велика. Со следующего дня я начала чувствовать невыносимую ревматическую боль, начиная с бедра, вдоль ляжки и по всей левой ноге; эта боль мешала мне спать, и притом я схватила сильную лихорадку. Несмотря на это, на следующий день мне оказывали почти столько же внимания; я никого не видела, и никто не справлялся о моём здоровье; великий князь, однако, зашёл в мою комнату на минуту и удалился, сказав, что не имеет времени оставаться.
Я то и дело плакала и стонала в своей постели, одна Владиславова была в моей комнате; в сущности, она меня жалела, но не могла этому помочь. Кроме того, я не любила, чтобы меня жалели, и не любила жаловаться; у меня была слишком гордая душа, и одна мысль быть несчастной казалась мне невыносимой. До тех пор я делала всё, что могла, чтобы не казаться таковой....
Когда прошло 40 дней со времени моих родов, ..... сына моего принесли в мою комнату: это было в первый раз, что я его увидела после его рождения.
Я нашла его очень красивым, и его вид развеселил меня немного ( Je le trouvai fort beau et sa vue me rejouit un peu )... Я могла узнавать о нём только украдкой, потому что спрашивать о его здоровье - значило бы сомневаться в заботе, которую имела о нём императрица, и это могло быть принято очень дурно. Она и без того взяла его в свою комнату, и, как только он кричал, она сама к нему подбегала, и заботами его буквально душили.
Его держали в чрезвычайно жаркой комнате, запеленав во фланель и уложив в колыбель, обитую мехом чёрно-бурой лисицы; его покрывали стёганным на вате атласным одеялом и сверх этого клали ещё другое, бархатное, розового цвета...
Я сама много раз после этого видела его уложенного таким образом: пот лил у него с лица и со всего тела, и это привело к тому, что когда он подрос, то от малейшего ветерка, который его касался, он простужался и хворал...".
Вот такое своеобразное материнство было уготовано Екатерине. Конечно, всё это не могло не сказаться на взаимных чувствах матери и сына... Лишь только в самом конце правления Императрицы Елизаветы Петровны великая княгиня получила дозволение видеть ребёнка один раз в неделю... И совсем неудивительно, что в дальнейших отношениях матери и сына сквозило отчуждение..., и пропасть между Екатериной и Павлом становилась с каждым годом всё больше и больше.
И отношения между великим князем Петром Фёдоровичем ( урожд. Карл Петер Ульрих Гольштейн-Готторпский, 1728 - 1762 гг. , внук Петра I, сын цесаревны Анны Петровны ) и великой княгиней Екатериной Алексеевной никак нельзя было назвать супружескими..., это была какая-то пародия на семейную жизнь.
Да и сама ТАЙНА РОЖДЕНИЯ Павла окутана таким туманом, что трудно разобраться - где находится истина. Как её НАЙТИ я рассуждаю в своей статье "Кто правил Россией после 1796 года ? Романовы ?". Вот здесь находится эта работа:
http://www.proza.ru/2016/04/24/180
Екатерина запишет в своём дневнике:
"... изгнать из сердца ревность относительно человека, который не любит меня; но для того, чтобы не ревновать, было одно средство - не любить его. Если бы он желал быть любимым, то относительно меня это вовсе было нетрудно; я от природы была наклонна и привычна к исполнению моих обязанностей, но для этого мне был нужен муж со здравым смыслом, а мой его не имел"
Забегая хронологически вперёд, я приведу один из последних эпизодов их совместной жизни ( о другом случае расскажу позднее ):
В Петербурге праздновалось заключение мира с Пруссией. Сам договор был заключён 24 апреля 1762 года, и согласно ему Россия выходила из Семилетней войны ( 1756 - 1763 гг. ). С полным основанием эту войну можно фактически считать первой мировой - в отдельных сражениях участвовало много десятков тысяч солдат, а совокупная численность задействованных армий всех стран составляла 1 млн.100 тыс. человек.
Началась эта война во многом из-за мировоззрения короля Пруссии Фридриха II ( 1712 - 1786 гг. ) - "если видишь, что драка неизбежна - бей первым". Удар получила Австрия..., а дальше в драку ввязался и остальной мир... В заключённом мирном договоре так же было сказано, что Россия добровольно и без всяких условий возвращает захваченную Восточную Пруссию. Надо сказать, что Петру III этот мир отнюдь не добавил "вистов" в глазах высшего российского общества - считалось, что были преданы государственные интересы в угоду прусскому королю Фридриху II ( Пётр Фёдорович перед ним поклонялся ). Это, в принципе, и послужило очень скорому низвержению Петра III.
А то, что он прекратил ЧЕЛОВЕЧЕСКУЮ МЯСОРУБКУ - об этом даже не говорят и не вспоминают..., а ведь русские солдаты в той войне по сути были использованы в качестве пушечного мяса нашими союзниками. Ну да, кто же в мире считает жертвы..., люди - это просто расходный материал ( "бабы ещё нарожают" ).
За торжественным обедом Император предложил три тоста: первый - за здоровье императорской фамилии, второй - за здоровье прусского короля, и третий тост - за сохранение счастливого мира, заключение которого и праздновалось.
Когда Екатерина сидя выпила за здоровье императорской фамилии, Пётр велел генеральс-адъютанту своего дяди ( принц Георг Людвиг Гольштейн-Готторпский, 1719 - 1763 гг. ) Гудовичу ( Иван Васильевич, 1741 - 1820 гг. ), стоявшему сзади его кресел, пойти спросить Императрицу, почему она не встала, когда пили первый тост. Екатерина ответила, что императорская фамилия состоит только из троих членов - из её супруга, сына и её самой, и потому она не понимает, почему нужно вставать.
