.
Этот огромный валун привезли из Соловецких мест. Над ним поработали и художник, и скульптор и камнетёс. На отполированной стороне гранита вырубили имена жертв политических репрессий Липовского района. Так получился памятник «Соловецкий камень». К нему теперь приходят люди, здесь устраиваются собрания и митинги. И Памятник стал историей и достопримечательно¬стью райцентра Липовка.
Виктор Григорьевич Самохин давно собирался уединённо постоять у памятника, как у известного погоста. И, наконец, выбрался из своей Камышевки. Он специально приехал к «Соловецкому камню». То есть не было у него других дел в Липовке.
День выдался пасмурным. Ветер слегка волновал верхушки деревьев в парке. Но казалось, не старые липы шумят у Памятника, а перешёптываются волны студёного Белого моря. Может они докладывают Аверьяну Пантелеевичу Смурову, отбывавшему срок на суровых Соловецких островах, что пришёл с поклоном к нему земляк его из Камышевки, ветеран Виктор Григорьевич Самохин. Ведь и волны, и ветер, и воображение человеческое свободны и безграничны в своих деяниях. Но, не знал этого седого человека политзаключённый Смуров. Витька Самохин, вдовий сынишка, другое дело, пересекался с Аверьяном в жизни. А этого старика не знал. Да и ветерану из Камышевки запомнился репрессированный земляк по прозвищу Аверька-Москва. Это на Памятнике Аверьян Пантелеевич Смуров значится своим настоящим полным именем. А в жизни всё Аверька-Москва, да Аверька-Москва.
- Опять Аверька-Москва в столицу ездил, - разносили часто по Камышевке новость солдатские вдовы. – Может, опять для детей, какие одежные вещи привёз…
Но идти за покупками к Смурову не спешили. Не торговал Аверька-Москва на дому. Да и жил перекупщик в своей неказистой холостяцкой избе далековато - на краю деревни. Сам придёт.
И Аверька-Москва никогда не обходил дом Самохиных.
- Ну, как жизнь, Надежда? – почти всегда об одном и том же спрашивал он Витькину мать. – Нужда одолела? Вот и скажи теперь, Надежда: плохо, что ли нам при Николашке жилось? - «Коробейник» выкладывал из баула московский товар. – При Николашке я бы предпринимателем был. А теперь в спекулянтах значусь. Тебе чего, красавица, показать взрослые вещи или детские?
Витька давно заметил, что и взрослые вещи из баула, и детские всегда пахли не только приятной фабричной новизной, но и клопами. Этот запах запомнился Витьке. Довольно они помучились с матерью с этими ненасытными тварями! Летом выводили клопов керосином; а зимами – холодом. Открывали, двери окна настежь, а сами уходили к соседям. Но после очередного посещения «коробейника» клопы распложались с новой яростью. По Камышевке ходили слухи, что Аверька-Москва специально перед продажей заражает товар клопами, вылёживая его под своим матрасом. Так это или не так – доподлинно никто не знал. Но на Аверьку это похоже. От семейной своей неустроенности, он презирал людей успешней себя. Жил он, как бледная поганка в лесу, от которой никакого вреда нет, пока её не трогаешь. Всё-то в жизни для Смурова было не так. То он за царя ратовал, то за напрасно пролитую кровь в Гражданскую войну, то кулаков оправдывал до хрипоты, до слёз в глазах… Лучше подальше держаться от этого человека действительно, как от поганки. Вскоре после Отечественной войны его арестовали.
А Витька Самохин закончил педучилище, и вплоть до выхода на пенсию проработал в Камышевке учителем начальных классов.
Виктор Григорьевич извлек из сумки цветы, встряхнул их и подошёл к Памятнику. На отполированной грани Соловецкого камня бронзовой краской отсвечивался столбик имён - жертв политических репрессий района. Смуров по алфавиту значился последним, седьмым в списке.
- Вот ты и вернулся в родные края, Аверьян Пантелеевич, - рукой коснулся выбитого списка Виктор Григорьевич. – А жив ли ты, Аверька-Москва? Возможно, сбылась твоя мечта о предпринимательстве?
Вопросов в голове ветерана возникало больше, чем ответов на них. За агитацию против советской власти сослали Аверьку-Москву на Соловецкие острова или за спекуляцию? А может за уклонение от службы в армии в военное время или за «расселение» клопов в ветхих избах солдатских вдов? - Чистого места для печати по реабилитации не находил Виктор Григорьевич на жизни Аверьки-Москвы… «А вот, поди ж ты, оправдали во всём. Имя на Памятнике увековечили…».
«Эх, Россиюшка! Массово людей арестовывали, огульно и реабилитировали их… Неужели ни одного виноватого из приговорённых не было?! – разгорались мысли учителя-ветерана у Соловецкого камня, будто пожар на ветру. – Так можно и предателя Власова оправдать. Ведь не против России он «воевал», а против большевиков. Коммунисты низвергнуты в стране. Ставь памятник «герою» Власову!».
Смущал Самохина словник репрессированных, вырубленный на камне. У каждого человека своё, а их в общий перечень поместили. А наших теперешних «героев» в какой список пристраивать? Хоть телевизор не включай: голова разламывается. Козну разворовывают, взятки берут, еду разбавляют, лекарства фальсифицируют, ювелирные украшения подделывают, дольщиков и вкладчиков обманывают, покупателей охмуряют. Один предприниматель умудрился тоннами производить творог без единого литра коровьего молока. Его давно пора к Нобелевской премии представить или отвезти за казённый счёт «отдыхать» на берег студёного Белого моря на – Соловецкие острова.
Виноватых нет. Да и преступления совершаются не политические, а экономические. Но если половина мужчин в Камышевке умерли от палёной водки прошлой зимой, это разве не политика?
«Самая настоящая политика, - вслух от сильного волнения заговорил сам с собой Виктор Григорьевич. – Сначала - роскошные особняки для себя, а уж потом дороги, больницы, космодромы и прочие дела, - убеждены власть имущие».
Ой, по многим россиянам Соловки плачут. А пересажай злоумышленников… Через годы «жалостливые» люди станут им Соловецкие камни устанавливать. Вон сколько памятников жертвам политических репрессий по России открыто! Будто и впрямь никто и никогда не подтачивал – великую мечту человечества о равенстве и справедливости. Рухнул социализм, как ель от короедов. А теперешних-то, спрашивают, за что сажаете? Колбасы, что ли, соевой объелись или «сыра пальмового»? Вспомните очереди в магазинах! А нынче от продуктов полки ломятся. Хозяева постарались! За что сажаете хозяев?!
От нелёгких раздумий у Соловецкого камня разболелась голова ветерана. Задрожали руки от волнения и задрожали цветы в руках. Виктор Григорьевич вспомнил, наконец, про цветы. Он ещё раз вспушил их зачем-то и снова вдруг положил букет в сумку.
- Я не кровожадный, Аверька-Москва. Но нет тебе моей реабилитации, - сказал он и, не поклонившись даже Памятнику, поспешил на автобус до своей Камышевке.
Апрель 2016 г.
