Положив перед собой чистый лист бумаги, я написал в верхнем правом углу: «Мое имя – Николай Старцев. Год рождения – 19…», на следующей строке, по центру: «Чистосердечное признание», поставил двоеточие и задумался, глядя на звездное небо за забранным решеткой окном.
Я не имел представления, как пишутся протоколы, признания и прочие милицейские документы. Следователь, отправляя меня в камеру, сказал:
- Ты меня совсем запутал, иди, подумай и напиши все подробно и последовательно. Ты мне совсем мозг вынес своими выдумками. Не пойму, чего ты добиваешься. Напишешь, утром продолжим.
Отложив шариковую ручку, я подпер подбородок рукой и решил сначала все продумать, а потом уже записать. Раз надо последовательно, то надо начать с самого начала…
ХХХ
Олег появился в моей жизни давно, я еще тогда в школу не ходил.
Но еще задолго до этого мама неоднократно предупреждала меня о том, что он придет.
Жили мы с мамой вдвоем, своего отца я не знал и никогда не видел, про него даже разговоров дома не было.
Наша маленькая двухкомнатная «хрущеба» располагалась на пятом этаже дома в отдаленном от центра спальном районе.
Теснота была виновата в том, что я постоянно что-то ронял, иногда разбивал или ломал, цеплялся за углы мебели, назойливо попадался маме под ноги – мешал ей отдыхать после рабочего дня, делая ее жизнь беспросветной (это она мне так объясняла). Нарушенный отдых делал ее раздражительной, а раздражение выплеснуть было не на кого, кроме меня. К тому же мама была за справедливость и считала, что каждый проступок должен влечь за собой наказание. Чаще всего она ставила меня в угол в маленькой комнате, выключая в ней свет, поэтому телевизор в детстве я чаще слушал (он был в большой комнате), чем смотрел. Если же раздражение было более сильным или проступок более серьезным, мама била меня длинной гибкой линейкой. Это орудие она выбрала, наверное, потому что в доме не было мужчины, и, как следствие, не было и ремня.
Во время наказаний я и слышал об Олеге.
- Вот возьму себе хорошего мальчика, не такого, как ты! Буду его любить! Он будет послушным, хорошим. Сколько можно тебя терпеть! От тебя одни неприятности! За что мне такое наказание!?
Я подолгу думал об этом таинственном мальчике, пытался его себе представить. Он все больше занимал мои мысли. Мне было интересно, как он выглядит, сколько ему лет, где он будет спать, как его зовут?
И вот как-то, когда мы, сидя рядом на диване, смотрели какой-то фильм про войну и немцев, я озвучил один из своих вопросов:
- Как зовут хорошего мальчика, которого ты возьмешь к нам домой?
В это время на экране один из немцев сказал другому: «Мы с тобой сегодня одинаково небрежны». Второй немец со светлыми волосами с изумлением посмотрел на первого.
Мама оторвала взгляд от экрана, усмехнулась мне и ответила:
- Олег.
В это время первый немец на экране опять заговорил: «Ты забыл отзыв. Приговор окончательный, обжалованию не подлежит!».
Теперь я знал имя хорошего мальчика.
А через несколько дней он появился в нашей квартире. Я был дома один и увлеченно раскрашивал картинки в альбоме для раскрасок, даже не заметил, как Олег вошел. Просто, когда я поднял голову, то увидел его, стоявшим по другую сторону стола. Он был не похож на меня: у меня волосы были светлые и мягкие, у него - темные и жестко топорщащиеся, у меня лицо было круглое, у него - узкое, удлиненное, у меня нос «картошкой», у него - тонкий с маленькой горбинкой. Но рост и возраст у нас был одинаковый.
Он стоял и молча смотрел на меня.
- Ты Олег? – тихо спросил я.
- Да, - громко ответил он.
- Ты хороший?
- Да.
Какое-то время мы молчали, изучая друг друга.
Он протянул руку и придвинул к себе альбом, посмотрел на рисунки и засмеялся:
- Занятие для малолеток! – он взял карандаш и пририсовал рожки к силуэту девочки с косичками. – Так смешнее!
