На скрижали моего сердца

домов-счастливчиков.
  - М-да, - произнёс Костя,  выдержав паузу, - пойду на кухню, в шкафчике есть свечи. Почувствуем себя в реальных условиях царского беспредела.
  На кухне послышался стук дверец.
  - Аркаша, иди сюда. Разогрею борщ, котлетки Нина принесла днём.
  Пламя двух горелок давало прилично света для свободного передвижения на кухне.
  - Тибетские целители рекомендуют употреблять пищу в холодном виде.
  Костя ухмыльнулся, открыл холодильник, достал бутылку водки, разлил в маленькие рюмочки на высоких тонких ножках.
  - Будем здоровы!
  - Будем!
  Мелодично пропели рюмочки, соприкоснувшись, подняли градус настроения на сорок с лишним градусов.
  Выпили одновременно.
  - Лепота! – протянул друг. – Счас бы килечки на ржаном хлебушке!
  - Разбаловались, батенька, - упрекаю Костю. – Килечку вам подавай, сёмужка приелась.
  Друг рассмеялся.
  - Да нет, Аркаша. Просто кое-что приятное из молодости вспомнилось. Кстати, ты обещал.
  - Помню, - говорю и разлил снова по рюмочкам. – Между первой и второй перерывчик небольшой.
   Костя поднял рюмку на уровень глаз и посмотрел на меня сквозь жидкость.
  Я повторил жест друга.
  - Она живёт в Дмитрово, - сказал я.
  - Ясен пень, не в Пухалово.
  - Зовут её Аня. Анна Вершевская.
  Рука Кости застыла на полпути ко рту.
  - Как ты сказал?
  - Аня Вершевская. Она говорила, что её с детства многие зовут Жемчужиной.
  - Я знаю Жемчужину, - угрюмо произнёс Костя. – Вернее, очень хорошо знал.
  Неприятный червячок холода шевельнулся внутри.
  - Почему знал?
  Друг помрачнел.
  - Да ты пей, Аркаша. Пей. – И, выпил.
  Рюмку я отставил не выпитую.
  - Почему знал? – повторяю вопрос.
  Друг в странном возбуждении чуть ли не закричал в лицо:
  - Да потому, потому, Аркашенька, что убили её за месяц до твоего приезда!
   Костя помрачнел сильнее.
   - Поэтому познакомиться с нею ты не мог.
   Набираю полную грудь воздуха, медленно-медленно, как учил тренер по физкультуре в технаре. Медленно носом выдыхаю.
   - Не может этого быть! Мы с нею встречались за день до нашего отъезда в этнодеревню. Это ей я звонил и с ней разговаривал.
   Костя упрямо повторил, по слогам:
  - Повторяю для особо одарённых, не мог ты с ней познакомиться. Месяц с лишним лежит на местном погосте.
  Как последний довод королей, заявляю:
  - Номер её телефонный знаешь?
  - Частенько созванивались. Анька была общительной.
  Возвращаюсь из своей комнаты и протягиваю другу телефон с открытой телефонной книгой.
  - Её номер?
  Костя выпрямился.
  - Погоди-ка! – бегом вышел в зал, возвращался освещая путь светящимся экраном телефона. – Покажи ещё раз!
  Показываю. Он смотрит.
  - Чушь полнейшая. Точно. Узнать её номер ты не мог никак… А может тебя разыграли?
  - Зачем? Я человек временный. Кто меня здесь знает, чтобы разыгрывать таким вот дурацким способом?
  - И то дело. – Помолчал минуту. – И всё равно не верю. Её убили. Вернее убил одно чмо. Познакомилась тут она с одним…
   Неприятное ощущение тревоги тонкими ледяными нитями пронзило тело.
   «Не спорь, это мезальянс. Сравни её, красавицу, и его – чудовище!» «Зато всё будет как в сказке».
  - Что она в нём, красавица сероглазая, нашла, непонятно. Народ голову ломал, убеждали, на кой он тебе сдался. Мало ли своих мужиков, нашла азиата. А она отвечает, он, дескать, с Кавказа.
  «Нет! я утверждала и буду утверждать, они не пара». «Дело в возрасте?» «Нет!» «Тогда в состоянии?» «Ну, если считать, что он сидит у неё на шее…» «Ему тяжело найти работу». «Не оправдывай приживалу и иждивенца». «Ты не справедлива».
