Я 4/5

расплачиваюсь часами сравнений: “раньше” – “теперь”, “было” – “стало”, “обрел” – “утратил”. Отчет о потерях – ведь детство не повторится. Ощущение утраты становится сильнее с каждым Днем Рождения.
«Дальше – хуже» – самоубийственная установка, заложенная в подсознание. Во вред обращается свет воспоминаний. Запускается программа старения, утвержденная мной же: «Согласен, не молод» – и роспись.

Помню, как друг катал на велосипеде… Вот педали крутит тот самый Ромка. Я стою на багажнике, – именно стою, а не сижу, – и не держусь за плечи друга, балансирую. А когда Ромка несется с горки – расправляю руки. Это мои настоящие крылья.
Никакого позерства – каждую секунду жизни я ощущаю каждой клеточкой себя. Впитываю мир. Мне некогда думать о будущем или прошлом; начисто отсутствует потребность жить по уму – его так мало, что не тяготит. Чудесная легкость. Окрыляющая.
Но хуже ли от того, что я узнал многое? Нет. Тяжело потому, что постоянно думаю. Напрягает нескончаемость процесса.

Помню, как Ромка тащит меня на санках. 7-ое января, праздник Рождества Христова. В тот день я сломал ногу. Так странно не чувствовать боли перелома!.. Пока друг волочет меня домой, я дурачусь, бросаю снежки ему в затылок. Хех… Вот чудила. Рискнул здоровьем на жутком трамплине – проиграл и остался беспечен. Но вот я лежу на кровати – дома, моя сломанная нога отогревается, и я ору от боли.
Подумаешь! Ха! Еще гипс не снимут, а я уже буду гулять. Ей Богу – неубиваемый. Как и положено непоседам моего возраста. Но, как и на всех детей, на меня заведена медицинская карта в поликлинике. И пока пополняется перечень травм и болезней – приобретается осторожность. Все бы ничего – вот только предусмотрительность становится год от года дотошнее. И будет неприятно однажды назвать себя трусом.
…Видимо, ребенок во мне все еще жив. Поразительная живучесть.

Воспоминания – это дар, а не проклятие. Там хранятся доказательства радости, триумфа, счастья, любви. Мое прошлое – не только горький опыт; каждому разочарованию предшествовала надежда.
Вспоминая о хорошем, я наполняюсь верой в лучшее будущее. Ведь жизнь, как в детстве, не перестает учить чему-то новому; это постоянное свойство мира. Но видимо, после университета, я перестал учиться. И не сказать, что утратил способность – расхотел. Итак уже умный. Что-то втолковала психология, что-то – анатомия с биологией и химией в придачу, что-то объяснила религия. И теперь нет нужды делать собственные открытия. Выбираю из ассортимента чужих убеждений.

Научился многому. Но разучился дружить, влюбляться, мириться, драться по-честному. Разучился предвкушать праздники и подарки, жить без оглядки, не ждать подвоха. Разучился хотеть; сплошное равнодушие во спасение калеченной души. Не осталось не одного “хочу”; сплошником – “НАДО”. И при этом – недостаточность как бич, секущий каждого взрослого гражданина по крупу.
Самостоятельная жизнь обязала остепениться, сделать “правильный” выбор. Но обстоятельства ведут меня куда-то, где я не хочу быть. Негативные выводы выстраиваются в цепочки. И в этом я виню всех подряд: и вокруг, и внутри. Обида отбивает желание радоваться, стремиться, в принципе чего-то хотеть.

Если я признаю ошибку, – чужую или свою, – это еще не значит, что прощаю. Придирчивость стала чертой характера: я придираюсь ко всему и ко всем. Презрение к самому себя я уравниваю презрением к окружающим. Гармоничная деградация.
Почему взрослые курят? – потому что тело хочет двигаться. Организм вырабатывает энергию – но куда девать? – злиться и нервничать.
Почему взрослые пьют? – чтобы опьянением оправдать импульсивные поступки и слова; позволить себе искренность и необдуманность.

