На три года моложе Христа

Что исправлять! Меня уже родили.
/Н. Резник/

За окном на полуоблетевшем клене нахохлившись сидела птаха – то ли прощаться прилетела перед осенней миграцией на юг, то ли поздравить с днем рождения. В воздухе тонкий аромат полыни смешивался с тяжелым запахом прелой листвы, плотным мокрым ковром устилавшей подножия деревьев.
Мне сегодня тридцать лет. Прошли как секунды – жизнь моя, иль ты приснилась мне? Где же друзья мои сердешные – с кем отметить юбилей? Принес бутылку в дипломате, попросил Акулича задержаться после работы. Федор лишь на мгновение, равное двум взмахам ресниц, задумался и вдруг объявил, что точно знает, какое событие служит поводом.
- И какое же? – съехидничал я.
- Триста лет граненому стакану!
- Ты поразительно догадлив.
Собравшись с духом, решил таки заставить себя работать в столь выдающийся день. Для начала открыл окно, и легкие тут же наполнились тяжелыми дурманящими парами влажной земли. За стволами деревьев померещилось мерцание воды. Это к тому, что двадцатилетие  справлял на пограничном озере Ханка – как сейчас помню! Задумался, вглядываясь вдаль. Мне бы крылья да свободу птиц – эх, где бы я сейчас был! На тропическом острове в Тихом океане? Или Индийском? Надсадно вздохнул и стал пристальнее вглядываться вдаль.  
Дверь без стука распахнула Галкина:
- Жарко, что ли?
- Да нет, конечно, - смущенно согласился и закрыл окно.
- Иди к шефу.
Тот поджидал, постукивая костяшками пальцев по столу:
- Пойдешь сейчас в районный Совет ветеранов, поучаствуешь в комиссии по проверке торговых точек, потом напишешь репортаж, к обеду вернешься – ты мне нужен.
- К обеду? – переспросил.
- Иди, а в двенадцать нуль-нуль ты здесь. Понятно?
Только тебе одному понятно – язвительно подумал, выходя из редакции.
- Значит, это у нас пресса? – приветствовал меня Шутоломов, председатель районного Совета ветеранов.
Я предъявил ему удостоверение, а он внес мою фамилию в титул будущего протокола проверки. Здесь уже были две сотрудницы из санэпидемнадзора, откуда-то тетка по контролю за пломбами на весах и представитель райпотребсоюза – милая такая девушка. В первом же магазине, куда она нас повела, мы с ней познакомились. Во втором разговорились. После третьего собрались на обед, и выяснилось, что нам по пути. Ира жила в двухэтажке на углу Пионерской улицы, а я шел в редакцию.
- Какой вы придумаете заголовок по нашему рейду?
Пожал плечами:
- Сейчас меня это не интересует.
- А что вас сейчас интересует?
- Привлекательность ваших ног и номер вашего телефона.
Внезапно Ира вздрогнула, на мгновение застыла на месте и медленно повернулась ко мне.
- И чем же ноги мои вам не понравились?
- Тем, что их не видно под длинным плащом.
Девица расстегнула и распахнула плащ, демонстрирую стройные ножки.
- Ну?
Я уставился обалдело, словно увидел нечто невероятное, чего никогда в жизни не видел, а Ира смотрела с раздражением, словно заподозрила меня в том, что мне не понравились ее нижние в капроне конечности. Однако, убедившись, что я не собираюсь потешаться над ней, девушка тут же сменила враждебную настороженность на раздраженное нетерпение, словно считала, что корреспонденту пора прийти в себя и сделать что-нибудь разумное – например, сказать парочку комплиментов ее внешним данным.
- Теперь мне нужен номер вашего телефона.
Ира быстро бросила на меня недовольный взгляд, словно хотела сказать – каждому идиоту известно, что девушки просто так никому не дают свой телефон: нужны цветы, конфеты в коробке или комплименты. А затем, задумчиво склонила голову набок, словно подумала, что, возможно, перед ней и есть идиот, с которым надо вести себя соответственно.
- Доставайте блокнот, - сказала она.
- У меня отличная память на номера телефонов.