Когда Иван Гудович передал этот ответ, Пётр снова велел ему подойти к Екатерине и сказать ей бранное слово, ибо она должна знать, что двое его дядей ( принцы голштинские ) принадлежат также к императорской фамилии... Но, полагая, что Гудович "ослабит" оскорбительное выражение, Император сам прокричал Екатерине во всеуслышание, что она дура... ( с добавлением непечатных прилагательных..., такая-сякая ).
Естественно, все обедавшие за столом это услышали... Императрица сначала залилась слезами от такого оскорбления, но потом, желая оправиться, обратилась к стоявшему за её креслом камергеру Строганову ( Александр Сергеевич, 1733 - 1811 гг., предводитель Петербургского губернского дворянства с 1784 г., президент Императорской Академии художеств и директор Императорской Публичной библиотеки с 1800 года и до самой смерти ) и попросила его начать какой-нибудь забавный разговор, чтобы рассеять сложившуюся негативную атмосферу, что Строганов тут же с блеском исполнил.
Но дело не кончилось одним словесным оскорблением.
В тот же вечер Император приказал своему флигель-адъютанту князю Барятинскому ( Иван Сергеевич, 1738 - 1811 гг. , дипломат - посланник в Париже, им в 1783 году был подписан в качестве посредника Версальский мирный договор между США и Великобританией в войне за американскую независимость ) арестовать Екатерину. Князь Барятинский, испуганный этим приказанием, не торопился его выполнить и, встретив дядю Петра III принца Георга, рассказал ему о поручении, полученном от Императора. Тот бросился к племяннику и уговорил его отменить приказание. В этот раз всё было улажено - приказание было отменено, но никто не мог поручиться, что оно не будет повторено вновь, ибо приказания отдавались Петром III по первой вспышке...
Я думаю, что именно тогда у Екатерины окончательно утвердилась мысль "нейтрализовать своего благоверного". Вот такие у них были "совет да любовь"...
Возвращаясь назад, надо сказать, что, уже находясь на смертном одре, Императрица Елизавета Петровна умоляла своего племянника Петра жить в согласии со своей супругой и заботиться о малолетнем Павле. Умирающая Императрица отлично сознавала в какие руки после её кончины должна перейти Российская держава..., она уже давно понимала никчемность своего племянника и потеряла всякую надежду на его исправление...
Елизавета Петровна питала к следующему правителю России искреннюю ненависть. Вот что писала об этом Екатерина в своих записках:
"На счёт племянника своего она была совершенно одинаковых со мною мыслей, она так хорошо знала его, что нигде не могла провести с ним четверти часа без отвращения или гнева, или огорчения. У себя в комнате, когда заходила о нём речь, она, говоря о нём, заливалась слезами по поводу несчастия иметь такого наследника.... ".
Тут надо сделать ремарку относительно того, что негативный образ Петра III у всех последующих поколений людей сложился исключительно на "оценках" Екатерины II, которая его откровенно ненавидела. Таким образом на объективность нам рассчитывать не приходится. Немного ниже я сделаю совершенно противоположное заключение об образе Петра Фёдоровича.
Скончалась Императрица в половине четвёртого часа пополудни 25 декабря 1761 года - "...Богу угодная ея душа от тела разлучилась... Весь дворъ наполнился плачемъ и стенаниемъ".
Хочу упомянуть небезынтересный и говорящий о многом факт - гардероб Елизаветы Петровны насчитывал 15 тысяч платьев... Императрица никогда не надевала одно и то же платье дважды и меняла их в течение дня несколько раз.
Во время первого же молебна в придворной церкви и во время присяги Пётр III вёл себя просто вызывающе... Об этом Екатерина пишет:
"... сей был вне себя от радости и оной нимало не скрывал и имел совершенно позорное поведение, кривляясь всячески и не произнося окромя вздорных речей, не соответствующих ни сану, ни обстоятельствам, представляя более смешного арлекина, нежели иного чего, требуя, однако, всякого почтения..."
И ещё добавлю, что Пётр Фёдорович уж больно любил показывать язык священникам во время богослужения...
В тот же вечер состоялся весёлый ужин "в куртажной галерее персон на полтораста". Этот ужин послужил началом нескончаемых пирушек...
Даже на похоронах Императрицы 5 февраля 1762 года Пётр III оставался верен себе и выделывал шутовские "закидоны", изматывая своим поведением похоронную процессию.
Но "веселуха" продолжалась недолго, всего полгода...
В конце концов Екатерина не смирилась с уготованной ей ролью только "роженицы" наследника..., и через восемь лет после рождения Павла, убрав с пути своего "шутовского" и "смотрящего налево" мужа Петра III ( он был низвергнут 28 июня и скончался 6 июля 1762 года в Ропше, якобы от "геморроидальных коликов" ), она стала Великой Императрицей..., хотя многие заговорщики, смещавшие Петра III, планировали лишь регентство Екатерины до совершеннолетия её сына Павла.
Но повторюсь ещё раз - все описанные мной характеристики Петра III - со слов его недругов и врагов..., так что выводы делать не спешите.
Народ "ликовал" по поводу восшествия на престол Екатерины ( совершенно не понимая, что дальше произойдёт лишь "закручивание гаек" ), и это ликование усиливалось тем, что перемена произошла без пролития крови, что по сути было естественно - ни дворянство, ни армия, ни духовенство, ни Синод, ни Сенат, ни народ особой симпатии к "голштинцу" не питали ( на Руси к "голубям мира" никогда уважения не было ), пострадали только винные торговцы - народу дай только повод погулять:
"День 30 июня был самый жаркий. Кабаки, погреба и трактиры для солдат растворены:
