Гнев Энлиля

оборонительную позицию, поворачиваясь
на месте вслед за кружащей вокруг него акулой, которая с каждым
разом подбиралась все ближе.
Гаур в этот момент выбрался на берег за очередным камнем
и, рассмотрев зеленоватое, с желтыми полосами на спине, длинное
тело хищницы, охотящейся на Нанмара, беспомощно застыл в
испуге и растерянности. Он видел, как Нанмар, задыхаясь и теряя
силы, прежде чем начать подъем, имитировал атаку, чтобы
отпугнуть акулу. Изогнувшись, он взмахнул копьем и случайно
ранил хищницу. Рассвирепевшая от боли акула ринулась на
всплывшего мальчика, перекусила его пополам и заглотила. Гаур
дико закричал, потом захрипел. Черный, неимоверно тяжелый небосвод навалился на него, и он медленно осел на камни и упал ничком.
Когда мальчик пришел в себя, чистое, доброе, милосердное небо
уже светилось крупными яркими звездами, а ночная прохлада
настойчиво пробуждала мысли о тепле и доме. Гаура немного
знобило. Что-то детское, светлое и беззаботное безвозвратно покинуло его омраченную душу. Бессознательно, машинально, с
затуманенным разумом, вернулся он в порт и привязал ялик.
Проходя по причалу мимо ладьи "Дильмун", он свернул к ней, думая
найти Урбагара. Кормчего на ладье не оказалось, и мальчик,
удивляясь своей вялости и странному, какому-то сонливому
спокойствию, поведал стражу ладьи о постигшем Урбагара
несчастье, свидетелем которого он сделался помимо собственной
воли.
Дома, у калитки, его поджидал отец с прутом в руке:
- Только бродячий пес не знает своего дома, - сердито проронил
Мешда, и поднял палку, но Гаур одной фразой смирил его
родительский гнев, и негодование гончара сменилось искренним
соболезнованием дамкару.
Мальчик весь последующий день не вставал с постели,
отказываясь от еды и не желая ни с кем говорить, и лишь к вечеру
приход среднего сына дамкара вынудил его подняться. Урбагар
просил Гаура, ради спасения души умершего, показать место, где
погиб Нанмар. Тени умерших, не получивших погребения, не
прикрытых землей, чьи останки не обрели покоя в могиле,
перевозчик, угрюмый Уршанаби, не перевозил в Страну без
возврата через мрачную реку Хабур, веслом отгоняя прочь от своей
широкой, черной ладьи. И неприкаянные души, плача и стеная, в
вечных скитаниях, бродили по земле, плавали по воде, висели на
деревьях, творя зло людям, нападая на них по ночам, силой уводя
их души.
Мертвым, как и живым, не чужда благодарность, они также
могут воздавать добром за добро. И Гаур поспешил с братом
мертвого друга в порт, где Урбагар уже ждал их, сидя в лодке.
Хотя день был ясным и безоблачным, неожиданно вокруг солнца
появилось радужное кольцо. Урбагар, выскочив на берег, до земли
поклонился Уту, судье богов и людей, за благое предзнаменование
и вознес Лучезарному молитву. Урбагар знал, что акула на другой
день вернется к тому месту, где она подстерегла его брата и
хорошо поела. Необходимо было вынуть из акульего брюха хоть
что-нибудь: уцелевшую руку, ногу или голову, и похоронить по
обряду. Сразу же после открытия храма Энки Урбагар принес искупительные жертвы Владыке вод. Весь день он творил молитву, прося о заступничестве и справедливости, и прямо из храма явился на схватку с акулой, освятив на алтаре Энки широкий медный кинжал.
Когда они вдвоем плыли к островку и сосредоточенно гребущий
Урбагар, ободряюще погладив мальчика по голове, с вымученной
улыбкой попросил рассказать, как погиб Нанмар, Гаур вдруг
отчетливо понял истинную причину гнева Владыки вод: Нанмар,
убивший его зверя копьем, не принес благодарственной жертвы.
И он тоже бросил дары богу на землю! Простит ли такую
непочтительность Энки? Мальчик совсем пал духом.
