не гнетет
тебя: богине ведомо, кого тебе любить.
Что и говорить, наследник нужен роду, так постарайся, пусть
получит род его. Пусть будет у тебя два дома, две семьи; одна
для племени, другая - для себя. Наш добрый бог дозволит это тебе,
его избраннику, любимцу, фавориту. Когда, дитя, ты станешь
эном, ты лучше нас поймешь. Настанет день, и ты простишь жестокость нашу, наше прегрешение. Узри, мой мальчик, как отец казнится, что причинил он боль тебе. Но поступить иначе он не может, дабы не осудили тени предков его правление.
- Ты прав, мой милый дядя! Жить надо, думая о будущем, но
глядя в прошлое. Отец сломил меня, я распустился и раскис! Где
мужество мое, где ум, где воля? - Аннипад встал, встряхнулся,
расправил плечи и обнял Тизхура. - Воистину, о отец мой, прямой
путь не всегда самый краткий! Да благословит тебя Энки, о мой
учитель, да одарит на радость мне долголетием и здоровьем. Идем же,
дядя.
И вновь по воле Наннара пришел праздник - День великой
Инанны, после которого обычно начиналась пора свадеб. Как
всегда в это время, во дворе храма богини царило необычайное оживление, ибо сюда собрался весь Город. Когда Аннипад после молитвы и приношения даров Инанне вышел из святилища, то увидел
невдалеке от главного входа Мешду и его семью, ожидавших своей
очереди к богине. Энси никогда не упускал возможности поговорить
с гончаром, где бы его ни встретил: в храме, на общем собрании
общинников или на стройке, где он назначил Мешду старшиной
рабочей группы. И Аннипад поспешил к отцу Пэаби, дабы
расспросить его о самочувствии жены и сына, узнать, как выглядит
она и как растет ребенок, передать им благие пожелания и подарки,
выяснить, не нуждаются ли они в чем-либо.
Аннипад поцеловался с отцом, матерью и братом своей Пэаби,
пошутил, посмеялся с Дати, Энметеном и подошедшим к ним
Урбагаром, посетовал, что жена его скучает одна, когда все
веселятся, и когда настал черед Мешды входить в святилище,
отошел и отвел Урбагара. Во время общего разговора кормчий,
задирая Дати и хохоча над ее ответами, вдруг с изумлением
почувствовал, что веселость Аннипада притворна. И он незаметно
всматривался в лицо друга, прислушивался к интонациям его
голоса, не веря своей догадке. Когда вблизи никого не оказалось,
озадаченный Урбагар участливо спросил:
- Друг мой, почему ты сегодня не весел и смеешься через силу,
заставляя себя? Казалось бы, и повода у тебя нет для грусти.
Пэаби твоя через месяц очистится, а сегодня ты вправе танцевать
с любой жрицей-иеродулой хоть до утра! Что за тайная печаль
тебя гложет, поведай мне, о брат, облегчи душу свою.
- Да, у владыки нрав крутой, - сочувственно протянул Урбагар,
выслушав короткий рассказ друга. - И что же ты теперь
предпримешь?
- Видишь ли, отец вправе женить меня на другой, но заставить
возлечь с ней и он не сможет. И тогда через год-другой я отошлю
ее, как бесплодную жену, в дом ее родителей вместе с приданым
и назначенной судом компенсацией.
- А если отец не позволит тебе развестись или принудит взять
еще одну жену из вашего же рода? - усомнился Урбагар. - Что
тогда? Ведь ты - первородный сын эна. Здесь затронуты не только
твои интересы. Я думаю, что Энки, ваш личный бог, не допустит,
чтобы твоя новая жена не родила сына.
- Наверное, ты прав, о друг мой, - пригорюнился Аннипад. - Но
пока, насколько это будет возможно, я буду избегать лона новой
жены; хотя, кто она, я до сих пор не знаю. Отец рассчитывает, что
сегодня я сольюсь с нею в священном танце, и посему я прошу
тебя, Урбагар: найди предлог, чтобы вовремя увести меня от нее.
