Иногда ничего не делать — так же плохо, как и переусердствовать. Джим валялся на диване уже третью неделю, законно считая, что мир прекрасно справится с поставленными задачами и без него. За окном тем временем дождь со слякотью поменялся местом с июльским зноем, по утрам не давали спать громким воркотанием тучные английские голуби, а Джим все смотрел в потолок и размышлял о том, как хорошо бы было, если бы ничего не было.
Но сегодня, после того, как на ратуше пробило полдень, кто-то стал настойчиво звонить. Джим сделал вид, что дома никого нет, однако звонки не прекращались. Тогда он встал и, тихо матерясь, открыл дверь. За ней оказался неизвестный мужчина в расцвете сил, с блестящим жетоном на груди.
— Здравствуйте! Мистер, как вам вода из крана? Трубы у вас не прохудились? — улыбаясь, спросил он.
Джим посмотрел на гостя. В Джиме просыпалось чувство несогласия с необходимостью решать что-либо. Он вежливо ответил:
— Я не пью воду из крана. Я пью темное пиво. От него лучше «просветляется» в пузыре, чем от воды.
— Хорошо! — согласился мужчина. — Усложним задачу. Как вы смотрите на то, чтобы в этом году поменять турбину?
— Положительно. Но только не за мой счет. — ответил Джим.
— Отлично. Так и запишем — жилец такой-то квартиры за то, чтобы вода была направлена на путь истинный, исходя из его, жильца, свободного желания, без давления со стороны, при свидетеле. Кстати, вы не хотите исповедаться? Сегодня это бесплатно. Корпорация все берет на себя.
— Я вышел из Корпорации! — сказал Джим. — Мы с ней не сошлись в цене моего личного участия.
— Печально, печально… — гость изобразил на лице большое сочувствие.
— Я знаю. Но я перестал считать действие решительным фактором. Я ушел в долгосрочный отпуск. В зоопарк буду ходить, или… в оперу.
— Не советую. В опере вам сегодня не понравится. В опере идет перестрелка. Уже полгода «Годунова» ставят. Андеграунд. Что-то вроде зрелищ в древнем «Колизее.» Но если у вас крепкие нервы, то конечно...
— Ладно, как-нибудь сам разберусь. У вас есть мое согласие, а у меня — уверенность в качестве воды. Мистер, всего вам хорошего!
— И вам также! — гость приветливо помахал рукой.
Джим закрыл дверь. Зашел в кухню, открыл холодильник. В нем на полках шеренгами стояли бутылки с пивом. Он взял одну, откупорил и сделал большой глоток. Пиво не принадлежало Корпорации. Его делали кустарным способом в горах подпольные конгрегационисты по старинному рецепту.
«Мы все умрем» — подумал Джим. — «А Корпорация останется. И эта вода, и новая турбина. Все, что создается руками несвободных людей. Корпорация удерживает восприятие. Но что такое восприятие? Статично ли оно? Не продают ли они воздух по завышенной цене? Корпорации нужен этот мир. Его стабильность. Но нужен ли он мне?..»
Химическое вещество стало действовать. Джим закрыл глаза...
… Он выходил на красную, от распустившихся тюльпанов, поляну. Звучала боевая флейта. Навстречу ему шли стройными рядами прекрасные девы. А за ними искрилась золотом на солнце колесница. Он готовил вожжи...
Джим начинал с чистого листа новый, принадлежащий только ему, день. День обещал быть знойным…
…
Она умоляла остаться, но он не соглашался. Хотя и с большим трудом. У него были убедительные доводы: холодильник, пиво и частная жилплощадь — неприкосновенное право крепости.
Она была прекрасной. Он мог смотреть на нее долго, слишком долго, но не вечно.
Джим еще не был готов. Фильм, заказанный им перед рождением, не то что бы оказался неинтересным. Дело не в этом. Он был почему-то обязательным.
Его унылые картины стали пробиваться через призму ярких цветов, совершенных дев, чистого универсального неба. И колесница уже не казалась такой золотистой, а вскоре вообще растаяла на фоне появляющегося тумана…
Туман был в голове, в комнате, на улице.
С ратуши клевал ему в голову утренний колокольный звон. Он сообщал городу, что можно снова начинать движение. Подъезды открывали свои зевы запоздалым посетителям отвратительных питейных мест, по каплям выдавливали на улицы сонных жителей – за булочками, газетами, сплетнями…
Джим долго лежал, не думая ни о чем, наконец, встал, посмотрел в зеркало, равнодушно зафиксировал факт старения на лице. Потом, вылив остатки переработанного внутренним теплом подпольного пива в унитаз, решил приготовить сендвич. Но тут зазвонил телефон.
Джим успел отметить, что за окном солнце успело придать теплые тона старым насупленным домам. Голуби выстроились в ряд на его подоконнике, ожидая подаяния. Он подмигнул им и взял трубку.
— Мистер, доброе утро! Вас беспокоит социальный работник. Корпорация желает вам процветания и удобного существования! – сообщил ему радостный голос.
— Что случилось на этот раз? – выразил сомнение Джим.
— Произошло непредвиденное, а потому особенно приятное событие – вы оказались победителем ежегодного конкурса «Самый богатый житель Корпорации».
— И что это значит?
— О!.. Вы становитесь самым счастливым нашим жителем. Стоит только подписать электронное письмо в вашей почте. Кстати, вы не пользуетесь почтой уже второй месяц. Что-то случилось?
— Ничего не случилось. – рассердился Джим. – Просто я устал от жужжащего со всех сторон мира.
Из трубки полилась тихая музыка для релаксации.
— Это, чтобы вам нервы подлечить. – рявкнул вдруг бодрый голос. – Так вот. Есть единственная загвоздка – вы игнорируете систему восприятия… Но… если подпишете декларацию признания выдающейся роли Корпорации в заботе о ближнем – премия ваша! Мисс неземной красоты ждет вас в ратуше, чтобы вручить ключи города.
— Я подумаю. – сказал Джим. – У меня сейчас болит голова. Надо только снять боль. Подождите немного…
Джим подошел к холодильнику, взял из морозного нутра бутылку пива, открыл ее, и прильнул к горлышку, как к соску…
Через минуту почувствовал необыкновенный прилив сил.
…Он выходил на красную, от распустившихся тюльпанов, поляну. Звучала боевая флейта. Навстречу ему шли стройными рядами прекрасные девы. А за ними искрилась золотом на солнце колесница. Он готовил вожжи...
Джим начинал с чистого листа новый, принадлежащий только ему, день. День обещал быть знойным…
