Произведение «Вперёд, в прошлое» (страница 1 из 11)
Тип: Произведение
Раздел: По жанрам
Тематика: Фантастика
Темы: любовьразочарованиеМашина времени
Автор:
Читатели: 1693 +3
Дата:
Предисловие:
Прошло два года, на которые действовал запрет Дмитрия Ивановича подходить к машине. Я бы и не подошел, но какие-то злоумышленники пытались ночью спилить замок гаража. Следы этого покушения бросились мне в глаза утром. И вместо того чтобы пойти на работу, я взял ключи в ящике с инструментами, что задвинут под топчан на веранде, и стал осматривать гараж соседа, благоволившего мне.
Все было цело.   За стареньким москвичом в углу было некое пространство с какой-то изломанной двойной тенью. Если подойти ближе и протянуть руки, то можно нащупать модуль.  

Вперёд, в прошлое

Время — движущийся образ неподвижной вечности.
Ж.Руссо

Часть первая

Глава 1. Неужели это СССР?


Утро не изменилось. Солнце светило, на небе – ни тучки. Все, было, как и мгновение назад. Миг, бросивший меня на 30 лет в будущее! Датчик показывал преодоленный временной интервал: 27 июля 1976 – 27 июля 2006 года. Стенки модуля позволяли видеть все, что снаружи без помех. Как будто машина была полностью из прозрачного материала, но, в то же время приборы, различные части были достаточно заметны. Невероятное удобство! Итак, это, вероятно, Ашхабад будущего. На юго-западе белели снегом вершины Копет-Дага. За спиной простиралась пустыня. Если подняться выше, то можно увидеть и Каракумский канал.
На приборе высоты стояла цифра 35 метров. Если бы модуль оказался над гаражом, где он и хранился, то неизвестно, на какую высоту пустил меня высокий тополь? Гостюхин предупреждал, что отклонения могут быть по разным причинам, но машина времени никогда не остановит модуль в (на) каком-либо предмете. Зависание над любой высокой точкой Земли гарантировано.  
Внизу оказалась одна из центральных площадей города, что недалеко от места старта. Почему так произошло, спрашивать некого. Гостюхин умчался куда-то в неизвестное мне время на другом модуле.
Прошло два года, на которые действовал запрет Дмитрия Ивановича подходить к машине. Я бы и не подошел, но какие-то злоумышленники пытались ночью спилить замок гаража. Следы этого покушения бросились мне в глаза утром. И вместо того чтобы пойти на работу, я взял ключи в ящике с инструментами, что задвинут под топчан на веранде, и стал осматривать гараж соседа, благоволившего мне.
Все было цело.   За стареньким москвичом в углу было некое пространство с какой-то изломанной двойной тенью. Если подойти ближе и протянуть руки, то можно нащупать модуль.  
Гостюхин вернулся из первого перемещения во времени на своем  «драндулете», так он называл изобретенный им прибор, где-то его оставил, променяв, вероятно   на две невидимые машины с антигравитационным слоем,  зависанием и передвижением над землей.
Про вторую машину, перед отлетом,  Дмитрий Иванович, выразительно взглянув на меня,  сказал: «На всякий случай».
Он был немного сдвинутым на вопросе свободы и   ругал советский строй за рутину и бюрократию.
Похоже, что этот случай настал. Но совсем не из-за политики.
Всего лишь мгновение я выбирал между двумя вариантами перемещения во времени. Одно было немедленное. Второе - с задержкой во вневременье, когда время снаружи как бы останавливалось, а внутри модуля оно полностью отдавалось путешествующему. Так, по крайней мере, было понятно из объяснений   Гостюхина.