Мне понравилось, и мы начали пририсовывать рожки, длинные носы, высунутые языки и огромные уши к остальным силуэтам в альбоме. Нам было весело.
Олег ушел еще до прихода мамы.
- Ты разве не будешь у нас жить? – удивился я.
- Иногда, - неопределенно ответил он.
Вечером мама била меня линейкой по рукам за то, что я испортил альбом, но я Олега не выдал, ни слова про него не сказал.
Он иногда появлялся у нас по несколько дней подряд, а порой пропадал даже на несколько недель. Олег старался встречаться со мной, когда мамы не было дома. Время с ним летело незаметно, мы придумывали разные игры, бесились и шумели.
Однажды мы разбили любимую мамину вазу. В тот день Олег не ушел, он стоял в стороне и наблюдал, как мама лупцевала меня линейкой. Его она не тронула, даже не сказала ему ничего. Это потому что она считала его хорошим, а меня плохим. Она и подумать не могла, что он может быть в чем-то виноват, хотя, на самом деле, это он вазу уронил.
Он никогда не ел вместе с нами, когда оставался на время обеда или ужина. Мне говорил, что не голоден. Мама, видимо, тоже это знала, поэтому и не ставила перед ним тарелку. Она вообще его как будто не замечала. Наверное, она считала, что надо только на плохих детей обращать внимание и тратить время, а хорошие – они и так хорошие.
Когда Олег оставался на ночь, мы вместе ложились на мою тахту в маленькой комнате и тихо хихикали под одеялом, рассказывая друг другу смешные истории.
Во дворе он научил меня делать «дымовуху» из куска пластикового угольника.
Научил плющить гвозди под трамваем, кладя их на рельсы.
Как-то устроил пожар в муравейнике в кустах за гаражами. За этим занятием нас поймал дядька из соседнего дома. Он затоптал огонь, а потом сильно надрал мне уши.
- Не кисни, - успокаивал меня Олег, когда я рыдал, уткнувшись лицом в траву, - будем мстить.
Вечером он потащил меня к соседнему дому и там, велев мне смотреть, чтобы кто-нибудь не пришел, ржавым гвоздем исцарапал машину злого дядьки.
Когда я уже учился в младших классах, он учил меня курить. Мы подбирали окурки, которые бросали старшеклассники, и дымили ими за гаражами.
За этим занятием нас как-то застала соседская девчонка – Светка из третьей квартиры. Она заглянула за гаражи и убежала. А вечером мама била меня по лицу и кричала, что я помру от дыма, который съест мои внутренности.
Я рассказал об этом Олегу. Он подумал и сказал:
- Надо этой ябеде отомстить.
- Как?
- Я придумаю.
У Светки был любимый котенок, с которым она гуляла во дворе. Если же они были дома, то котенок любил сидеть на цветочном ящике на подоконнике Светкиного окна (она жила на первом этаже). Вот с этого ящика и стащил Олег котенка, убежал с ним за гаражи, а там со всей силы ударил котенка головой о бетонный угол.
- Будет знать, как доносить, - шептал он вечером, прокрадываясь к окну Светки и укладывая тельце мертвого животного между цветами на подоконнике.
Светка несколько дней ходила зареванная.
В школе я учился хорошо, учителя говорили, что у меня светлая голова. Учеба давалась легко, не отнимая много времени. Я ни с кем в классе особенно не дружил, мне было достаточно общества Олега, который всегда готов был придумать интересное занятие или развлечение.
Когда я был уже в седьмом классе, неожиданно заболела мама.
Я утром обнаружил ее лежащей в большой комнате на полу. Лицо ее было искажено, она что-то мычала и не шевелилась.
Я испугался, не мог понять, что же делать, выскочил на лестничную площадку и позвонил в дверь к соседям. Они вызвали скорую, и маму увезли в больницу, где она пробыла очень долго.
В эти дни в нашей квартире появилась тетя Люда – мамина младшая сестра, которая жила в пригородном рабочем поселке в общежитии. До этого она у нас почти никогда не бывала, мама ее очень не любила, называла дуррой и бездарным человеком.
