Последователь

                                                                                                                         Се бо, в беззакониих зачат есмь,
                                                                                                           И во гресех роди мя мати моя ( Пс. 50:7 )

                                                                                        - То, что сегодня является нашим духом – завтра и  
                                                                                          послезавтра будет телами наших детей и внуков.
                                                                                                                   «Система полевой саморегуляции»    
                                                                                                                                                     С.Н. Лазарев    
                                                                                                                                     
                                                                          Глава 1

 Уважаю оптимистов. В самом деле, есть в них что-то, не поддающееся обычной логике, столь свойственной нам, остальным людям. Эта их необъяснимая вера в то, что все будет хорошо, что добро и справедливость обязательно победят зло и хэппи-энд неизбежен, как дембель, ибо по-другому и быть не может в этом лучшем из миров. Откуда в них эта уверенность – ума не приложу, но именно она совершает в судьбе оптимистов фантастические метаморфозы, и жизнь их становится подобна скоростной автомагистрали с односторонним движением, по которой они мчатся с неистовой скоростью, совершенно не смотря по сторонам и не оглядываясь, прямиком к поставленной цели, словно по дороге из желтого кирпича.
  Стремительный спринт с полной отдачей всех своих сил, с сумасшедшим ускорением на финише, под оглушительный рев переполненных трибун, не сбавляя скорости на опасных поворотах, на кураже. То ли мысль действительно материальна, то ли у Бога просто в дни их рождений было хорошее настроение, и Он решил поделиться им с нами, точно не знаю, но все у них подчинено жгучему интересу, которому оптимисты отдаются всей своей душой. И никаких сомнений, в отличие от нас, простых смертных, фиксированных на неудачах, постоянно рефлексирующих по поводу и без.
  Можно даже сказать, что они идут по жизни, следуя некоему «да», совпадающему со стрелкой их внутреннего компаса, не обращая внимание на бытовые недоразумения, мы же, остальные люди, идем через «нет», свыкаясь с этой самой жизнью, сращиваясь с ней, будто кожей, и я думаю, что это родство делает нас более настоящими, чем они. Это старый спор о человеческой свободе воли – есть ли судьба, или все зависит от воли самого человека? Видимо, все же смысл в самой жизни, а не в цели, которая что называется, все-таки от лукавого. Впрочем, я могу ошибаться, но всегда, когда я размышляю над подобными вопросами, то всегда вспоминаю эту историю…  

