свадебный танец.
Девушки вначале лишь хлопали в ладоши, отбивая ритм, а затем,
войдя в мужской круг, также закружились в хороводе. Время от
времени кто-нибудь из молодежи выбегал в центр, с жаром
отплясывал там и возвращался обратно. Капельки пота весело
блестели на их упругих молодых телах в свете добродушно
потрескивающих светильников. Мужской хор под предво-
дительством Урбагара воспел красоту молодой жены и любовные
утехи.
Вот взойду я на холм благовоний,
На гору лепестков цветочных.
Вся ты, сладкая, без изъяна,
Словно белой коровы сметана!
Опущусь я на милое лоно,
Мед и млеко вкушу без конца я.
Девушки не уступали юношам, и во главе с Дати вышли на
середину двора, дабы воздать хвалу Аннипаду:
Как прекрасен ты, милый, и сладок!
Пусть уста твои меня поцелуют,
Ибо ласки твои слаще меда,
О, счастливый небесный избранник.
Ты положишь печать мне на сердце,
От руки твоей лоно взыграет.
Молодых под руки вывели в сад и усадили на качели. Девушки,
раскачивая их, запели колыбельную песню, желая супругам
многочисленного потомства. Когда молодежь вновь уселась за
еду и немного притихла, слегка охмелевший дядя Аннипада,
стараниями которого тлел за их столом общий разговор, произнес
во всеуслышанье хвалебную речь, где превознес достоинства
лучшего из потомков Зиусудры, и пожелал ему, молодому мужу,
обрести восемь и восемь видов богатств. Вслед за ним и Мешда
восхвалил свою дочь без меры, описав ее хозяйственность и
домовитость, не жалея красок, и пожелал ей быть хорошей женой
и добродетельной матерью.
Эн, державшийся на людях с привычной важностью и
глубокомыслием, соизволил произнести за столом всего лишь
несколько слов, отдав дань опрятности и ухоженности дома
гончара. Владыке было грустно и тягостно: он видел, сколь сильно
сын его любит свою молодую жену, и скорбел как отец, ибо ему
как правителю, предстояло разрушить счастье сына. Эн мало ел и
почти не пил пива, хотя и не выпускал из рук длинной золотой трубки,
инкрустированной лазуритом. Гончар из почтения к владыке тоже
воздерживался. Но когда эн, сославшись на необходимость не
опаздывать к утренней трапезе Энки, покинул свадебное пиршество,
уехав в храм, Мешда наверстал упущенное, найдя общий язык с Тизхуром, которого присутствие державного брата также несколько
сковывало. Присоединившись к молодежи, почтенные общинники,
взбодренные неиссякаемым источником пива на столах, забыв о своем возрасте и сане, громко галдели, пели и неудержимо
отплясывали в общем круге. Смех, шутки, пожелания, звуки флейт
и гром барабанов - все слилось в радостном веселье.
На рассвете, в тот момент, когда светлая Инанна пропала на
небе, свадьба закончилась, и молодые поблагодарили севших
напоследок за столы родных и гостей за добрые пожелания и
напутствия. Вскоре они дружно встали и покинули дом,
благословленный небесной Владычицей.
Аннипад и его ближайшие родственники отправились в дом
отца мужа, где предстояло жить новой семье, дабы приготовиться
к встрече молодой жены. Перед уходом молодой муж пригласил
жену в свой дом, обещая пригорюнившейся матери, что ее дочь
Пэаби будет жить рядом с ним радостно, окруженная любовью и
вниманием.
- О, мед моего сердца, - обратился к юной супруге Аннипад, -
приходи поскорее. Я приготовлю для тебя достойное ложе,
сладостное и благостное, на котором по воле Пресветлой мы
вкусим радость упоения.
Пэаби осталась до вечера в родительском доме. Ее родные
вынесли и уложили в кожаные мешки и увязали в тюки ее приданое.
Обычно размер приданого, наследственная доля в доме отца,
превышал размер выкупа за невесту, но посильно ли было
горшечнику тягаться в богатстве с эном? Приданое считалось
личной собственностью женщины даже в случае развода, а перед
смертью она, по своему усмотрению, делила его между детьми.