Хочется, чтобы было как раньше: трепет, поцелуи, отшибающие мысли; когда будоражила сама близость близости, а девочки казались недотрогами. С ума сводило “нет”, осторожно переходящее в “да”. И было страшно не помириться после ссоры.
Но теперь, завести женщину – как приобрести холодильник. Есть чё потрахаться? Можно усомниться в Настоящей Любви; но мало тех, кто усомнился в сексе. Выгода маячит слишком беспардонно. Когда-то я презирал само слово “трахаться”, теперь – я должен поддерживать здоровье половых органов.
Я-подросток плюнул бы мне в лицо; а я бы сбил его на землю и стал бы лупить ногами. Без жалости. Потому что моя совесть итак до смерти измучилась, пока я отматывал жизнь, как рулон туалетной бумаги. День за днем, квадратик за квадратиком – кидаю в унитаз; слив.

А хочется случайных знакомств. Хочется влюбиться. Хочется спать с такой женщиной, которая каждую ночь сделает запоминающейся. Хочется заниматься таким трудом, который будет интересен постоянно, а не на первых парах. Вновь радоваться жизни… чтобы Муза почувствовала мою любовь.
Мы поменяемся ролями; не от нее буду ждать вдохновения, а стану вдохновителем для Музы. Перестану требовать успокоиться; своей заботой, я успокою ее сам. Подарю букет благих вестей, вместо пучка плохих новостей.

Все гениальное просто. (Забота о Музе) = (забота о себе). Это (чистка эмоционального фона) + (переход с ожидания на действие). Событие являются производной от действия, а производная от событий – эмоции. Делим их на положительные и отрицательные. В этой дроби нужен только знаменатель – оптимизм; берем его, преумножаем. Из полученного результата извлекаем корень – конструктивную энергию, созидательную силу. Итог будет возведен Музой в квадратную степень.

На оси координат: между прошлым-будущим, между хорошо-плохо – Я могу корректировать график своего отношения к жизни. Это и есть сознательная перенастройка своих характеристик, спонтанно самообразованных в подсознании. Именно так устраняются фобии, склонность к депрессии, комплексы. Я нашел клю

***   ***   ***

Движения ручки прекратились, не дописав последней буквы.
Она здесь!.. Муза пришла. Ее присутствие – отчетливое ощущение…
«Тише…».
Писатель смиренно выдохнул. Сердце замерло. До чего же сильное чувство…
«Чщ-чщ-чщ…».
Она встает позади, нежными пальцами касается головы юноши; массирует…

Для Артура это лишь видение, но оно затмевает все мысли. Напряжение в теле растворяется, как лед в теплом чае. Несколько блаженных секунд длится наваждение. И едва распахнув глаза, писатель кидается на новый тетрадный лист.

***   ***   ***

Она существует! Хватит уже сомневаться!
Потерялись все предлоги метаться и терзать себя. Насколько я готов доверять вдохновению? На 100! И еще десять процентов сверху.
Безумие или гений? Да ну к черту этот пафос! Мне просто хорошо, и я это чувствую… собой! Я счастлив, когда она рядом. И неважно, откуда приходит, откуда родом. Быть может, ангел-хранитель. Или богиня творчества. Или вымышленная героиня, которую я создал для повести своей жизни. Или же некий идеал девушки, которым латаю сердце романтика.
Она может оказаться подселившейся душой. Моей душой. Может оказаться, что так мной визуализируется любовь Бога, или космические вибрации, транслирующие энергию для жизни всех существ на Земле. А может – такова моя интерпретация Единственной; та самая девушка, те самые чувства. И сердце посылает мне ее образ, как шпаргалку для поиска в реальности…
Я не знаю. И не хочу знать. Важнее – чувствовать. Меня вполне устроит, если факт эмоционального подъема, и дальше будет называться “вдохновением”. А Она – Музой.

