Гнев Энлиля

понуро опустил голову. - А мне-то сейчас что
делать? Куда идти? Теперь, когда я впал в немилость, выслеживать
здесь новую козу все равно, что искать рога на голове собаки,
Великая гора не дозволит. - Убитый горем юноша чуть не заплакал.
- Выходит, что я сделался причиной грядущих несчастий всех вас,
моего племени, ибо вместо прощения шумеров вновь постигнет
гнев Энлиля. О, если бы можно было хоть что-нибудь поправить.
Воистину, невыносимо тяжкий жребий послал мне Владыка судеб.
Пэаби в порыве сострадания обняла юношу и погладила по
спине, молясь за него, но он не заметил этого.
Вынырнув из зарослей кустарника, появился Гаур и положил у
камня колчан с оружием. Затем он протянул Аннипаду лезвие его
кинжала. Юноша вскочил и схватил мальчика за плечи.
- Откуда? Где ты нашел?
- Выбил камнем из лапы мертвого медведя, о господин мой.
Он лежит с той стороны кустарника, а вон там, за валуном у скалы,
- большая белая коза с переломанным позвоночником.
Аннипад схватил мальчика и подбросил его вверх.
- Пойдем туда, - позвал он и побежал. У кустарника, залитый
кровью, лежал медведь. Осмотрев зверя, Аннипад обнаружил, что
коза дважды воткнула ему в сердце свои прямые, острые, как
кинжалы, рога. Убив козу, медведь сам упал замертво, отойдя всего
лишь на несколько десятков гар.
Юноша вскинул козу на плечи и вприпрыжку понес ее к выемке.
Обломком кинжала Аннипад и Гаур освежевали ее. Пэаби
подобранным неподалеку плоским куском кремня выскоблила
шкуру, вытерла насухо травой и сложила. Останки козы захоронили
и тщательно забросали камнями, положив головой на заход солнца,
где мрак и холод, смерть и разрушение. Счастливый Аннипад с
благодарностью обнял Гаура и протянул ему свой колчан:
- Ты будешь хорошим воином, мальчик, и я дарю тебе это
славное оружие моего великого предка, эна Энмедуранны. Он, с
выбитым глазом, раненный насквозь в бедро и плечо, со щитом,
пробитым множеством ударов, все же не подпустил воинов
хаммури к воротам Города. Оружие героя свяжет тебя с нашим
древним родом энов. Будь достоин этой чести.
Спутники осторожно спускались к реке по осыпи крутого,
лишенного травы склона. Темные, тяжелые облака заслонили лик
солнца. От сильного порыва ветра протяжно застонали лес и горы,
со склона взметнулись вверх тучи коричневого песка. Молния
серебряным копьем Иштура, бога грома и дождя, пронзила полнеба
и где-то вдалеке расколола горы. Первые тяжелые капли упали на
землю. Едва путники успели укрыться в небольшой пещере, хлынул
ливень, превративший горный склон в водопад. Зеленовато-серая
водяная завеса прикрыла вход в их пещеру.
Аннипад выбрал место посуше, куда не долетали брызги, и
расстелил шкуру. Когда все уселись, в тесноте прижавшись друг к
другу, юноша неожиданно, всем своим существом ощутил горячее,
трепетное, волнующее прикосновение бархатистого плеча девушки, ее легкое ароматное дыхание на своем лице и, удивленный, не
совсем понимая, что произошло, слегка отодвинулся. Желая скрыть
неловкость, он спросил:
- Пэаби, ты совсем не похожа на шумерку, хотя и очень красива.
Из какого племени твоя мать?
- Она плохо помнит, мой господин. Мать попала сюда, на остров,
маленькой девочкой, в год, когда священный бык убил главную
жрицу храма Наннара. Корабль ее отца поглотило море, а сам он
скончался на берегу. Если господин почтит посещением наш дом,
- девушка лукаво посмотрела на Аннипада и, сняв ленточку,
откинула волну густых золотистых волос, свободно и мягко
рассыпавшихся по плечам, - мама расскажет подробнее.
- Вы, наверное, знаете, - с воодушевлением начал Аннипад, -
что и для шумеров Дильмун - не земля предков. - Он устроился
поудобнее. - Сюда по воле богов привел наше племя прадед моего
прадеда эн Зиусудра. Шумеры добровольно никогда бы не покинули
свои цветущие города, свои древние святилища и могилы отцов.
- И кто же нас смог заставить? - задумчиво спросил мальчик.
- Кто? Великие боги. Они на своем совете пришли к
заключению, что неблагодарные предки наши стали непочти-
тельны с богами и высокомерны, перестали их бояться, погрязли
в роскоши и более заботятся о радостях желудка и усладах любви,
чем о благополучии богов. Гордыня затмила веру. И тогда
разгневанный Энлиль убедил Великих богов изменить судьбу
дерзких рабов своих и определить в удел племени нашего гибель
от карающего потопа. И когда закричал Огненноокий и навис над
землею шумеров, все покрылось мраком возмездия, а земля
задрожала и раскололась. Огромные волны потопа высотой с гору
обрушились на Города наши и опустошили их.
Но владыка жизни, ясноглазый Энки, сжалился над творением
рук своих и, дабы спасти семя рода человеческого от полного
уничтожения, явился во сне к благочестивому и праведному эну
Зиусудре и, вопреки воле богов, высказанной на совете, предупредил
эна о предстоящей опасности. Мудрый Энки научил предка моего,
как спастись от гибели, построив большую ладью "Жизнь дающая".
Зиусудра, опытный мореплаватель, погрузив домашний скарб и скот, едва успел подготовить ладью к отплытию, как загрохотал
Энлиль. Защитник племени нашего Энки, владыка вод, сам вел
ладью к Дильмуну, плывущему, словно рыба в море.
Семь дней и семь ночей бушевал ураган. С неба падали потоки
воды, ветер рвал паруса, но могучий Энки устоял против бешеного
натиска Энлиля, Великой горы. Увидев землю, Зиусудра пал ниц и,
ступив на берег, произвел возлияние и принес в жертву богам Ану
и Энлилю быка и овцу. Боги, одумавшись и пожалев людей, даровали
Зиусудре вечную жизнь и принесли для него свыше божественное
дыхание. Всемогущий Энки не покинул Дильмуна и остался с нами.
Священна страна Дильмун: здесь не убивает лев, не хватает
ягненка волк, нет диких псов, пожирающих козлят. Здесь даже
солод, что вдова рассыпает на крыше дома своего, птицы небесные
не поедают. Здесь великая Мать-Земля, богиня Нинхурсанг,
взрастила восемь растений, без которых жизнь людей невозможна.
Ливень прекратился, небо очистилось и лучезарный Ут озарил
горы.
Невдалеке от реки, у склона, стоял приземистый, коренастый,
большеносый шумер, одетый в простую короткую шерстяную юбку
с поясом и длинной бахромой, накидку и тростниковые сандалии.
Он, энергично жестикулируя, громко ругал осла.
- Мир тебе, о почтенный Мешда! - приветствовал его Аннипад.
- И тебе мир, о сын мудрого эна, - поклонился гончар. Широкая,
подкупающая улыбка осветила его круглое, коричневое от загара
лицо. - А я, было, собрался искать вас. Да разве загонишь эту
скотину на гору! Всю палку об него изломал. - Длинными
жилистыми руками гончар переломил прут и отшвырнул в сторону.
- Однако, давайте-ка поспешим, ночи здесь холодные. Хорошо бы
заночевать под крышей.
Живой, проницательный взгляд Мешды остановился на шкуре
козы, и Аннипад кратко объяснил причину ее появления.
- Да, - протянул гончар, - все мы - рабы божьи.
Отец с сыном деревянными мотыгами накопали глины и уложили
ее в широкие мешки переметной сумы, сшитой из козьих шкур.
Когда сума наполнилась, они взвалили ее на осла и увязали
веревками вместе с жертвенной шкурой.
Аннипад  размял  пальцами  влажный  комок  глины. - Белая, как молоко! Что вы из нее делаете?
- Вазы и чаши, господин мой. С росписью дочери их охотно
берут.
Пэаби расстелила на траве циновку, положила ячменные
лепешки, предварительно размоченные в воде, насыпала горкой сухие
вареные бобы и жареные финики. Гончар лукаво прищурился:
- Ну, вот, приходится есть всем вместе, какова бы ни была еда.
