советники-реформаторы подсуетились, мол, не кручинься ты так, поможем, не впервой. Разложили перед ним расклад: избирать тебя, ну, не тебя лично, а того, кто будет трон-кресло занимать необходимо в свете тех же демократических реформ путём свободных выборов. Найти двух-трех кандидатов с новой программой прогрессивного государствоустроения, - где взять, подскажем, - с дружной грамотной командой и активной группой поддержки, - где найти, поможем, - поездить по стране да демосу, народу, понимаешь, да борзо заумными малопонятными речами, - не бойтесь, напишем, шаблоны отработаны, - затуманить головы. И всё: свободный выбор сделан массами без принуждения.
Стукнул себя по лбу царь-батюшка Демьян свет Косьяныч, где же вы раньше-то были, братцы-реформаторы, с вашей этакой распрекрасной идеей?
Дальше, как водится, всё пошло по наработанной схеме.
Но, как завсегда бывает, соломка не там лежит, где упасть собрался.
3
Услышал о сем нововведении Колобок и узрел угрозу существованию всему тридевятому царству тридесятому государству. Сколотил вокруг себя единомышленников, на вербальном поединке кандидатов на место царево выиграл побоище нешуточное. Кулаками-ногами да кубками-стаканами друг в друга не метали, но водицы изрядно пролили. Прошли дебаты под счастливой звездой Колобка. Заразил он всех своею яркой и пламенной речью. И меньшинство, колеблющееся в сторону пришлых реформ, враз перешло на сторону большинства.
Выборы, как водится, прошли с размахом и широтой, свойственной самой загадочной душе в мире, знавшей разницу между делом и потехой.
Путём демократического выбора – лиха беда начала! – свободолюбивый народ тридевятого царства тридесятого государства выбрал из всех кандидатов на престол Колобка.
Видать, пошло что-то не так у господ-товарищей реформаторов, не получилось пропихнуть на место своего кандидата, дала сбой система. Не всюду праздник, где мёд подносят.
Прежний царь-государь Демьян свет Косьяныч в торжественной обстановке при большом стечении народа встал с трона дубового, богато инкрустированного серебром-золотом, костью слоновой да сапфирами-изумрудами. Снял с головы своея злату корону и возложил на чело Колобково под одобрительные речёвки, крики-возгласы возбуждённо-радостные да аплодисменты счастливого народа.
Прослезился Колобок от умиления; пустил слезу радостную Демьян свет Косьяныч; расчувствовался проникнутый остротой момента по-царски
демократически настроенный электорат – э-э-э! – народ верноподданный. Также без излишней скромности да ложного стеснения, по примеру царя-батюшки нынешнего да предыдущего последовал. Текли из глаз слёзыньки в три ручья. Когда минула минута торжественно-скорбная – всё строго по расписанному заранее сценарию! – когда повысохли слёзы на ланитах, когда морщины сошли со лбов да на лицах просияли улыбки, пришло время для потехи веселушной да весёлости потешной.
Уж как водится испокон веку в тридевятом царстве тридесятом государстве, при единоличном согласии перешли к новому пункту праздничной программы. А что стояло следующим после выборов по сценарию? Угадайте с первой попытки, что далеко не пытка. А следующим пунктом значился пир!
Как это часто бывает не токмо в тридевятом, но и в остальных царствах-государствах, пир не так себе, медов попить, вина испробовать, да яствами насытиться. Ежели пир, то пир – горой!
От брашна столы ломились, а кушаний было не перечесть; вина заморские рекой лились. Танцы зажигательные разные да песни развесёлые исполняли артисты местные, народом любимые, да комитетом по культурным связям учреждённым издалека приглашённые.
Три дня и три ночи длилось веселие.
Днём в небо синее взлетали шары воздушные, кои создавали тень, солнце, заслоняя количеством; ночью тьма черная поднебесная освещалась огнями фейерверочными.