На мелководье у островка Урбагар, возлив в зеленоватые воды
моря жертвенную кровь ягненка и омыв ею лицо, прыгнул в воду
с лодки и с кинжалом в руке принялся медленно плавать вокруг
нее. Акула вскоре появилась. Ее треугольный спинной плавник легко
резал спокойную гладь моря, а длинный хвост буравил воду и
вздымал горы пены. Акула заметила Урбагара и начала описывать
круги вокруг лодки, все более приближаясь к врагу. Урбагар, держа
кинжал лезвием вниз в правой руке, согнутой в локте, спокойно
ждал нападения. И вот ненасытная хищница энергично ударила
хвостом и бросилась на пловца: вспенилась вода, стрелой
мелькнули плавники. Гаур крепко зажмурился и отвернулся, горячо
молясь о спасении Урбагара.
В тот момент, когда на поверхности показалась голова акулы,
настигшая пловца, Урбагар, плавающий, как рыба, отпрянул в
сторону и вонзил кинжал в брюхо чудовища, мчавшегося по
прямой. Еще миг - и из распоротого брюха хлынула кровь. Акула,
исчезнув под водой ненадолго, всплыла и мертвая закачалась на
волнах. Гаур приоткрыл глаза, когда Урбагар попросил его сбросить
в воду веревку, еще не до конца веря, что все закончилось
благополучно. Урбагар быстро обвязал акулу, отбуксировал ее к
берегу и выволок на сушу, опасаясь нападения сородичей акулы.
Запретив Гауру помогать, дабы и ему не оскверниться
прикосновением к телу умершего, Урбагар распотрошил брюхо
акулы и нашел в нем полупереваренные останки брата. Омыв их в
море, он завернул останки в черное покрывало, а труп акулы
столкнул в воду.
Похороны Нанмара прошли тихо и неприметно, ибо такая смерть
- кара господня, павшая на него либо за свои грехи, либо за грехи
его близких. Это злосчастное воздаяние Энки, отец Нанмара,
великий дамкар, относил на свой счет, связывая его с гневом бога
за лицемерие и коварство в храме, его доме, и попрание святости
дружбы. "Вот и исполнился день наказания!" - непрерывно стучало
в его висках.
Вечером, для участия в похоронах, во дворе дома Уркуга
собрались ближайшие родственники. Бережно поддерживая под
руки, сыновья вывели рыдающую мать в разорванных одеждах, с
расцарапанным лицом, и головой, посыпанной прахом, еле
стоявшую на ногах. Много лет, в течение всей жизни Нанмара,
она  знала, что потеряет любимого сына еще маленьким, но уж очень болезненной оказалась утрата. Все эти годы она не забывала знамений, посылаемых ей матерью-землей Нинхурсанг:  все три раза, когда она рожала своих сыновей, на стволе дерева их приусадебного участка внезапно вырастали новые ветви - явное указание на будущее
каждого младенца. Первая ветвь была сама как дерево. Вторая - крепкая и длинная, что указывало на большое счастье ребенка, а третья
ветвь выросла очень слабой и вскоре завяла. Вот и свершилось
предопределённое судьбой!
Из своей комнаты спустился стойко державшийся отец. Глаза Уркуга были сухими и красными, а его опавшее, серое, каменное лицо за день избороздила сеть глубоких морщин.
Жрец Аннипад, из любви к Урбагару, испросил в храме
Энки позволения главного жреца совершить погребальный обряд
над останками Нанмара, ибо обычно жрецы избегали сопри-
касаться со следами проявления гнева господня. Жрецы опасались,
что если возмездие божье не исчерпано до конца, то оно может
пасть и на них ужасной, гибельной тенью.
Моля Энки о прощении, Аннипад пять и пять раз обошел с факелом
лежащее завернутым в центре двора тело, посмертно очищая
его от скверны проступков и кары за грехи. Жрец, приподняв черное
покрывало, четырежды окропил тело святой водой. Из алеба-
стрового сосуда возлил мирру на голову умершего, угольком из
очага возжег поставленный в его головах золотой светильник в форме раковины и зажег погребальные травы в расставленных
вокруг тела пяти курильницах. После прочтения заупокойной
молитвы отец последний раз накормил и напоил сына, вложив ему
в рот несколько зерен ячменя и разбив погребальный кувшин с
водой у его изголовья.