Тетка готовила мне еду, вместе со мной ездила к маме в больницу, частенько оставалась ночевать у нас дома.
Когда маму привезли домой, тетка ухаживала за ней: мыла маму, стирала белье, постилала и меняла клеенчатую подстилку, делала уколы, кормила.
Мама не могла ни говорить, ни двигаться. Чаще всего лежала с закрытыми глазами, а иногда смотрела в потолок, никак не реагируя на меня и сестру.
Тетя Люда, которой приходилось иногда уезжать к себе в поселок, научила меня делать маме уколы. Их надо было делать каждые четыре часа, иначе бы, как говорил врач, «мамино сердце не выдержало бы». Мне приходилось ставить будильник на четыре часа утра, а днем отпрашиваться с уроков, благо это бывало не часто.
Но однажды тетке понадобилось уезжать несколько ночей подряд. Я жутко устал от бессонных ночей, и в один из вечеров появился Олег и предложил:
- Иди спать. Я все сам сделаю. Отдыхай. Удивительно, она тебя истязала, а ты, как верный щенок, прыгаешь вокруг нее.
Я ушел в маленькую комнату и лег в постель. Ночью мне казалось, что я слышу мамины стоны и мычание, но, может быть, это мне снилось в кошмарах.
Я проснулся поздно, вышел в большую комнату. Олега не было, на мамином лице застыла ужасающая гримаса, дыхания не было. Я стоял над ней, не зная, что делать. Появился Олег:
- Не бойся, никто ничего не узнает, я выбросил те шприцы и лекарства, которые за это время надо было вколоть. Все теперь будет иначе, начинай жить. Ты свободен. Я как всегда выручил тебя, я всегда буду о тебе заботиться.
Но свобода не пришла.
После похорон, тетка оформила какие-то бумаги и прописалась в нашу квартиру. Выбросила большую часть маминых вещей, все переставила по-своему, начала на меня покрикивать, заставлять заниматься домашними делами.
А через год в квартире все чаще стал появляться Степан – теткин друг. Они сидели за столом в большой комнате, много и громко разговаривали, хохотали, постоянно выпивали. В эти дни тетка запрещала мне выходить из маленькой комнаты:
- Сиди уроки делай, не мешайся.
В один из таких вечеров мы с Олегом сидели у меня. Я делал алгебру, а он листал журнал.
- Знаешь, что будет дальше? – неожиданно спросил он.
- Что?
- Я слышал, они собираются пожениться, и этот Степка пропишется сюда. Вот будет кошмар! Нам вообще житья не станет. Надо что-то делать.
- Что?
- Я придумаю. Подожди немного.
Весной начались приготовления к свадьбе, тетка надраивала квартиру, звонила друзьям, приглашала, Степан таскал из магазина еду и бутылки. Мы с Олегом с ужасом наблюдали за этими приготовлениями, на нас никто внимания не обращал, не до нас было, надвигался праздник.
Степан в очередной раз убежал в магазин со списком в руках, а тетка принялась мыть окно в большой комнате. Она стояла одной ногой на табурете, а второй на подоконнике, держась рукой за раму.
Олег шагнул к ней и легко толкнул в бок. Нога соскользнула с мокрого подоконника, пальцы скрипнули по намытому стеклу, и тетка навсегда покинула нашу квартиру.
Наступила свобода.
Скоро я закончил школу и легко поступил в институт. И случилась моя встреча с Ниной, моей однокурсницей. Я с первого взгляда влюбился в нее. Я, затаив дыхание, носил в душе это чувство, боясь его спугнуть, такое удовольствие мне оно доставляло. Я даже Олегу ничего не рассказал, это была первая и единственная моя тайна от него. Он ничего про нас не знал и никогда не появлялся на наших свиданиях. Мы ходили в кино, в кафе, гуляли в центральном парке, взявшись за руки, катались на лодках на городском пруду, танцевали на институтских вечерах, целовались вечерами в тени деревьев, сидели