И вот, к концу полуденной стражи Гаур и племянница Мешды,
вторая дружка, повели небольшой караван, состоящий из четырех
ослов, груженных постельными принадлежностями, одеждой,
посудой и домашней утварью, к дому мужа. Юноша, знавший
расположение храмовых построек, привел свой караван к калитке,
расположенной в стене с противоположной стороны от центральных ворот храма Энки. Их ждали. Аннипад и три его молодых родича внесли в дом эна приданое и, одарив новой одеждой родственников жены, отпустили, по обычаю не пригласив в дом.
Когда лучезарный Ут подошел к горе заката, Пэаби и
сопровождавшие ее ближайшие родичи были торжественно встречены мужем и его родней на храмовой площади. С музыкой
и пением хвалебного гимна жрецы из рода Зиусудры ввели в храм
Всевышнего мать последующего господина Города, пастыря племени шумеров. У ворот храма Аннипад и два его родича умилостивили духа ворот, дабы он возлюбил Пэаби, заклав овцу и совершив возлияние ее кровью.
Дом эна не имел внутреннего дворика, и хорошо ухоженный сад подступал непосредственно к колоннам его входа; поэтому столы с закусками были расставлены прямо между деревьями, утопавшими в
великолепии красной, пылающей сени закатного солнца. Здесь же,
невдалеке от каменных ступеней входа, стоял старинный очаг,
которым давным-давно не пользовались. На очаге возвышался
котел с водой, а около его топки лежала куча свежего, сухого
хвороста. У очага свекровь вручила Пэаби огонь и воду, и молодая
хозяйка, окропив очаг, на коленях вознесла молитву богу очага дома
мужа, прося о милости, снисхождении и покровительстве. Трижды
обойдя с горячими углями в плошке вокруг очага, Пэаби привычно
развела огонь, раздув пламя, подбросила в топку хвороста и
поставила на огонь котел с водой. Когда родственники вновь
обменялись подарками и сели за столы, Нинтур, мать мужа и
хозяйка дома, совершив возлияние на ступени входа, повела
молодую женщину на женскую половину дома, чтобы та могла
переодеться и выйти к гостям в подаренном мужем наряде.
Прежде чем впустить Пэаби в покои, свекровь, пристально
глядя в глаза молодой женщины, протянула ей хлеб и соль, дабы,
вкусив от них, вторая хозяйка дома, жена любимого сына, жила
бы с ней в мире и согласии. Пэаби, почтительно отведав плодов
земли, низко и покорно склонилась перед свекровью, от которой во
многом теперь зависела ее участь. Нинтур со снисходительной
благосклонностью подняла ее и угостила сваренными в меду
финиками, желая юной супруге сладкой жизни в доме мужа. И
Пэаби робко поцеловала ее руку.
После того как вода в котле закипела, молодая хозяйка
попросила принести ей свежего молока, сыра и сливок. Приготовив
пищу, она разделила ее со своим мужем. Пэаби ела с природным
изяществом, беря кусочки сыра кончиками пальцев. Закончив совместную трапезу, молодая хозяйка поклялась именем Инанны,
матери изобилия, заботиться о достатке дома мужа своего, беречь
сокровища его амбара, который дает долгую жизнь. Затем жрецы
с пением гимна, превозносящего благодеяния Энки, повели Пэаби
к его кумиру, сидящему на троне у святилища. Аннипад, мокрый
от волнения, упал на колени перед Владыкой судеб и горячо
взмолился Всевышнему, своему родному, личному богу и личной
богине рода - Дамкине, жене Владыки, прося взять под свою опеку
и покровительство; защитить от злых духов и избавить от напастей
жену его, ибо личные боги ее отца больше не будут заботиться о
ней, покинувшей родительский дом и род свой. И старый, мудрый
жрец-прорицатель, взглянув вначале на отца, потом - на сына, и
заклав ягненка на алтаре, по его внутренностям прочитал
благоприятный ответ Владыки к неописуемому удивлению эна,
рассчитывающего на иное.