Когда отоспались-отдохнули все, от мала до велика, от Колобка, царя-батюшки, до распоследнего жителя царства-государства, приступили к работе. Не шуточно взялись, а рукава закатав, не беря за непререкаемую аксиому, что работа не волк и в лес не убежит.
Первым делом Колобок отменил все нововведения, прежним правителем утверждённые. Из великого многообразия законов с подпунктами и параграфами о непосредственно персоне руководящей государством, положил два простеньких правила. Первое – царь-государь всегда прав. Второе – если царь-государь не прав, смотри правило первое. И диспуты о демократии сами собой утихли, и уголья более никто не раздувал думами смутными.
Что и говорить, работа труженика и труд государев – бремя не лёгкое. Кому-то сеять, хлеба убирать; а кому и за всем, что делается следить, споры улаживать, правоту устанавливать, указы чинить и следить за исполнением.
Шли дни за днями. То дождь, то вёдро, то ветер, то полный штиль. Вошло царство-государство в накатанную колею своих забот. Случались праздники, веселились от души, а и работали, рук не покладая.
В один прекрасно-распрекрасный будний день, когда солнце светило ясно, аккурат перед красной субботой, опосля трудов праведных в зале обеденной в хоромах царских, светлых и просторных, лепниной да картинами украшенных, Колобок, царь-батюшка, да со верными клевретами обедал и вёл разговоры тихия, скрашенные активным участием артистов песенно-танцевального направления да представлениями потешными карлов и карлиц в шутовские наряды наряженных, попивали Царь-батюшка да клевреты квасы-кисели, грызли сухари-пряники с чаем, словом, десертом баловались. Внимания артистам уделяли настолько, насколько их не обидеть равнодушием за мастерство да усердие проявляемое.
А уж соревновались артисты промеж собой! Кто лучше, проникновеннее песню о широких раздольях полей-степей да лесов-рек исполнит, кто родину восславит словом прочувствованным; подвиги богатырей былинных али былину старинную исполнит да игрой на гуслях усладит душу; карлы с карлицами сценки из жизни народной да придворной разыгрывали, вели параллельную линию развлечения.
И всем было весело. И всем было хорошо.
Но вот посреди хлебосольного пиршества распахиваются широко, охрану с ног снеся, дубовые резные двери. Застывает в проёме с власами всклокоченными, где трава-солома застряли, Иван-дурак, делу обученный, но не пристроенный в силу причин внутренних.
- Ой, гой еси, царь-батюшка, Колобок справедливый!.. – прям как закричит с порога и как бухнется на колени, рот раскрывает, желая далее говорить.
- Погодь-ка чуток, Иванушка, - перебивает его Колобок. – Надоть определиться для начала: или «гой еси» или «гей»…
Иван мало того что дурак, но соображает да ликом бледнеет.
- Гой еси, царь, гой еси, батюшка! На кой нам тот «гей» сдался!
Всхохотнул Колобок, захлопал в ладоши, как он-де подловил на игре слов Ивана-дурака.
Клевреты верные да гости приглашённые оценили шутку цареву и тоже от души расхохотались.
Один Иван-дурак, моргал глазами и не понимал происходящего.
- Продолжай, - молвит Колобок, слезу радости, с глаз утирая, - с чем явился, не запылился.
Иван-дурак будто второе дыхание обрёл, поднялся с колен и снова ка-ак закричит-заголосит на залу-то всю:
- Ой, спаси, царь-батюшка, горе-беда у нас случилось…
Вмиг веселье-смех поутихло; у вкушавших пищу, рты застыли раскрытыми.
- Что за горе-беда, - насупил брови Колобок. – Давай, без промедленья сказывай!
Набрал полну грудь Иван-дурак воздуху.
- Ой, да горе-то, да беда-то великия…
Оборвал завывания-стенания Колобок грозным окриком:
- Хватит, Ванюшка, сопли по щекам размазывать! Переходи, оладья-блин, к делу!
Шмыгнул Иван-дурак носом.
