Эгирэ шла по тропинке через рощу и напряжённо прислушивалась. При малейшем шуме, который означал, что кто-то приближается, она принималась напевать и приплясывать.
Горный посёлок внезапно перестал быть тихим, там начали носиться вооружённые люди и ловить кого-то. Не успев заработать на еду, бродячая травница убежала из Квишедо, спустилась по ущелью вдоль Дарбъяна и выбралась на равнину.
Армаки могут совершать длинные прыжки, но делают это редко, в основном бегают – легко и ровно. Армаки могут бегать бесшумно. Мозолистые подушечки лап мягко приминают траву, когти вонзаются в землю при каждом шаге. У Эгирэ ноги болели от усталости, женщина мечтала о верховом животном…
Заросли с резким шелестом раздвинулись, и на тропу вымахнула пятнистая армака со всадником на спине. Животное будто плыло над землёй по колено в тумане, невесомо и беззвучно, а всадник выглядел так, словно в седле и родился. В глаза бросалось притороченное к сумке ярко-жёлтое одеяние, охотничий костюм облегал сухощавую фигуру.
Эгирэ неосознанно сделала шаг с дороги в колючий куст и застыла, взирая снизу вверх расширенными глазами.
-Эгирэ Киримэтта, - утверждающе произнёс мужчина.
Она чуть не рухнула от ужаса – через пол-материка о рядовой травнице дошли сведения до Верховного Жреца!
Она узнала его – высокого, жилистого, с суровым лицом без возраста и взглядом, который трудно прочитать и ещё труднее выдержать. Золотой нагрудный медальон, знак высшего сана, травница заметила в последнюю очередь.
На самом деле Тэнанчар просто прочёл имя женщины у неё в памяти.
Эгирэ замедленно кивнула.
-Что бродяжничаешь? Женщина не должна быть без семьи и без дома.
-Меня выгнали из посёлка… - ответила она высоким, резким голосом и, наконец, поклонилась низко-низко.
-То есть, не взяли в храм? Значит, ты плохая травница. Посадить тебя, что ли, в тюрьму, как отравительницу?
Женщина перестала дышать.
Он разглядывал её неторопливо и пристально. Накидка с цветочно-травяным узором поверх рубашки пропущена слева подмышкой и застёгнута на груди, закрывая только правое плечо, как у жриц старой веры, но никаких артефактов не видно, кроме дозволенной деревянной черепашки на шнурке. Лет бродяжке многовато, а тонкие способности не развиты. И в подручные не годится, и в соперники – тоже.
-Что за бесстыдная одежда на тебе?
Штаны Эгирэ, сверху донизу в разнокалиберных дырочках, напоминали звёздное небо.
-К-котята порвали… В следующем же посёлке заработаю на более новые!
Противников, которые от страха готовы сходу помереть, даже для развлечения стращать не интересно.
-Ладно, иди, свободна. П о к а свободна.
Он пришпорил армаку и ускакал – вместе с отрядом воинов, который обнаружился за его спиной.
Эгирэ села в траву там, где стояла, примяв листочки подорожника, имя которого носила. Точно назвала её учительница-знахарка – все пользуются, все топчут.
-Уф, пронесло! – с чувством произнесла травница вслух, голосом неожиданно низким и звучным.
2.
Женщины упорно лазали по горам.
Они видели, чем закончилась погоня, обрадовались, что беглец выжил, но не сумели заметить, куда он исчез.
Тарса первой добралась до места драки Лалги и Дэссоркена, обошла его несколько раз, определила направление и отправилась по нему.
Норавъяна плюнула на труп с разорванным горлом и принялась кружить по поляне с измочаленной травой, путаясь в следах местных жителей. Потом пошла по пятам за амазонкой.
Хюльчинда удержала Миуну от суматошного метания по горам. Ту обуревала жажда деятельности, но охотничьих навыков у городской барышни не было. Девушки стали наблюдать, придвигаясь всё ближе к более опытным соперницам…
Все встретились у того места, где кровавый след беглеца терялся неподалёку от Квишедо.
Женщины измерили друг друга хмурыми взглядами, особенно Хюльчинда и Норавъяна. Чей бюст пышнее? Затем обе воззрились на Тарсу. Неизвестно, правда ли, что амазонки раньше отрезали у себя одну грудь, чтобы она не мешала стрелять из лука. Современное оружие позволяло так с собой не поступать, и природное украшение Тарсы было при ней целиком и полностью.
Норавьяна подняла руку и заговорила, её зычный голос разнёсся по ущелью.
-Мы все отлично знаем, зачем тут оказались и кого ищем. Потом разберёмся, чей он будет, а пока нам надо объединиться. Мы все не очень умеем искать следы на камнях…
-Говори за себя, - буркнула Хюльчинда.
