Михалыч

еще кардинально повлиять на мамино решение выходить замуж.

- Умница, иди сюда, поцелую, - мама расправила воротничок на пижаме и поцеловала Вовку в нос, - иди спать, у нас взрослые разговоры, не мешай.

Дядя Андрей похлопал Вовку по плечу:
- Иди, боец! До завтра! Наш уговор в силе? – глаза у него были влажными и бегающими, то ли от шампанского, то ли от того, что ему не терпелось спровадить Вовку.

Вовка увидел, как вторая рука дяди Андрея лежала на голой маминой коленке и нетерпеливо постукивала пальцами, и он поморщился и выбежал с кухни.

***

… Вовка рыдал в подушку, захлебываясь от обиды и бессилия. Ему хотелось непременно, сейчас же, в эту минуту - чтобы мама вошла, обняла его и прижала к себе, а потом забрала его на свою кровать и они лежали рядышком под одним одеялом, а Вовка уткнулся бы носом в мамину ладонь…
Вовка отбросил подушку и зарыдал во весь голос.
«Вот, сейчас, сейчас, откроется дверь, и она зайдет!».

Но его не слышали. Вовка на цыпочках подошел к двери и прислонил ухо к замочной скважине. Он слышал музыку, басок дяди Андрея и мамин смех. Но его никто не слышал.

Вовка лег обратно и уставился в потолок. Плакать почему-то уже не хотелось. Хотелось лежать долго-долго и умереть. Всем назло!

… Казалось, он лежит уже долгую вечность. Сон не шел. Вовка таращился по сторонам, в поисках какой-то защиты и утешения. Уличный свет машин и фонарей тускло освещал комнату. Вовка заметил на диване медведя. Он сидел, все так же довольно улыбаясь во весь рот. Мягкие объемные лапы словно манили мальчишку в теплые объятия.
Вовка вскочил с дивана и наотмашь ударил медведя.

- Сволочь, - зашипел он, - Михалыч, сволочь! И дядя Андрей твой дурак!

Он свалил медведя с дивана и стал топтать ногами. Но мягкое туловище только податливо сминалось и снова принимало первоначальную форму. Медведь лежал на полу и смотрел на Вовку пустыми пластмассовыми глазами.

- Сволочь, - всхлипывал Вовка, - и колошматил игрушку…

Вдруг, его осенило. Он осторожно, чтобы не загреметь, полез в ящик стола и достал большие портновские ножницы. Михалыч добродушно улыбался.


- Вот тебе! – зажмурившись, Вовка ударил медведя в живот, - вот тебе! И еще, еще!
Он открыл глаза и увидел, как безжизненное и потерявшее упругость тело медведя, беспомощно раскинуло лапы.
Пушистое нутро белело в почти темной комнате.

Вовку затрясло. Он проворно стал заталкивать мягкую набивку обратно, но она слово протекала сквозь маленькие пальцы и упрямо отказывалась возвращаться на прежнее место. Вовка плакал. Зияющие дыры на межвежьем животе его пугали, и он уже пожалел, что взялся за ножницы. Он поднял распластанную игрушку и понес к себе на кровать.

Осторожно положив его на одеяло, Вовка заметил на ковре белые горошины, которые выпали из медведя. Он собрал пригоршню маленьких шариков и подошел к окну, ближе к свету.

Они были прозрачные и ровные – как витамины из пузырька, которые ему давала мама, только бесцветные. «Надо их съесть!» - подумал Вовка. Мама всегда запрещала есть больше , чем две витаминки, и стращала Вовку: «Если съешь много, то живот заболит и можешь умереть!»

«Придумал! Надо съесть целую горсть этих шариков и тогда я точно умру!! Тогда они попляшут у меня!»
Вовка осторожно положил на язык одну горошину – не горько! – проглотил, и ничего не почувствовал. Довольный, что это не так страшно, как казалось, он стал хватать губами с ладошки шарики и один за другим проглатывать.

Хотелось пить – шарики уже с трудом проваливались, и во рту было сухо – но Вовка продолжал методично глотать. Покончив с ними, он лег на кровать и положил рядом с собой на подушку медведя, прикрыв его одеялом до горлышка.

- Михалыч! Не бойся! – наклонился Вовка к мягкому уху, - потом, когда я уже не буду мертвый, я тебя зашью, ладно? Не обижайся, Михалыч, ладно?

Вовка закрыл глаза и лежал не шелохнувшись. Он ждал, когда уже наконец-то умрет. Высвободив руки из-под одеяла, он аккуратно вытянул их вдоль туловища – так ему казалось, будет страшнее.

Им будет страшно, когда они утром найдут его в кровати и всплеснут руками.
Вовка представлял, как мама, в красивом платье и в туфлях на высоких каблуках, целует его лоб, щеки, нос, как она трясет его, и как ей очень-очень стыдно за то, что она оставила Вовку одного, променяв на дядю Андрея.

Потом откуда-то взялся дядя Андрей с огромным мешком, и доставал, доставал оттуда больших медведей – они были разноцветные и все разговаривали, правда, Вовка не мог разобрать, что именно они говорили. А после медведей на свет стали появляться пистолеты – их было много – черных и блесящих… «Я подарю один Сереге» - проваливаясь в сладкую сонную вату, подумал Вовка..


… Вовка вздрогнул и зажмурился от яркого света.

В комнате стоял туман. «Откуда здесь туман?» - промелькнуло у него голове. Над ним наклонилась мама и плакала, гладя его руку… Он повернул голову – дядя Андрей говорил по телефону и кричал на кого-то по ту сторону трубки, требуя немедленно приехать.

Вовка быстро-быстро заморгал, но туман не проходил. Он попробовал поднять голову, но комната почему-то закружилась, стены стали надвигаться на него, и Вовка откинулся обратно.

- Господи, зайчик мой, любимый, дорогой! – мама стала целовать Вовкины пальчики, -
Ну что же ты, что же… зачем ты? Зачем ты это ел?

Вовка блаженно улыбнулся и прошептал:

- Мама, ты зашьешь Михалыча?