                                                                       Глава 2

  Они жили совсем недалеко от нас, почти соседи. Впрочем, что значит – жили? Они и сейчас там живут, надо лишь пройти по нашей улице три дома до перекрестка, повернуть налево и через два дома будет стоять уже их дом – большой, каменный, с широким просторным двором и огромным пластиковым навесом над ним. Перед домом всегда стоит какая-нибудь сельскохозяйственная техника: трактор, телеги, сенокосилки, сеялки и много чего подобного, в чем я не очень разбираюсь.
  Глава семьи, высокий, жилистый мужик с темно красной, почти коричневой кожей на лице, почти всегда пьяный, разговаривающий низким, хриплым голосом, всегда вызывал у меня острую неприязнь, что, видимо, было взаимно. Нигде не работающий официально, он иногда подрабатывал на стройках, потому что в прошлом был неплохой каменщик, «шабашил» на своем старом, видавшим виды, тракторе, держал дома быков, свиней и прочую живность, наконец, занимался, пожалуй, своим любимым делом – ловил рыбу, которую потом продавала его жена, маленькая серая мышка, которую он ни во что не ставил, мать его троих  детей - двух сыновей и дочери.
  Во время длительных запоев главы семьи вся работа по хозяйству ложилась на плечи жены, дети помогали ей по мере сил. Отец ходил по дому пьяный и злой, ругал домочадцев самыми грязными словами, бил их, когда те попадались под руку, ссорился с соседями и собутыльниками, снова пил, впадая в беспамятство. Казалось, этому не будет конца, но время шло, сыновья росли, и постепенно становилось понятно, что вечно продолжаться все это не может.
  Его старшему сыну, Петру, на тот момент уже исполнился двадцать один год. Несмотря на явное внешнее сходство – сын был такой же высокий, худощавый, даже костлявый, но крепкий и жилистый, как акация, которая росла у них во дворе, - отец относился к нему плохо, вечно оскорблял его, издевался, напиваясь, обзывал его подкидышем и байстрюком. Парень переносил все это стоически, с чувством собственного достоинства и внутреннего превосходства, при этом не позволял отцу более трогать мать и младшую сестру, но в прямое противостояние вступать все еще не решался, впрочем, как и отец, который, чувствуя растущую силу сына, нервничал, сыпал оскорблениями и угрозами, и снова пил. Старшего сына армию не взяли, левый глаз его плохо видел, был какой-то мутный, белесый, то ли катаракта, то ли еще что, точно не знаю, Петр с трудом получил автомобильные права, устроился работать на пункте приема металлолома. Где-то по дешевке  купил старую «таблетку», отремонтировал и в свободное время подрабатывал частным извозом. С личной жизнью у него никак не получалось, впрочем, уходить из дома он не собирался, не хотел оставлять родных наедине с отцом.
  Между тем его младший брат Павел подрос, с горем пополам закончил девять классов и пошел учиться в местное училище на тракториста, с трудом получил диплом и стал ждать призыва на службу в армию. С отцом у него были хорошие отношения, видимо от того, что он был такой же разгильдяй и повеса, но глава семьи смотрел на его «художества» сквозь пальцы, никогда не орал на него, не поднимал руку, не унижал, лишь слегка подтрунивая над ним. Самое смешное, что служить Паша попал в спецназ, вернулся окрепший, заматеревший,  что называется, мужик мужиком, отец по этому поводу закатил настоящее пиршество, закончившееся, впрочем, банальной попойкой. Сам виновник торжества, не желая видеть ожидаемый эндшпиль,  рано покинул застолье, вместе со своими друзьями отправившись гулять в городской парк.
  Финал праздника получился таким, как и ожидалось – глава семьи вскоре напился до совершенно невменяемого состояния, пытался подраться с соседями, но по вышеуказанной причине просто не смог этого сделать и мужики, присутствовавшие на этом семейном событии, уложили его спать. Было уже около полуночи, мать с дочерью убрали со стола посуду, Петр проводил гостей, выключил свет во дворе, все, кроме Павла, который еще не вернулся домой, уже собирались идти спать, как вдруг отец проснулся.
  - Что, не ждали? – заскрипел он своим трескучим голосом, пытаясь разглядеть что-нибудь в темноте осоловевшими, заплывшими, словно пластилин, оставленный ребенком на солнцепеке, глазами, - Так это, все уже ушли, или как? Ничего нет, что ли?    
  Он, шатаясь, судорожно пошарил дрожащими руками по столу, порылся в уже перемытой посуде и недоуменно уставился прямо перед собой, глядя на свою жену, нахмурился, скривил рот и брезгливо, уродливо шевеля губами, выдавил:
  - Слышь, ты, а ну, давай, сгоняй в ларек, купи еще водки!
  Жена картинно всплеснула руками:
  - Да ты что? Где ж  тебе сейчас найду водку? Первый час ночи – закрыто уже все!
  Он скривился, ухмыльнулся, криво, нехорошо, исподлобья, крепко сжав трясущиеся кулаки, процедил сквозь зубы:
  - Ты что, сука, не поняла? Я сказал – пойди и купи водки!
  Она дернулась, испугавшись, подалась назад, лихорадочно соображая, что же будет дальше, отступая вглубь двора, как делала много лет подряд вплоть до этого дня, того самого дня, когда все кончилось.
  - А ну, не трогай мать, - в напряженной тишине голос Петра прозвучал как гром среди ясного неба. Спокойствие, внутренняя сила и самообладание, с которыми он это сказал, не оставляли никаких сомнений в его намерениях, отец мгновенно почувствовал это, напрягся, чувствуя как холодеет душа перед непоправимым. Но отступать было уже поздно, это значило навсегда потерять лицо, расписаться в собственной слабости и лишиться власти, которую утверждал столько лет. Отец медленно повернулся в сторону сына:
  - Это кто там такой умный? Ты что ли, ублюдок? – он быстрым движением выхватил из таза с вымытой посудой большой кухонный нож, радостно осклабился и закричал высоким тонким фальцетом:
  - А теперь ты не такой смелый? А? Ну, давай, давай, ублюдок! Ублюдок!
  Он остервенело размахивал ножом, чувствуя собственное превосходством, глядя как его домашние с опаской отступают внутрь двора. Так было всегда, и всегда это заканчивалось молчаливым повиновением и признанием такого положения вещей нормой. Но на этот раз все было по-другому. Неожиданно Петр, опершись рукой о стол, подпрыгнул вверх и в высоком прыжке двумя ногами ударил отца в грудь. Тот отлетел в сторону, словно надувной шарик, наполненный гелием, вывалился в калитку и упал на землю, прямо под уличным фонарем, который горел слабым мигающим светом. Петр подбежал к нему, выбил ногой нож и отбросил его в сторону, сел сверху и стал бить отца со всей силы руками в лицо, тяжело и плотно, словно заколачивал гвозди, разбивая в кровь его лицо и свои кисти рук.
  - Петя! – закричала мать, - Петя! Ты что делаешь! Не надо! Не надо! – наконец заголосила дурным бабьим голосом, - Люди! Помогите! Помогите!
  На счастье Павел уже возвращался домой, услышав  мать, побежал на крик, схватил старшего брата сзади и стал оттаскивать от отца:
  - Петька, успокойся! Успокойся, братан!
  Петр постепенно приходил в себя, прерывисто дыша и не сводя глаз с лежащего на земле отца, который утирая рукавом кровь на лице, неуклюже пытался подняться на ноги. Шатаясь, наконец встал, выпрямился, выплюнул выбитые зубы, сплюнул кровавые сопли, радостно оскалился и вдруг заорал на всю улицу:
  - Тебе меня не сломать! Понял? Не сломать!!!
  Он неловко отряхнулся, едва не упав, достал папиросу, закурил и пошел вдоль улицы в темноту, шаркая галошами, обутыми на босу ногу:
  - Не сломать! – снова донеслось издалека, - Не сломааать!

                                                                             Глава 3

  После этого случая началась совсем другая жизнь. Так бывает, когда наконец происходит именно то, что должно было произойти, когда рубикон пройден и последний мост догорает за твоей спиной, и оказывается, что то, что представлялось ранее как катастрофа, на самом деле начало новой жизни, той самой дороги из желтого кирпича, и камин в комнате старого шарманщика не такой уж и нарисованный.
  Братья ощутили себя единственными хозяевами своей жизни и взялись за дело с недюжинным энтузиазмом. Прикупили новую технику, отремонтировали старую, взяли в аренду землю, расширили домашнее хозяйство, грамотно воспользовавшись предоставленными субсидиями, и результаты не заставили себя ждать. Вскоре их большой дом уже стоял с новыми пластиковыми окнами, обшитый красивым сайдингом, с новой черепичной крышей и кованым забором. Братья как-то сразу повзрослели, возмужали, ездили на собственных автомобилях, даже их матушка, более не боясь мужа-буяна, стала одеваться более модно и выглядеть привлекательно.