесталовым, а там всё на поверхности – что ни нарушение, то уголовная статья. Нанесён государству ущерб немыслимый и всё такое. Ребятки цифры на стол, доказывают, что не ущерб, а экономия, что высокоудойные коровы не нужны, когда и так молоко девать некуда. Все члены комиссии понимают, что ребята правы, только Хлесталов упёрся:

- Задача ревизоров, - говорит, - не оценивать, что правильно или неправильно, а фиксировать нарушения. Здесь нарушены такие–то статьи Закона, такие-то параграфы подзаконных актов и такие-то пункты инструкций. Вот это мы должны отразить в Акте ревизии, а выводы будут делать уполномоченные на то органы. Так и завелись два уголовных дела.

- Почему жизнь так устроена, - тоскливо произнёс директор, - почему то, что одни считают подвигом, другие считают преступлением? Пока ребята будут на нарах париться, совхоз этот и молокозавод будут жить нормально, и сидельцев этих вспоминать с благодарностью, и государству прибыль. Так в чём же их преступление, когда всем только лучше стало?

- Это не жизнь так устроена, а наше государство, - проворчал главбух, - всё потому, что хозяина нет. Хозяин сам бы решил, на что нужнее деньги потратить. Ладно, хватит чаи гонять, давай работать.



Была пятница, когда возбуждённый директор вбежал в кабинет главбуха.

- Танька звонила, ревизор неожиданно нагрянет в понедельник, - доложил он, - Что делать будем, Антон Антоныч?

- Прежде всего, успокоимся. Мы с тобой, Иван Кузьмич, в понедельник рано утром в область поедем, часов в семь.

- Зачем?

- Зачем? Ну, например, дополнительное финансирование выпрашивать. Давно собирались, вот время и пришло. А ревизор пусть денёк поскучает, коль внезапно в гости заявился. Я, Иван, газик твой займу на часок, кое-куда съезжу.

- Я Мишке скажу, чтоб отвёз.

- Нет, я сам – мне лишние глаза и уши не нужны.





Иван Александрович Хлесталов уже больше двух часов изнывал от скуки в зале маленького домика с вывеской «Автостанция». Местный поезд прибыл вовремя, в семь пятьдесят две, но автобус, который по расписанию должен приходить за пятнадцать минут до прибытия поезда и отправляться через десять минут после его убытия, как сквозь землю провалился.

- Опять сломался, наверное, - равнодушно объяснила кассирша, - бывает, ожидайте, может и прикатит.

На улице нещадно палило горячее июльское солнце и воздух, пропитанный мелкой дорожной пылью, казался золотым туманом. В зале было душно, и одолевали мухи. Иван Александрович злился, негодовал по поводу организации работы общественного транспорта, но гордился своей принципиальностью, не позволявшей запросить машину проверяемой организации.

Он уже перечитал все развешанные по стенам и густо засиженные мухами инструкции, изучил маршруты и расписания всех автобусов и теперь сидел в гордом одиночестве на обшарпанной скамье, брезгливо отгоняя мух сложенной газетой. Маршрут нужного автобуса начинался у автостанции, останавливался в совхозе «Ясные дали» и заканчивался в посёлке «Карьерный тупик».

Нынешнее приключение было не первым в работе ревизора Хлесталова. В поездках по районным весям ему частенько приходилось мёрзнуть и мокнуть, шагая от автобусных остановок до контор и обратно, но принцип не вступать с проверяемой стороной ни в какие неслужебные отношения соблюдался им свято. Его не любили, и он это знал. Сельские руководители не любили за неподкупность и принципиальность, и это было нормально. Удручало Ивана Александровича то, что сослуживцы не любили его ровно за то же самое.

Его старались не назначать в состав ревизионных групп, в которых он был «белой вороной» и живым укором остальным ревизорам, выезжавшим на ревизию с большими пустыми сумками, и возвращавшимися с набитыми. Ревизор Хлесталов выезжал на ревизии с одним огромным портфелем, хранившим в себе всё необходимое для длительной командировки. Он не принимал участия в застольях по случаю окончания ревизии. Не пил, не курил, не повышал голоса и не матерился, как другие, слыл чокнутым и крайне неприятным человеком. За восемь лет работы в районе Иван Александрович нажил себе столько врагов и недоброжелателей, сколько другой ревизор не наживёт и за восемьдесят лет. Когда в прошлом году начальник предложил ревизору Хлесталову перейти с повышением на работу в другую