- Хорошо, друг мой, пока можно будет, я не отойду от тебя. -
Увидев, что главный жрец Инанны уже окропляет народ бычьей
кровью, кормчий напомнил: - Сейчас понесут жертвенного быка.
Пойдем, приобщимся к таинству божественного волеизъявления.
Урбагар отыскал Дати, и они втроем присоединились к
процессии, взяв из храма по бычьей фигурке. Аннипад намеренно
избегал встречи с отцом, и трагическую историю о сошествии
Инанны в Страну без возврата они смотрели, стоя в задних рядах
зрителей. Когда началась всеобщая жертвенная трапеза, Урбагар
выбрал такое укромное место в глубине пальмовой рощи, откуда
вход в святилище, около которого обычно собирались эн, его
ближайшие родичи и старейшины для беседы за жертвенным
пивом, совершенно не просматривался.
Кормчий непрерывно шутил, потягивая пиво, и рассказывал
смешные истории о заморских народах, не давая другу
кручиниться. Дати часто навещала Пэаби, и Аннипаду было
приятно слушать ее рассказ о буднях своей жены и о том, какая
прелесть его маленький сын, которого она много раз носила на
руках. После окончания пиршества и проводов души Думузи на
небо Аннипада разыскал в полумраке посланец отца и передал
требование срочно подойти ко входу в святилище. Друзья
переглянулись.
- Кстати, Аннипад, у меня есть маленькая просьба к твоему
дяде, любимому слуге богини любви, и тебе ведомо, о чем. Дабы
быть уверенным в ее благополучном исходе, - Урбагар бросил
многозначительный взгляд на Дати, - замолви перед дядей во благо мне слово, а я подойду чуть попозже и сам переговорю с ним.
Пойдем, Дати, - Урбагар взял девушку за руку, - я отведу тебя к
твоему отцу, но мы с тобой договоримся, где я найду тебя, когда
разрешу это дело.
За то время, пока Аннипад подходил к святилищу, несколько жрецов храма Инанны, долго искавших энси повсюду, также передали ему приказ владыки поспешать. Еще издали, при ярком свете факелов, он рассмотрел в группе чинно беседующих родственников и старейшин двух девушек, одна из которых была много выше и стройнее другой.
Аннипад в последний раз видел Нинмизи маленькой девочкой, года
два тому назад, а теперь она выросла и превратилась в невесту, и
он бы никогда не догадался, кто она, если бы рядом с нею не стоял
брат его матери. Однако в его удрученном злым роком сердце не
родилась обида, не возникло чувство неприязни к ней, ибо,
обдумывая свою будущую жизнь со второй женой, он заранее
испытывал к ней, не ведающей, что творит не по своей воле,
жалость; и если было бы возможно, отговорил бы свою юную,
самоуверенную, не знавшую горя сестру от такого брака, уберег
бы ее чистую душу от несчастья и черных помыслов. И ему
сделалось до боли грустно и тяжело от возмутительной, вопиющей
беспомощности человека перед судьбой, от собственной слабости,
от полной неспособности что-либо изменить, ибо такова воля
Владыки судеб.
- Ты звал меня, о отец? - спросил Аннипад, почтительно целуя
руку эна.
- Да, будь здесь и никуда не отлучайся.
- Будьте благословенны, - приветствовал всех, подняв руку и
широко улыбаясь, Урбагар, поспешивший вслед за Аннипадом. -
И да ниспошлет Великая богиня каждому из вас, о отцы Города,
здоровье, изобилие и славу. Вот ты где, оказывается, друг мой! -
Кормчий снял с себя одну из восьми цветочных гирлянд и надел
ее на Аннипада с пожеланиями счастья и процветания. - А я тебя
весь вечер ищу. - Аннипад, в свою очередь, снял свою гирлянду и
с благими пожеланиями надел ее на шею друга.
Мельком взглянув на Нинмизи, Урбагар засмотрелся на
красавицу. Вся ее фигура дышала страстью, рот был нежнее, чем свежий творог, а от ее блестящих, украшенных цветами, пышных
черных волос исходил тонкий аромат. Время от времени
останавливая взгляд огромных, глубоких, обрамленных длинными,
пушистыми ресницами черных глаз на будущем муже, по-
видимому, сухом и бесчувственном, не сумевшем сразу же оценить
ее божественную прелесть и не спешащем выразить свой восторг, она
поджимала в досаде маленькие губки, и легкая гримаса
недовольства набегала на ее лицо.
