“Шах-наме” о Рустаме и Сухрабе.
Рустам, побывав в Самангане, вступил в связь с принцессой Тахминой. Расставаясь, он вручил ей амулет с драгоценным камнем, который она должна была отдать будущему сыну, чтобы Рустам потом мог его узнать. У Тахмины родился сын Сухраб, к десяти годам он выглядел двадцатилетним и стал сильнейшим воином туранского царя Афрасиаба. Во время войны Ирана с Тураном Рустам и Сухраб встречаются на поединке, не зная о своём родстве. Сначала побеждает Сухраб, но потом по молитве Рустама Ахурамазда прибавляет ему силы, позволяя поразить супротивника, и только тогда, увидев свой амулет, Рустам узнаёт, что убил своего сына (Фирдоуси “Шах-наме”, БВЛ, с. 135-141, 201-223, М., 1972).
Илья Муромец во время странствий встретил удалую поляницу Златогорку. Сначала произошёл поединок, победив в котором, Илья Муромец получил право на любовь девицы. Расставаясь, он оставил полянице перстень, по которому мог бы узнать их будущего сына, названного Сокольником. Рос Сокольник необычайно быстро и к семи годам выглядел семнадцатилетним. Потом на заставе отец и сын, не узнав друг друга встречаются на поединке. В первой схватке побеждает сын, а в повторной сильнее оказывается уже Илья, у которого силы прибыло, тут он по перстню узнаёт, с кем пришлось сражаться и отпускает новоявленного сына, но позднее всё-таки вынужден его убить (“Архангельские былины и исторические песни, собранные А.Д. Григорьевым в 1899-1901 гг.”, т. III, №64, с. 370-378, М., 1910).
Две истории совпадают, отличия в них незначительны. Вдобавок, и в “Илиаде” имеется рассказ, как во время сражения с троянцами богиня Афина, откликаясь на молитву Диомеда, троекратно увеличивает его силы (Гомер “Илиада”, ЛП, “Песнь пятая”, с. 63-64, С.-Петербург, 2008). Общий источник – предания ариев, населявших когда-то Восточную Европу. Разве что возлюбленная Ильи Муромца оказывается богатыршей, так ведь имя Тахмина происходит от иранск. “tahm” – крепкий, мощный (Фирдоуси “Шахнаме”, ЛП, т. II, с. 564, М., 1994), значит, и тут детали совпадают. Просто в русских былинах тема женщин-воительниц более выражена, потому что по соседству с Русью располагалась болгаро-аланская салтово-маяцкая культура, где женщины несли военную службу (С.А. Плетнёва “Очерки хазарской археологии”, с. 39, 42, М.,1999). На Руси не было принято, чтобы женщины воевали, но богатыри знали, где найти для себя достойную спутницу жизни. Поляницами были жёны Добрыни, Дуная, Ставра. А Илья чем хуже? Да у него жена круче всех – она однажды спасла Киев от нашествия. Когда на Русь напали враги, то князь и бояре срочно вызвали в столицу Илью Муромца, чтобы вести рать “На Тугарина на Белевича”:
“В те поры Ильи Муромца дома не случилося;
Полевал он далече во чистом поле, -
Зверя лютово на копье ловил,
Соболей куниц на низок низал.
Во дворе была токмо Савишна,
Молода жена Ильи Муромца”
Так Савишна не растерялась, она надела доспехи своего мужа и смело выехала навстречу врагам:
“Наказала коня седлать доброва,
Одевалась в платье богатырское,
Не забыла колчан каленых стрел,
Тугой лук, саблю острую”
Враги тут же решили, что Илья Муромец вернулся, и пустились наутёк:
“Далеко в чистом поле рати стретились.
У Тугарина рать – туча черная,
Княженецкая рать – молонья светлая.
Как сошлися, не взвиделись.
А и Тугарин не взвидел бела дня,
Убежал он в свои улусы Загорские,
Проклинаючи богатыря Илью Муромца.
А богатырь Илья Муромец
Знать не знал, ведать не ведал,
Кто за него бился с Тугарином.