Редакция будто вымерла, но откуда-то слышна была музыка. Сообразил – из пресс-клуба. Туда и направил свои стопы. Такого, уверяю, не увидишь и во сне – подшивки газет в креслах, на столах закуска-выпивка. Коллеги мои изждались меня. Мне даже стало не по себе. А магнитофон уверял: «Я московский озорной гуляка….».
- По-здрав-ля-ем! – хором прокричали сотрудники, уняв звуковоспроизводитель.
- Спасибо, - сказал, задыхаясь от волнения. – Оправдаю!
Семисынов прочитал с листка:
- Как в марте дождь, как в чистом небе гром,
 Редакция не ведала и не ждала подарка,
 Не грезила ни чувством, ни нутром,
 Покуда двери к нам не распахнул Агарков.
 И он вошел, расправил плечи, кудри,  
 Присел слегка за краешек стола,
 И речи были столь просты и мудры,
 Круглы и вечны, как сама Земля.
 «Негоже, - молвил он, - нам, горожанам,
 За спинами скрываться нищих деревень.
 Отныне свой почин я утверждаю:
 По тонне свеклы заготовлю в день.
 Еще смогу я вырастить немало
 Зерна, укропа или кабачков.
 С лихвою обещаю молока и сала,
 И даже сельдерея несколько пучков.
 Вот осень снова с мокрыми глазами
 По полю свекловичному бродя….
 Вчера по радио нам верно подсказали:
 Готовьтесь к урожаю загодя.
Все захлопали, меня поздравляя. Редактор конверт вручил – должно быть, с деньгами. Сели за стол, налили. Как приятно быть юбиляром! Выпили – и все стало на свои места. Перестав быть объектом внимания, заработал во всю прыть челюстями.
Нина Михайловна взяла слово:
- Ольга Александровна письмо прислала – всем привет. В нем открытка юбиляру. Я зачту.
И прочла стихотворение от бывшего нашего и о редактора:
- Ему сегодня еще тридцать только
 Но, несмотря на молодость, перо
 Уже умеет ой, ой, ой, как много
 И критик, и певец в руках его оно.
 Рабочая стихия – сельское хозяйство
 Хоть и из города приехал к нам.
 С надеждой принят он в редакцию начальством,
 Его удел – поездки по гуртам.
 Едва над землей разыгрался рассвет,
 И что же мы видим: его уже нет.
 В горячих точках посевной, уборочной страды
 Возможно отыскать его следы.
Хлопать не стали. Даже взгрустнули. Шеф предложил выпить.
- Ждать осталось недолго, - сказал Нина Михайловна, поднимая бокал. – Через два года она к нам вернется.
- Она теперь номенклатура райкома, - сказал Семисынов.
Акулич повернулся к нему:
- В райком заберут?
- Может, и к нам, - без особого энтузиазма сказал редактор.
- Нет, - предположил Федор, - теперь ей должность подберут повыше.
- А жаль, - сказала Нина Михайловна. – Журналист от Бога.
- Работать надо над собой и станешь журналистом, - попытался возразить Семисынов.
- Мне нравится твой оптимизм, - съязвила зав отделом писем. – Но даже оптимистически настроенный ум ничего не выдаст из-под пера, коль таланта нет, и башка пуста.
- В таком случае, как же становятся журналистами?
- Я полагаю, существенней «как» вопрос «кто». Тот, кому есть, что сказать. Остальные – щелкоперы.  
Она с серьезным видом повернулась к своей тарелке, показывая, что разговор окончен – и все!
Шеф прервал неловкую паузу:
- Что у нас дальше в программе?
Славик подхватился из-за стола. Вот он уже с гитарой в руках, а девочки из промышленного отдела – Зина и Тома – с текстом в руках.
- Вариация на тему популярной песни Аллы Пугачевой. Можете подпевать.
Славик шумно сглотнул слюну и запел, аккомпанируя  на гитаре:
- Жил-был сотрудник один
 Ручку имел и блокнот
 И производство любил
 Там, где внедряется НОТ.
Припев уже пело трио:
- Тридцать лет, тридцать лет, тридцать лет ты прожил,
 Жизнь свою ты с газетой связал лишь вчера,
 Но район ты за месяц узнал, изучил
 И в работу уходишь порой до утра.
И снова Славик:
- Пусть его знают не все,
 Но зато слышат везде.