Присядем? - Энси Аннипад махнул рукой: "Конечно, садитесь, к
чему церемонии, не в Городе!"
Зачерпнув воду из реки ладонями и запив наскоро проглоченную
пищу, шумеры отправились в обратный путь. Мешда древком копья
погонял осла. Аннипад шел рядом.
- Скажи, почтенный, твой дед тоже был гончаром?
- В моем роду, о господин, все - гончары. Ведь сказано: сын да
унаследует дело отца! Судьбу людям уготовил Энки. Жаль только,
что мой сын, этот рыжий неслух, и не думает перенимать дело
отца своего, все время пропадает в гавани! Он и рыбу-то ловит
лучше, чем лепит. Ему, видите ли, не по нраву быть горшечником!
Ты что, сынок, думаешь, другие ремесла слаще моего?
Шедший впереди осла Гаур понурился, но не повернулся.
- Эй, Гаур, - окликнул его Аннипад, - кем же ты хочешь быть?
Мальчик приостановился:
- Хочу быть кормчим.
- Ну, ты молодец! - усмехнулся юноша.
- Он надеется, что я в один прекрасный день слеплю столько
горшков, что их хватит на тростник для целой ладьи!
- Гаур, ты еще не посвящен в мужчины?
- Нет, господин, я родился в год спуска на воду корабля "Горный
козел Абзу", и мое посвящение в этом году.
- А письму учиться хочешь? Ты бы мог стать старшиной
гончаров в храмовой мастерской.
- Не знаю, говорят, выучиться письму очень трудно, смогу ли я?
- Справишься. Меня отец отдал в школу еще маленьким, задолго
до совершеннолетия.
- Пэаби быстрее тебя выучилась бы писать, рыболов! -
проворчал Мешда.
- А зачем учить женщин? Зачем усиливать их чары? - Аннипад
весело посмотрел на девушку. - Зачем собственными руками
направлять стрелу ее прелести себе в грудь? Пэаби, зардевшись,
как факел, смущенно потупилась.
- Нам, простолюдинам, письмо недоступно, - посетовал гончар.
Тут в его голосе зазвучали просительные нотки. - Вот было бы
счастье, если бы ты, господин мой, покровительствуя нам, устроил
моего сына в школу писцов за счет храма!
Перед горным ручьем, рокочущие струи которого несли белые
лохмотья пены, осел заупрямился и остановился. Гончар принялся
понукать его.
- О, проклятое животное! Почему ты не желаешь, чтобы на
тебе возили поклажу, если бог сотворил тебя ослом? - Перетащив
осла на другую сторону реки, Мешда стал поучать сына:
- С тех пор, как покровитель мудрости Энки определил все
ремесла, нет другой такой столь искусной работы, как дело писца.
Грамотность подобна кораблю: с нею человек всегда выплывет в
жизни. Любой из писцов принесет отцу десять гуров зерна, и
шерсть, и масло, и овец! Писец всегда имеет должность, он -
уважаемый человек, чиновник! А простолюдин-ремесленник?
Посмотри на меня: мои руки всегда в глине. Я целый день, как
привязанный, сижу на корточках и кручу тяжелый гончарный круг.
А ювелиру, ты думаешь, лучше? Он работает с рассвета и до
сумерек. Его колени и спина согнуты, он так устает, что руки у
него отнимаются! Любой ремесленник работает больше, чем
могут сделать его руки. И днем, и ночью при светильнике. Скажу
я тебе и о рыбаке. Его работа хуже всякой другой: всегда он боится
шторма или акулы. Но если человек знает письмо, то люди ему
завидуют и говорят: хорошо тебе. Если ты хочешь достигнуть
успеха в жизни, взгляни, сын мой, на предков, спроси у них совета.
- Воистину, простой люд зарабатывает себе на пропитание в
поте лица своего, - надменно заметил энси. Аннипад, сын
владыки племени, несмотря на молодость, был энси Города - и
жрецом, умеющим размечать основания,- архитектором, и военным
предводителем рати общинников.
- Ты говоришь, горшечник, дочь немного помогает тебе?
- Да, господин, Пэаби прекрасно расписывает посуду и недурно
лепит животных и птиц, поэтому и напросилась в горы за глиной, ибо,
кроме побережья, она ничего не видела.
Немного поотстав от Мешды, Аннипад пошел рядом