- Похитили мою сестрицу Алёнушку …
Возглас негодования штормом-бурею прошёлся по зале.
Продолжает Иван-дурак:
- … да матушку мою Марью-кудесницу…
Колобок разом ликом раскраснелся, да от злости в воздух взвился:
- Это, у какого же нехристя рука-то поднялась?
Вытер Иван-дурак рукавом рубахи выступившие слёзы; молвит далее, будто вопроса Колобка, царя-батюшки не слышавши:
- Не вели казнить, царь-батюшка…
- Не велю, продолжай уж!
- Но и это не всё…
Подлили последние слова сии маслица в огонь в душах пылающий. Снова волна справедливого негодования прокатилась по помещению ветром шквальным: всколыхнулись скатерти парчово-шелковые, да шторы атласные, пришли в движение столы с лавками.
Стукнул Колобок кулаком по столу, бокалы-чаши опрокинулись, квасы-меды, вина ромейские да мозельские по скатертям узорчатым порасплескались.
- Не всё, говоришь? – посторонним показалось, царь-батюшка Колобок в размере увеличился.
- Хрест истинный, не всё.
- Так молви, Ванютка, чадушко, молви, не тяни кота за хвост!
Не успел ответить Иван-дурак, Кот-баюн отозвался:
- Па-апрашу без личностей!
Продолжил Иван-дурак, успокоившись и ободрившись:
- Ещё тётки мои, Василиса Премудрая и Василиса прекрасная…
Раздался голос Деда, коего Колобок на службу советником пристроил:
- А бабку мою… бабку мою не тронули?
Послышался смешок со всех сторон, мол, что, наскучила старуха, подавай молодуху и в таком же фарватере дальше – одна острота острей другой. Кто-то решил подколоть Деда:
- Дык, кому она, перечница старая, нужна?
Дед проворно развернулся в сторону язвящего.
- Уж ты, добр человек, не скажи-то. Али я ослеп и не заприметил, как ты на неё свои зенки таращил на давешнем пиру! – выпалил Дед и продолжил: - Она у меня и в молодости красотою несравненной славилась, а уж и в старости былой привлекательности не растеряла…
Вспыхнувший хохот, как сухая солома от искры, погасил Колобок, ударил кулаком по столу.
В восстановившейся тишине послышалось осторожное предположение:
- А не Змей ли то Горыныч часом пошутковал?
- А что? – Колобок осмотрел клевретов и прочих приглашённых. – Числится за ним, пакостником, такая забава, с девками-бабами того…
В зале прыснули так аккуратненько.
- … того, значит – того, - серьёзно сказал Колобок, - попугать-постращать да покуражиться, от визгу-крику ейных у него на душе сладостно.
Послышались шепотки по залу, мол, а ведь это и правда, есть такая слабость у ирода и сразу посыпались предположения разыскать, негодника, и вставить фитиль куда следует, разобравшись сначала. Другие же высказались в ином ключе, как бы, мол, не вышло как обычно, сперва морду бьём, а потом поклоны даём.
Но тут Иван-дурак встал на защиту Змея.
- Нет, справедливый царь-батюшка, - яро возразил он, - со Змеем-то мы вчерась яко начали ближе к вечеру бражничать, токмо утром нынешним и закончили. Я домой пошёл, а он спать завалился на сеновале.
Едва сорвалось последнее слово с языка Иванова, как некая сила сбивает его с ног. Прокатился Иван-дурак на брюхе по полу и застыл, и лишь голос знакомый заставил повернуть голову:
- Что за шум, братия, а драки нет?!
Дыша свежим сногсшибающим перегаром, на пороге залы предстал во всей красе Змей Горыныч. Тишина ему в ответ звонкая.
- Али случилось что, - вмиг серьёзными стали все три головы. – Скажет-поведает кто?
Колобок молчит, насупившись; гости молчат; только муха летает да крыльями позванивает.
- А ты с Ивана-то пример не бери, -