(Служил службу царскую, государскую)”
(“Про Илью Муромца (жена Ильи)” // С.И. Гуляев (сост.) “Былины и исторические песни из Южной Сибири”, с. 110-111, Новосибирск, 1939; “Песни, собранные П.В. Киреевским”, ч. 1, вып. 01, №3, с. 56-58, М., 1860)
Сокольник превратился в отрицательного персонажа по единственной причине – его супротивником оказался Илья Муромец. Взаимоотношения Ильи со Святогором и Златогоркой запутали древний сюжет и скрыли первоначальный облик Сокольника – это был мститель:
“Разышшу-то тогда жа Илью Муромця,
Отсеку я по плец ёму буйну голову”
(“Илья Муромец”, ЛП, №24, с. 200, М.-Л., 1958)
Угрозы первоначально предназначались злодею, но слияние нескольких сюжетов в один привело к тому, что Сокольник и злодей поменялись местами. Но заметны и следы первоначального образа:
“Под молодцом конь как-бы лютый зверь,
На коне молодец, как ясен сокол;
Хороша управа молодецкая,
Хороши доспехи богатырскiе”
(“Песни, собранные П. В. Киреевским”, ч. 1, вып. 01, №5, с. 8, М., 1860)
Пускай и молодец, да сила у него не человеческая. Вот, к примеру, Сокольник встречается с Добрыней:
“Поворачивал своёго коня доброго;
Как зарыснула у коничка права нога, —
Мать сыра-то земля да потрясаласе,
Ише синёё море заволновалосе,
Из озер, из рек вода-то поливаласе”
(“Беломорские былины, записанные А. Марковым”, №4, с. 54-55, М., 1901)
А при встрече с Ильёй Муромцем Сокольник вообще предстаёт чудовищем:
“Заревел тут Сокольник по-звериному,
Засвистел тут Сокольник по-соловьёму,
Зашипел тут Сокольник по-змеиному.
Тут и матушка сыра земля потряхаласе,
А сыры-ти тут дубы погибалисе,
А вёршиной за комель заплёталисе,
А сухи-ти ведь дубы поломалисе”
(“Архангельские былины и исторические песни, собранные А.Д. Григорьевым в 1899-1901 гг.”, т. III, №64, с. 374, М., 1910)
Тут даже заимствован образ Соловья-разбойника. Для противника Ильи Муромца подбираются самые злодейские черты. Но всё равно видно, что Сокольник не человек и возможности его не человеческие. Потом сказители, словно опомнившись, несколько видоизменяют своё описание:
“А не две тут грозных тучи сокаталосе, —
А два сильных богатыря соежалосе”
(Там же, с. 375)
Можно это сравнение счесть метафорой, но что-то очень уж похоже на мифологический образ: изображение грозы в виде битвы небесных богатырей. А ещё роднит Сокольника со Святогором огромный рост, ведь за ним остаются следы невероятных размеров:
“В чистом поле увидел ископоть великую,
Ископоть велика — полпечи”
(“Песни, собранные П. В. Киреевским”, ч. 1, вып. 01, №1, с. 46, М., 1860)
Есть вариант былины, где Илья Муромец так же беспомощно, как на Святогора, нападает и на Сокольника, а тот и не замечает его ударов (“Илья Муромец”, ЛП, №24, с. 197, М.-Л., 1958). Всё-таки изначально Сокольник был положительным персонажем и это ему досталась победа в поединке. Не над Ильёй Муромцем, конечно – мстил Сокольник злобному Змею. И в одном из описаний его в былине змееборство просматривается:
“Едет молодец на добром коне,
На правом плече везет ясна сокола,
На левом плече везет бела кречета,
У стремени прикована змея Горынская”
(“Песни, собранные П.В. Киреевским”, ч. 1, вып. 04, №3, с.13, М., 1862)
Сокольника связывает с соколом не только его имя, в разных вариантах былины один или два сокола непременно сопровождают его:
“То ле летит ... ясен сокол,
То ле едет там удалой добрый молодец.