  - Трудолюбивая и настырная, свой бизнес, бабе знаешь, как нелегко справляться, коль нет характера. Пахала как вол. А он сидел у неё на шее…
  «Пустое! Ему нужны её деньги; посмотри на него – вылитый альфонс!» «У них любовь». «Морковь! Кхе! На первом этапе она важна, чем сильнее привязанность, тем она слабее».
   - Представь, себе, здоровый, не больной, на нём пахать можно в три плуга, жал за её деньги; обнаглел до того, доходили слухи, ревновать начал…
   «Сколько раз просила не курить в квартире! Есть балкон, кури там! Почему пьём? Что отмечаем? Нашёл работу?» «Ти где шлялась? Пачиму ни отвичала на званки?» «Как же мне надоела твоя беспочвенная ревность!..»
  - Жалко деваху…
  «Отвечай, что за повод для пьянки? Нашёл работу?» «Далась тебе эта работа! Настоящие мужчины не работают. За них…» «…трудятся женщины, а такие, как трутни». «Я!..Я – мужчина!» «Мужчина – не просто красивое слово. Это звание нужно доказывать на деле». «То-то ночью ты поёшь совсем другие песни».
  - Я и сам на неё тайком от Нины заглядывался…
  Внутренне напряжение росло, готовое, вот-вот, разорвать организм на части.
  «Я теперь поняла, почему о тебе говорили, что ты не лучший представитель своей семьи и рода». «Кто тебе это сказал? Назови имя этого шакала!» «Да ладно! Уверен, что хочешь его услышать?» «Назови его имя; я вырву сердце у этого шакала и заставлю его съесть!» «Мужчина сказал, мужчина сделал, его зовут… Что побледнел? Ступай и принеси его сердце!»
  Друг вздохнул.
  - Не вняла голосу разума. Да, что теперь… У каждого своя судьба.
  «Смех, да и только. Жить за чужой счёт, лучшее, что ты умеешь». «Ещё никто без последствий для себя не упрекал меня, что сижу на чьей-то шее!»
  Мне ничего не оставалось, как быть немым свидетелем происходящего.
  «А я, как видишь, посмела, - Аннушка смело посмотрела кавказцу в глаза и звонко рассмеялась, будто отвесила пощёчину. – Что будешь делать, мужчина? Бросишь перчатку? Вызовешь меня на дуэль?»
  Гнетущее чувство поселилось у меня в сердце. Ожидание неприятностей, неизвестно откуда могущих быть, травило душу сильнее цианистого калия. Я слушал друга, и внутренне протестовал тому, что услышал. Но друг продолжал сыпать подробностями.
  Ситуация развивалась в векторе крайнего обострения. Внезапно моё состояние ухудшилось; в голове возникла пустота, гулкая и страшная.
  В воздухе остро запахло грозой; остатки здравого смысла смыло волной неуправляемой агрессии.
  «Не ожидала от тебя такой прыти, - с желчью в голосе произнесла Аннушка, глядя в налитые злобой глаза. – Собрал немедленно продукты.
  Стараясь сохранить за собой главенствующее положение и взять ситуацию в свои руки, кавказец сделал шаг вперёд, наступил на яблоко, раздавил, оскользнулся и грохнулся спиной об пол.
  - Да ты у нас не только мужчина, ещё и клоун к тому же! – вытирая выступившие от смеха слёзы, произнесла она. Зарычав, быстро встал на четвереньки, резко выпрямился, воспользовавшись тем, что Аннушка отвлеклась, размахнувшись, опустил бутылку ей на голову.
  - Ах, ты, тварь! Шлюха!
  Аннушка интуитивно отклонила голову. Вся сила удара пришлась на плечо. Послышался неприятный хруст.
  Аннушка заметно скривилась от боли.
  - Пусть я шлюха, зато ты шакал. И как все трусливые твари бьёшь в спину, - Аннушка взяла себя в руки и сделала шаг ему навстречу. – Немедленно бросил бутылку!
  Шокированный неожиданной развязкой, кавказец отступил; очередная неудача подлила масла в огонь, он повторно замахнулся. Бутылка разбилась о дверной косяк.    
  - Что, мужчина, - презрительно усмехнулась Аннушка, - даже с бабой справиться не можешь?
  - Ты, тварь, сейчас пожалеешь, что так говоришь с настоящим горцем!
  - Горец? Ты горный паскудник и трусливый падальщик! Пшёл вон из моего дома!
  - Убью! – визгливо заверещал он, крепко сжимая горлышко с острыми краями.