Братья подняли труп и понесли его к яме, выкопанной под домом -
в полу одной из комнат первого этажа. Хозяин дома с молитвой возлил
на дно ямы,- в жертву лежащим здесь предкам, масло, а жрец – погребальное пиво. Аннипад и Урбагар, старший брат погибшего,
развернули покрывало и, надев медный обруч на левую ногу
умершего, дабы посмертно лишить его душу способности совершать злые деяния, положили части трупа на правый бок. Руки покойного
подняли к лицу и вложили в них глиняную чашу, дабы в Стране без
возврата тень Нанмара могла утолять свою жажду.
Прежде чем зарыть останки, их усыпали красными, глиняными,  погребальными черепками, а родственники, прощаясь с покойным,
поднесли ему погребальные дары, которые жрец, с молитвой об
их принятии, расставил в могиле вокруг тела. Затем гости омыли
водой руки и, окропленные и очищенные Аннипадом, молча
разошлись. Во дворе, на месте, где лежало тело покойного, остался
гореть светильник. Подвергнув сменивших одежды домочадцев
очищению и посыпав дворик серой, Аннипад ушел последним из
дома, попавшего в немилость. По дороге в храм он невесело думал
о необычайном жребии, выпавшем мальчику, - быть погребенным
и в земле и в море; и о том, что у всякого достанет силы перенести
несчастье ближнего, а каково самому отцу-горемыке!
Утром родные умершего совершили в храме Энки погребальное
жертвоприношение - заклали десять овец; и внесли плату за
погребение: три кувшина пива, восемьдесят лепешек, полимера
зерна, одно одеяние и одного козленка.
Семья умершего в течение пяти дней не разжигала очаг и
не готовила еду дома. В эти дни семью, постигнутую несчастьем,
кормили родственники. В течение двенадцати дней со дня похорон
отец и братья Нанмара приносили в дар своему личному богу пищу
и питье в память о покойном, а затем состоялись поминки.


Глава 9
ПОСВЯЩЕНИЕ
Гаур мучительно переживал трагическую гибель своего
лучшего друга. Несколько дней он не выходил из комнаты, а отец,
жалея его, не привлекал к работе. Мальчик сделался угрюмым,
более замкнутым и заметно повзрослел. Отец, наблюдая за ним,
ждал, когда, наконец, грубая, беспощадная рука горя разожмется
и отпустит его хрупкое детское сердце. Как-то вечером, за
трапезой, он обнял мальчика и ласково сказал:
- Нельзя, сынок, грустить и мучиться всю жизнь, ты бы пощадил
нас с матерью. Начни, если сможешь, завтра утром помогать мне.
Если займешься делом, переживать тебе будет некогда, а на
сердце станет легче.
Работая, Гаур уже не искал возможности удрать в порт
пораньше, ведь Нанмара там больше не было. Он попросил отца
разрешить самому обжигать кирпичи и за несколько дней освоил
эту премудрость. Глядя на него, Мешда радовался и печалился: слишком разительной была перемена, со временем рана залечится,
но шрам не исчезнет.
Однажды, когда Агга не привез им вовремя топливо и работа
остановилась, Гаур вышел от скуки из дома и бесцельно побрел
по улицам Города. Дурной знак - протяжный, словно мычание, стон
разнесся из тупика у стены храма Наннара и вывел Гаура из
состояния отрешенности. Когда мальчик заглянул в тупик, перед
ним открылась жестокая картина. Два жреца, повалив молодого
бычка, держали несчастное животное, в то время как третий,
кастратор, положив на деревянный брус мошонку бычка, наносил
по ней сильные удары дубиной. Животное корчилось от боли, а
жрец все бил и бил. Гауру сделалось совсем тоскливо, и он побежал
в порт, где всегда можно было найти какое-нибудь развлечение. Знакомые мальчишки позвали его на песчаную косу, и Гаур,