Едет винно собака потешаетце:
Впереди его, собаки, да бежит серый волк,
Позади его, собаки, да звери всякии,
На правом-то плече сидит ясен сокол,
На левом-то плече дак сидит бел кречёт”
(“Илья Муромец”, ЛП, №25, с. 202, М.-Л., 1958)
Любование всадником перемежается с поношением – никакой логики. А ведь злому персонажу сокол никогда не служил, сокола на Руси почитали. И такое же описание можно видеть в нижненемецкой песне про бой Гильдебранда с неузнанным сыном Алибрандом: “… последний на белом коне, в белом вооружении <…> рядом с ним два выжлеца, по левую сторону ястреб” (А.Н. Веселовский “Южнорусские былины” // “Сборник Отделения русского языка и словесности Императорской академии наук”, т. XXXVI, с. 329, С.-Петербург, 1885). Сходство разительное, очевидно это немецкий пересказ русской былины. Но это означает, что в XIII веке сюжет хорошо знали на Руси.
Как ни пытались сказители превратить Сокольника в обычного “нахвальщика”, сверхъестественная природа постоянно даёт себя знать:
“Подверьх он стрелочку постреливат,
Кабы на пол ту стрелку не ураниват,
Он в руки возьмет — пламё мечетца,
А вокруг-то повернет — искры сыплютце”
(“Илья Муромец”, ЛП, №25, с. 202, М.-Л., 1958)
Природа Сокольника огненная и людские заботы его не занимают, он – небесный воитель:
“Изо рта у добра коня пламя машё,
Из ноздрей у коня да искры сыплются,
Из ушей у коня да в кудрях дым стаёт.
У богатыря шишак на головы-де как огонь горит,
А узда на кови да как лучи пекут,
От стремену его да звезды сыплются,
От седла у него-де как зоря стаёт,
Зоря стаёт да ровно утренна”
(“Онежские былины, записанные Александром Фёдоровичем Гильфердингом летом 1871 года”, №226, с. 1081, С.-Петербург, 1873)
Небесный огонь – это солнце. О солнечном происхождении Сокольника говорит то, что появляется он в былине именно с восходом солнца:
“Поутру-то ле утру ле было раному,
На зачине тут было да свету белого,
На подъеме тут было да красна солнышка”
(“Илья Муромец”, ЛП, №25, с. 201, М.-Л., 1958)
И что же увидел Илья:
“В копоти-то там, в тумане не знай зверь бежит,
Не знай зверь там бежит, не знай сокол летит,
Да Буян-ле славной остров там шатаитсе,
Да Саратовы-ле горы да знаменуютсе”
(Н.Е. Ончуков “Печорские былины”, №1, с. 6, С.-Петербург, 1904)
Совсем не случайно, что жидовином называли как Хорса, так и Сокольника:
“Из этой земли из Жидовския
Проехал Жидовин могуч богатырь”
(“Песни, собранные П. В. Киреевским”, ч. 1, вып. 01, №1, с. 47, М., 1860)
Бессмысленно перебирать евреев или хазар, слово “жидовин”, как уже сказано, означало – язычник. Но именно для Хорса оно стало постоянным эпитетом. Так что в Сокольнике следует видеть сильно изменённого, но всё же узнаваемого Хорса, мстящего змеевидному божеству за своего отца Рода.
Бог по имени Хорс известен был только на Руси и больше нигде. Однако его почему-то упорно записывают в иранские божества: “Несомненно восточное происхождение этого божества” (“Мифологический словарь” под ред. Е.М. Мелетинского, с. 594, М., 1991); “… древнерусское солярное божество Хорса/Хурса следует считать сармато-аланским наследием у восточных славян” (М.А. Васильев “Боги Хорс и Семаргл восточнославянского язычества” // “Религии мира. История и современность”, с. 139, М., 1987-1989); “Одно не подлежит сомнению, что слово Хорс было откуда-то заимствовано” (Н.М. Гальковский “Борьба христианства с остатками язычества в Древней Руси”, т. I, с. 24, М., 2000). Доказательства? Да никаких. То есть, конечно, подбираются сходно звучащие созвучия из разных языков, но что они доказывают? Имелся когда-либо бог Хорс у иранцев или других близких им народов? Никогда не имелся. Кого заимствовать? А что до созвучий, так их сколько угодно можно найти в любом языке, хоть в китайском. Было бы желание. Тем более, что иранский язык, наряду со славянскими, входит в группу