  - Этим осколком? А силёнок хватит?
  - Убью!
  - Точно справишься, слабак? – плюнула ему в лицо. – Пшёл прочь, пёс поганый, кому сказано!
  Кавказца забила мелкая дрожь; лицо посерело и покрылось бледно-зелёными пятнами.
  - Заткнись! Заткнись, шлюха! Заткнись, тварь!
  Желая помочь Аннушке, столкнулся с невероятным сопротивлением извне. Чувствуя это, обратился с молитвой к богу: - Господи, всё в твоей власти, помоги ей, прошу тебя! Просьба осталась без ответа.
  - Вот-вот, только кричать, и можешь, мозгляк!
  Как пущенная с тетивы стрела, он рванул вперёд. Резким ударом кулака в грудь повалил Аннушку на пол и уселся сверху.
  - Что, не ожидала? ми всегда били и есть будим сверху!
  - Справился, слабак? – она продолжала уничтожать его самолюбие и уязвлять гордость. – Это всё, на что силёнок хватило, слабачок?»
  - А если я сейчас наберу её номер, и она ответит? – спрашиваю Костю.
  Он махнул рукой, набирай. Набрал не из книжки вызовов, а нажимая цифры в определённой знакомой, выученной наизусть последовательности: 952-55-22. Смотрю торжествующе на друга. Первые гудки были короткими, затем высветилась надпись «Абонент занят». Показываю другу. Костя задумчиво почесал затылок.
  - Набери повторно.
  С охотой выполняю просьбу.
  - Абонент временно не доступен, - послышалось на этот раз из трубки.
  - Какие ещё доказательства? – в упор спросил Костя.
  - Это не доказательства, - возражаю ему.
  - Да нет же, послушай, Аркаша! – обратился ко мне друг. – Сейчас точно недоразумение. Все вещи Жемчужины забрала из квартиры бабушка. Этот мерзавец её убил отвёрткой. Нанёс почти полсотни ударов.
   «Полностью обезумев, продолжал бить Аннушку, стараясь вогнать назад в глазницы полный уничтожающей ненависти взгляд удивительно красивых серо-зелёных глаз, от которого ему некуда было деться.
  Женщина выплюнула кровяной сгусток и пару выбитых зубов.
  - Надо же, оказывается, ты и на это способен! – и засмеялась окровавленными устами ему в лицо. Капли её крови попали ему в глаза. Он вытер их рукой, посмотрел на ладонь невидящим взглядом.
  - Почему не сопротивляешься? – тихо поинтересовался он. – Почему не лягаешься, не брыкаешься, не машешь руками? А?
  - Почему? – переспросила Аннушка.
  - Да…
  - Сам не догадываешься?
  - Нет…
  - Не вижу в тебе достойного противника, - большего унижения для себя кавказец не ожидал. – Ты – тля, микроб, твоё достоинство меньше мизинца на моей ноге, - заключила она, продолжая сверлить его своим уничтожающим взглядом серо-зелёных красивых глаз.
  Приправленные очередной порцией жгучей ненависти, посыпались новые удары. Левый глаз Аннушки заплыл стремительно краснеющей опухолью; правую бровь в двух местах рассекали кровавящиеся разрывы.
  Запыхавшись, кавказец остановился. Его глаза хитро заблестели.
  - Сейчас я тебя немножко поучу, - сообщил он, глубоко дыша, - сейчас! Сейчас ты узнаешь, как нужно правильно себя вести с настоящими мужчинами, - успокаиваясь, закончил он. – Потом ты мне дашь все тридцать три удовольствия.
  Тяжёлый, удушливый запах смерти разливался по кухне, щупальцами осьминога он сжимал горло и перехватывал дыхание.
  Находясь внутри кавказца, я следил за ним снаружи его же глазами.
  Он с варварской жестокостью смотрел на окровавленное лицо женщины, и в нём просыпалось маниакальное эротическое вожделение взять эту обездвиженную и обессиленную женщину силой, проникнуть в неё своим отвердевающим естеством, уничтожить остатки её гордости и сопротивления, доказать себе своё мужское превосходство.
  - Сейчас ты его пососёшь, мой леденец! – он рассмеялся своей сообразительности и остроумию и расстегнул пряжку пояса. – С проглотом!
  Аннушка с трудом приподняла голову и, пуская кровавые пузыри, дерзко сказала:
  - Свой чупа-чупс соси сам, слабак, и всё, что высосешь –