В результате немедленного перемещения я оказался над площадью Карла Маркса, образованной двухэтажным зданием горисполкома, коробками треста «Каракумгидрострой» и Государственной библиотеки имени того же автора «Капитала». И тотчас же бросилось в глаза, что серый кирпич и бетон сооружений в этом будущем были облицованы мрамором и зеркальным темным стеклом. Красиво!
На юге вместо трехэтажных жилых домов, появившихся сразу же после землетрясения 1948 года, стоял  дворец, в вычурном восточном стиле. Его опоясывало множество колонн, террас. Купол делал дворец похожим на те, что были нарисованы в хорошо иллюстрированном издании «Тысячи и одной ночи».
У входа на аллею Победы возник памятник в виде расколотого земного шара, из трещины которого один человек выносил другого.  
На юго-востоке в высоком здании угадывался концертный зал, о проектировании которого писала наша газета буквально два дня назад. Ну, да, 30 лет и два дня назад! И снова север: здание горисполкома превратилось в магазин с кучей рекламных щитов.  
Внизу, сквозь прозрачный пол модуля, был памятник какому-то вождю, вознесенному на сооружении, напоминающем Останкинскую башню, но намного меньше ее. Я сдвинул «яйцо» в сторону и опустился вровень с головой памятника и сделал ряд удивительных открытий.
Первое. Это был не Ленин. И не Брежнев, который руководил страной в мое время.
На постамент была вознесена скульптура мужчины-туркмена зрелого возраста.
Я приблизился вплотную и, чуть приоткрыв дверцу, постучал ключом от квартиры. Металл. Похоже на золото. Чудеса! В призывной позе общественного деятеля идти куда-то вперед не было ничего удивительного. Но черты вождя с вытянутой вперед рукой показались мне знакомыми. В очень зрелом золотом человеке угадывался один из парторгов предприятий Безмеина (город недалеко от Ашхабада – авт.) Сапармурат Ниязов, с которым я столкнулся в буфете во время одного партийно-хозяйственного актива. Тогда мы вместе рванули за пивом в буфет. Было очень жарко, а в зале еще и душно. И все выскакивали в перерыв, как ошпаренные! Я, корреспондент республиканской газеты, быстро нашел общий язык с парторгом.
И вот он уже в виде монумента, да еще из драгоценного металла!
Мой постаревший знакомый блестел как новый зуб в голубом нёбе неба и слегка подрагивал. Чуть понаблюдав за ним, стараясь привыкнуть к неведомому мне миру, я заметил, что монумент крутится вокруг собственной оси. И рука указывала на светило. Стало понятно, что памятник был сориентирован, как цветок подсолнуха, на солнце!
Это второе открытие.
Чуть спустившись вниз по конусообразному куполу, я наткнулся на круглую башню с просторными окнами по всему периметру. Здесь оказалось много ковров, картин, фотографий в рамочках под стеклом, бюстов, а то и целых скульптур! Похоже, что здесь музей.
Вот фотографии, где парторг Ниязов в детстве, а вот он на трибуне…
Теперь настала пора еще раз оглянуться, потому что один факт, не сразу овладел моим сознанием. Я, выпучив глаза, смотрел на флаги, развивающиеся над дворцом, библиотекой, трестом.
Множество знамен, в которых и намека не было на красное и сочетание серпа и молота! И это были зеленые флаги с узким полумесяцем и созвездием небольших звездочек и вертикальной полосой с орнаментом туркменского ковра.
Мать честная! Через 30 лет СССР стал мусульманским и избрал вместо Москвы столицей Ашхабад?
Что же произошло за это время? Какие катаклизмы перевернули, казавшийся незыблемым, строй великого государства? За что же его, Ниязова, инженера, партийного функционера так вознесли советская власть и коммунистическая партия?