 Там, где динамик висит,
 Голос его вновь звучит.
Теперь припев уже пели все.
Потом Славик:
- Толя, желаем тебе
 Метких и искренних строк,
 Чтобы в «сраженьях пера»
 Ты победить нас всех смог.
Еще не закончился припев, я подумал – а водки-то мало.
- Подождите меня, я сгоняю, – а чтобы ждалось веселей, из кабинета бутылку принес: ту, что хранил в дипломате.
В эту минуту в дверь постучали. Когда она открылась, на пороге стояла незнакомая женщина.
- Прошу вас, мне нужна помощь, – просто сказала она.
Шеф с Ниной Михайловной переглянулись, а потом редактор увел ее в свой кабинет.
Я пошел в магазин. Виктор Иванович за столом и выпил – от него помощи ждать не приходится. Пересчитал деньги в конверте – тридцать рублей. Полтинник добавить – и пять бутылок «Сибирской». Гулять так гулять! Не каждый день юбилей – можно расслабиться.
По дороге встретил двух друзей навеселе – одноклассника Вовку с аккордеоном и Виталика, его приятеля. Отчаявшись отбиться, так и сказал:
- У меня день рождения, и бегу я за водкой.
А им посоветовал топать в редакцию. Они так и сделали – надоело бесцельно болтаться по улицам. Ведь музыкой и песнями они никому не помешают, а даже наоборот – радость внесут. Повернулись ко мне спиной, развернули меха, запели дуэтом – и шаги их стали уверенными.
Они так и ввалились – с музыкой, песнею. Эстафету гостеприимства принял Славик – ведь это были вчерашние его коллеги. И коллектив не имел ничего против. Только редактор насупился – сидел на стуле, поставив локти на стол и упершись подбородком в сплетенные пальцы. Он даже выглядел больным и измученным, страшно усталым и несчастным. Может, последняя посетительница принесла душераздирающую информацию? Или нечаянные гости конфузили? Оно понятно: своим – празднование юбилея коллеги, а посторонним – пьянство на рабочем месте. А он – редактор, и за все в ответе. Вечеринка стала напрягать.
- Дайте им выпить, и пусть уходят, - сердито велел.
- Водка закончилась, - расстроился Славик. – Но Толик сейчас придет. Чуток подождем.
Но пришел не я – в следующую минуту в редакции появился муж ответсека, выпивший и жаждущий выпить. Вообще-то он попросил у жены денег. Но, получив отказ и учуяв, что сама-то супруга навеселе, пришел в ярость. Галина бросилась от него в пресс-клуб, где шестеро мужчин и семь представительниц слабого пола не смогли спасти ее от крепкой затрещины. С плачем ответсек выскочила в коридор и дальше – ходу на улицу.
- Я сейчас милицию вызову! – вскричал редактор.
Проследовал в свой кабинет и закрылся там. Никого вызывать он не собирался: скандала боялся – Бог не дай, в райкоме узнают! Остальные сидели пораженные страхом – не пели и не плясали.
- Г-мм, - задумчиво хмыкнул визитер, осматривая праздничный стол. Бутылок нет, но что-то там в рюмашках, стаканах…. Выжал из них все, что смог, в один фужер, выпил и снова хмыкнул – теперь уже с чувством похожим на удовлетворение. Еще раз критически осмотрев стол, сунул огурчик в пасть и уставился на понурую фигуру Виктора Ивановича.
- Ты пойдешь со мной! – рявкнул он.
Голова редакционного водителя дернулась, и он заморгал округлившимися от испуга глазами.
- Да? – подал он голос, полный вселенской печали.
Глаза его, не отрываясь, следили за хулиганом.
- Ты слышал меня? – и поскольку Виктор Иванович не сделал попытки встать со стула, визитер схватил его за шиворот и чуть ли не волоком потащил к выходу.
- Сам могу идти, - послышался жалкий лепет водителя в коридоре.
Я возвращался из магазина. Бутылки «Сибирской» весело позвякивали в дипломате, ручка которого оттягивала мою руку. Смотрю – створка ворот гаража приоткрыта. Я туда. Картина маслом! У Виктора Ивановича лицо в крови, у мужа ответсека – кулак.
- Заводи, сука, я