***   ***   ***

– Занятно ты рассуждаешь.
Артуру не нужно смотреть в сторону кресла, чтобы проверить; в нем сидит Отражение. Писатель отложил ручку, сложил локти на столешнице, уставился на стену отрешенным взглядом. А оно продолжило:
– Девы-богини, души-берегини. Телепатия с той, что предначертана судьбой. Прям поэзия. А действительность… такая проза!..
– Любовь – панацея.
– И ты, значит, грезишь об инъекции… Все это немного странно; слышать подобные восторженные речи от того, у кого уже есть постоянная девушка…
Юноша вздохнул, прислонился спиной к стулу; молчит, слушает оппонента.
– Нам обоим известны все эти ответы: привязались, тыры-пыры, палки-дыры. Чувства были, да увяли. Пытались начать по-новому, но фундамент отношений проскандален напрочь. Никто не виноват, но всем больно. Ссоры. Сцепки. Скандала. Ах ты сссу-у-у-умка!.. на столе лежит – подай, я уже обулась – Наташ, останься, – я ухожу, дай сумку – нет – сама возьму – не отдам – ты больной?
Все те реплики, упомянутые Отражением, недавно прозвучали в этих стенах.
– И вроде бы расстались… Но шут его знает?.. Уже не расплести клубок спутанных нервов, которыми оплел себя ты, и твоя-нетвоя Наташа.
– Мы расстались.
– Окончательно?
– Навсегда.
Взгляд Отражения застыл холодным стеклом. На подлокотнике кресла лежит диктофон. Медленно опустилась рука, палец лег на кнопку воспроизведения: но перед тем, как включить запись, оно предупредило:
– Вначале этого, – бесконечно долгого, – вечера, был сигнал, которым ты меня призвал. Послушай его:
«Я пытаюсь думать о книге, но исхожу желчью от настырных мыслей о Наташе. Внимание мне не подчиняется, и как бы я ни старался быть хладнокровным – то и дело закипаю. В такие моменты – я заложник скандала; он случился около трех дней назад, но будто продолжается. Задетый за живое, я коплю ругательства – набиваю колчан стрелами на случай очередной перестрелки…».
После молчания, и осмысления, Артур проронил:
– Ты мог включить ее раньше. Тогда бы все сразу встало на места.
– На прежние места. А ты должен был увидеть ситуацию под другим углом обзора. Требовалось начать размышления не с боли тупиковых отношений, не с отчаяния; а с альтернатив, с того, чего желаешь достичь. Ты осмотрелся, и нашел маяк. Ты зажег факел надежды и отправился к нему. Ты дошел. Поздравляю.
– Я не дошел… как видишь…
– В смысле? Я вижу, что ты смог найти решение по поводу Наташи.
– Но я не вижу Музы.
– Не все сразу. Я же говорил тебе, – на вершине горы, помнишь? – не надо радикальных методов. Теперь, постепенно, со временем, ты дойдешь…  
– Дружище… Я все равно пойду туда… Мой маяк все еще там, и я его вижу.
Отражение не стало перечить барану; лишь рукой отмахнулось устало.
– Да и Бог с тобой…

***   ***   ***

Юноша встрепенулся, взбодрился. Должно быть, вырубился от усталости. В кресле у дальней стены – никого нет.
На столе все также распахнут черновик – на исповеди, посвященной Музе. Автор пробежал взглядом по строкам. Да, все верно. Все так и есть. И хотя Отражение похвалило лишь за расставание с Наташей – это не самое важное решение за сегодня. Без сомнений, без малейших колебаний, он признает покровительство незримой высшей силы – и от этого самочувствие стало гораздо лучше. Казалось бы – всего лишь мысли… Или это уже не мысли?.. Вера?..
Писатель отодвинулся от стола, встал, чтобы пересесть в кресло; с удовольствием расслабился в комфорте мягкой обивки. Сейчас он переведет дух, а потом станет думать, как это – спустится в подсознание. На что это может быть похоже? Какую аналогию взять за трамплин? Все это пока остается загадкой.
Ничего. Он уверен в себе. Теперь, когда на союз с Музой можно опереться, к писателю вернулось мужество во всем.
Вот только есть нечто странное в том, какими подлокотники кажутся на ощупь. Артур ущипнул и