Чрезвычайно обрадованный, Аннипад, с полным основанием
опасавшийся результатов прорицания, и его спокойно ожидавшая
суда божьего иноплеменница-жена, не ведавшая суровых законов
рода Зиусудры, увлеченная порывом мужа, с жаром возбла-
годарила Милосердного за дарованный им счастливый жребий.
Пэаби, принятую на попечение личными богами рода Зиусудры,
старейшины повели к могилам владык Города, предков Аннипада,
захороненных в склепе под террасой, дабы их души могли
познакомиться с нею. Спустившись по кирпичной лестнице вслед
за эном и его братом, Пэаби, через распахнутую жрецом-служителем
перед ними дверь, вошла в длинную полутемную комнату,
освещенную пятью чадящими светильниками. Стены склепа были выложены из камня и завешены красными циновками. Тяжелые балки поддерживали свод из посеревших от времени известковых блоков. Серебряные курильницы с тлеющими зернами ладана стояли у алтаря предков, где свежие пища и питье для их душ всегда были в изобилии. Тела предков, с серебряными чашами в руках, облаченные в богатые одежды, с украшениями и оружием, лежали в деревянных гробах на правом боку. Между рядами гробов энов стояли и лежали дары: украшения, доски для игр, медное и золотое оружие, посуда, золотые орудия труда и прочая погребальная утварь. Здесь лежали все эны племени.
Ныне здравствующий эн, глава рода, помолившись вместе с
братом, заклал на алтаре ритуально чистого, рыжего козленка и,
совершив возлияние предкам его кровью, представил их духам
жену своего старшего сына как будущую мать наследника их дела,
ибо все в руках Всевышнего. Попросив в молитве духов предков
мужа о снисхождении и милосердии, Пэаби пообещала им родить
и выкормить здорового и крепкого сына, достойного доблести
мужей рода Зиусудры.
Возвратившись к дому эна, жрецы и молодая женщина,
признанная своею их родовым богом, омыв руки, воссели за столы
и пировали до тех пор, пока в небесах вновь не воссияла светлая
Инанна. И тогда матери новобрачных, муж и младший брат жены
устроили в опочивальне пышное ложе, постелили постель, накрыли
ее покрывалом и усыпали жёлтыми и голубыми цветами. Слабый
свет светильника у изголовья ложа освещал комнату, наполненную
ароматом благовоний.
Аннипад вышел из опочивальни в сад и простер руки к молодой жене. И она устремилась к нему, не отрывая сияющего счастьем взгляда от излучающих ласку и любовь глаз мужа.
- О супруг, дорогой моему сердцу, о возлюбленный, велика твоя
краса, сладостная, точно мед. Отведи меня, о мой владыка, в свою
опочивальню.
И тогда муж и брат взяли ее под руки и повели к брачному
ложу. Родные, идя следом, напутствовали: "Да будет ложе ваше и
благостно, и сладостно для вас. Да будет благополучие уделом
детей ваших.
У входа в опочивальню молодых вновь осыпали зернами
ячменя. Аннипад и Гаур подвели Пэаби к брачному ложу и вышли
из комнаты. Дружка, замужняя племянница Мешды, оставшись
вдвоем с юной супругой, помогла ей снять одежды, распустила ее
золотые волосы и умастила тело новобрачной миррой. Когда
родственница вышла из опочивальни, Мешда - отец счастливой
дочери, впустил к ней мужа, закрыл дверь за ним и, благословляя,
напомнил: "Спите теперь друг у друга в объятьях, но на заре
пробудитесь, ибо с рассветом мы возвратимся". - И молодые
супруги остались вдвоем. Пэаби, опершись на локоть, приподнялась на ложе, отбросила покрывало и позвала своего суженого:
- О, возлюбленный мой, приляг около моего сердца.
- О, любимая, - ответствовал молодой муж, погасив светильник
и быстро снимая одежду, - лечь рядом с тобой - самая большая
радость для меня.
И Аннипад возлег