Глава 2. Пёс алабай

Неожиданный шлепок оторвал меня от размышлений. В модуль по касательной врезался дикий голубь. Это вывело меня из оцепенения, и я бросил машину в сторону своего дома, но по неопытности и, понятного волнения получился зигзаг над русским базаром, телеграфом, министерством иностранных дел, тенистой аллей, где был небольшой книжный базарчик. Вдоль проспекта Свободы появились пальмы, кокосовые деревья, а по проезжей части сновали удивительно красивые автомашины. Почти все иномарки!
И я увидел рождающийся как бы заново, во второй раз после землетрясения 1948 года другой город, который изменяли быстро, настойчиво, целеустремленно, словно боялись, что каждое старое здание будет напоминать о прошлом! Вероятно, новым правителям виделось что-то постыдное в прошлом!
А, может быть, действительно, на территории СССР произошло мощное землетрясение, которое стерло могучую державу в одно мгновение?  Может быть, там, в Европе, прошла Третья мировая?
Я искал свой дом, но не обнаружил его. Моего дворика с небольшим рядом металлических гаражей, разбросанным под коренастыми тутовыми деревьями не было! Хотя, вот она, школа, что была через дорогу и перекрашена в яркий цвет. И угловой десятиэтажный дом на месте.  Не было лишь оград из кустов маклюры перед квартирами первого этажа. За оградами перед верандами стоял, как правило, топчан, а все это сверху накрывали распластанные на горизонтальных жердях виноградные кусты.
Теперь здесь был вычурный трехэтажный особняк с оградой и воротами, а во дворе росло несколько сосен. По возрасту им было не больше десяти лет.
От этого вида сжалось сердце. Почему и когда снесли мой дом? Что стало с моей матерью? Что стало с теми людьми, которые всю жизнь окружали меня? С полуармянкой толстой Арпеник, у которой муж был белорусом? С дедом Равилем и его внуком Салихом? С Галиной, привезенной на восстановление Ашхабада из Полтавщины, у которой было четверо детей, а муж не вылазил из тюрем за кражи? С Майкой из моей школы? Девчонка была на два года моложе меня, и с ней я ходил в школу и возвращался, как меня просила тетя Зоя, Майкина мама.
И еще многими другими, русскими, туркменами, азербайджанцами, евреями, молдаванами?
Может быть, звучавшая из какого-то динамика песня туркменского бахши (певца)  расскажет мне о том, как за небольшое время можно было разрушить жизнь, устои которой казались незыблемыми? Но что можно понять из постоянно повторяющегося рефрена про туркменбаши, что в переводе означает «Главный туркмен»? Неужели это про того же золотого Ниязова? Ясно одно: мир за столь короткое время необратимо изменился! Бред! Бред и еще раз бред! Я почувствовал страх перед будущим. И теперь вся эта выходка с машиной времени показалась мне детской блажью.
Неожиданно я вспомнил о работе. Там меня ждет завотделом Косовороткин, гнилой мужик, вступивший в партию только для того, чтобы к старости дорасти до заместителя редактора и уйти на пенсию с Почетной грамотой Верховного Совета Еще я подумал о своем столе с облезшим светлым лаком, о старой пишущей машинке, за которой прятался телефонный аппарат из черного эбонита. Такие мастодонты связи еще показывают в фильмах про войну с фашистами. У них массивный корпус и тяжелая трубка, которой можно убить человека. Почему-то подумал о Лере Ковалевой, полненькой и веселой девушке. Она всегда радостно встречает меня и, откладывая другую работу, принимается перепечатывать мой очередной опус.   Я знаю, после нее не будет ни одной ошибки, мне не надо будет расставлять запятые, делать выделения и подчеркивания. Лера сделает все, как надо! И я подумал, что надо вернуться, взять ее с собой в модуль и увезти ее куда-нибудь далеко-далеко!

Гав-гав-гав!
Гав-гав-гав!
Гав-гав-гав!

Последний материал, который отпечатала мне Лера, я написал про буровиков Небитдага. Я был у них неделю. Почти в центре Каракумов! Зной, пыльные бури, еда с песком на зубах, ночью холод, когда люди надевают на себя сибирские ватники, а утром из-за пазухи телогрейки выползают пригревшиеся за ночь змеи…И неважное питание, и воровство бурового мастера, приписывающего наряды, да поставщика продуктов, которые делят навар на двоих… А если серьезно проверить наряды, то может получиться, что буровики добрались уже до противоположной стороны земного шара. Где это? В Новой Зеландии? Материал, больше критический по содержанию, мне завернул Косовороткин со словами: «Ты, в каком штате Америки побывал? Это же не про нас! А про Техас!» И засмеялся, довольный собственным каламбуром.

Гав-гав-гав!
Гав-гав-гав!

И только после этого я подумал о своей матери. Она жила в доме, который должен быть разрушен. Что с ней, где она? Нет, надо вернуться, забрать мать, увезти в то прошлое, где она была счастлива с моим отцом, вернувшимся с войны. Пусть даже с одной ногой!
А лучше я смотаюсь в прошлое, на эту войну, и выхвачу

Реклама
Реклама