- Капризная злючка, - решил кормчий, - но при такой красоте и
не то простишь! - И подумал: " Я бы не отказался заменить
Аннипада в священном танце с нею, да простит меня Дати. Главный
жрец Инанны свое дело знает! Все твои намерения, друг мой,
останутся благими пожеланиями. Куда там! Надо быть камнем,
чтобы избежать ее лона! - Привыкший не теряться в самых
неожиданных обстоятельствах, находчивый и энергичный, кормчий
попал в затруднительное положение, не зная, что предпринять,
чтобы помочь другу, ибо никакого более-менее правдоподобного
вымысла не приходило ему на ум. И тогда он задумал увести
Аннипада, которому явно было не по себе, и девушек от эна и
прочих родственников в толпу, где легко раствориться; к костру,
вокруг которого пустился в пляс весь Город, а там будет видно.
- Что мы тут стоим и скучаем, словно старички, - задорно
воскликнул он, - так и праздник пройдет без нас! Идемте, девушки,
повеселимся у костра, попоем, потанцуем. Ты идешь, Аннипад? -
и кормчий вопросительно посмотрел на владыку. Эн благосклонно
воспринял предложение Урбагара, ибо оно не расходилось с его
замыслом, и благожелательным кивком отпустил сына.
Огромный погребальный костер уже наполовину осел, когда они
присоединились к разудалому, безудержному веселью под-
выпивших горожан. Масса народа, окружив плотным кольцом
костер, пела, громко смеялась и прыгала под грохот барабанов
вокруг ярко горевшего священного огня, поддерживаемого
стараниями восьми жрецов, которые, едва не обжигаясь, длинными
шестами поправляли раскатывающиеся тяжелые дубовые
поленья, готовые свалиться под ноги праздничной толпе.
Кормчий, возглавлявший их компанию, рассекал толпу, как корабль воды спокойного моря. Занимая девушек разговором, ибо
Аннипад, замыкавший группу, молчал, Урбагар постоянно
поворачивался к Нинмизи, идущей за ним, и с удовольствием
развлекал ее. Увлекшись, он с трудом избежал столкновения с
одним из костровых жрецов, в последний момент заметив, что
перед ним слуга божий.
У костра девушки побросали в огонь свои венки и гирлянды и в
молитве просили богиню даровать им счастье в любви и
материнстве. Пока они молились, кормчий попросил прощения у
задетого им жреца, которого он чуть не втолкнул в костер. И тут
его осенила спасительная идея: Аннипаду необходимо обжечь руки,
и только в этом его временное избавление. Энси вначале опешил,
но быстро поняв преимущества такого решения, согласился.
- Будь наготове, - предупредил кормчий, - сейчас поленья
посыпятся, - и незаметно для девушек скользнул на другую
сторону костра. Выбрав жреца, который, вытянувшись во весь рост,
подался вперед, толкая шестом одно из верхних поленьев, Урбагар,
как бы споткнувшись, ударил его в спину плечом и тут же скрылся
в толпе. Жрец рухнул и, падая, оперся шестом о шаткую груду
горящих дров. Когда костер накренился, несколько тяжелых
поленьев друг за другом скатились на землю, и жрецы не успели
удержать их.
Аннипад, для которого эта неприятность не явилась сюрпризом,
быстро оттащил молящихся девушек от костра, оттолкнул близко
стоявших людей и принялся голыми руками забрасывать поленья
обратно в костер. Жрецы тут же пришли ему на помощь, и порядок
был быстро восстановлен, ибо могучий Урбагар сдерживал толпу.
И народ громко воздал хвалу деянию энси, оградившему их от
ушибов и ожогов. Нинмизи, восхищенная решительностью и
самопожертвованием своего будущего мужа, с неприкрытой
гордостью осмотрела его ладони. На правой руке Аннипада кожа
сильно покраснела и припухла, образовались большие белые
пузыри; а на левой - даже