Амазонка усмехнулась.
Плантаторша тем временем продолжала:
-…Поэтому давайте поделим обязанности. Лучше всего ищем следы – я и, скорей всего, она.
Норавъяна показала на амазонку. Тарса снова усмехнулась и кивнула.
-Мы продолжим прочёсывать горы. Кто хорошо умеет разговаривать с людьми?
-Наверно, я, - тихо сказала Миуна, все посмотрели на неё, и она постаралась повысить вздрагивающий голос. – Я обучалась началам искусства красноречия.
-Пойдёшь в Квишедо. Может, кто-то там что-то знает.
-Я буду её охранять, - заявила Хюльчинда. – Мы пойдём без мужчин, так нам верней что-нибудь расскажут.
Они договорились о месте встречи и разошлись.
…Ира чувствовала себя воздушным шариком, из которого выпустили воздух. Ей бы со всех ног своих и армачьих броситься к месту драки, ведь маур, наверное, где-то лежит сейчас, раненый и беспомощный. А она сидит на стоянке, не в силах двинуться с места, и может только вспоминать.
Она мгновенно поняла, что из игломёта не попадёт на таком расстоянии, выхватила бластер и выстрелила. Она видела в оптический прицел человека так близко, словно стреляла в упор. Почему же теперь не испытывает ничего, кроме колоссальной усталости? Что же она за монстр такой? Ей полагается биться в истерике, блевать дальше, чем видит, и сходить с ума, ведь она же убила человека. А она сидит и радуется, что успела опередить герцогского наёмника, что маур жив, что Брен лазает по горам в поисках…
Брен умел читать следы не лучше других, поэтому не столько лазал по горам, сколько наблюдал в подзорную трубу за амазонкой и плантаторшей. Но оказалось, что наблюдать надо было вовсе не за ними.
3.
Кхано вышла на тихий двор и улыбнулась. Солнце село за горы, рыжеватые, розовые, сиреневые переливы на небе уступали место сине-фиолетовому и чёрному цвету всё больше. Замотанная работой, она уже и не помнила, когда последний раз вот так любовалась окружающим миром. Она вдруг поняла, что горы в вечернем свете – это очень красиво. Она вдруг поняла, что просто смотреть на них – это тоже радость.
Женщина вздохнула, мысленно возвращаясь к насущным делам, прикинула припасы. Горючий камень надо добыть в соседнем ущелье, а за дровами – спуститься на равнину, одолжив телегу и армаку. Неожиданный постоялец ввёл в расходы, пришлось готовить много еды, но Кхано об этом не жалела.
Лалга… Смешное прозвище. Надо придумать настоящее, эрминское имя. Едва оправившись от ран, он принялся за работу, и делал всё, что скажет хозяйка дома, да притом с улыбкой, весело, бегом. Прибрал в доме, передвигая тяжёлые сундуки, подмёл двор, натаскал воды из ручья, принёс топливо к печи.
Сама Кхано колола дрова, с одного удара разваливая полено надвое. Она показала Лалге обращение с топором, и он быстро освоился, но так же ловко у него не получалось, он сначала каждый раз примеривался и прицеливался. Метать подобное орудие почему-то было сподручнее.
Он помог замешивать глину, лепить кирпичи, обжигать их, делать раствор и строить купальню. Кхано восхищалась, как быстро он всему учится и как добросовестно, ровно и аккуратно укладывает глиняные бруски в стену.
И готовить еду не погнушался. Пристраивать лепёшки в раскалённую печь требовало немалой сноровки, Кхано не доверила это дело неопытному помощнику. Он месил тесто и лепил из него круглые плоские блины.
А уж что он вытворял в постели…
Женщина томно потянулась, хихикнула, счастливо вздохнула, припоминая, и посмотрела на пристройку, где спал самый необычный мужчина, какого она когда-либо видела.
Хочешь узнать человека – напои его. С не-человеком этот способ, скорей всего, тоже сработает, решила Кхано и к ужину достала из тайника большую бутыль вина.
Как ведёт себя мужчина пьяным, ей тоже понравилось. Не похвалялся удалью, не ломал мебель, только рассказывал морские байки, пел и смеялся. А потом заснул. Женщина твёрдо решила предложить ему остаться…
Она не обратила внимания на топот на деревенской улице, подумала, что пригнали стадо или кто-то вернулся с базара на равнине. Топот приблизился, в ворота загрохотали кулаками и сапогами. Кхано вздрогнула, закричала «кто там?», но ей не ответили. Засов вылетел из пазов, ворота распахнулись, во двор ворвались всадники в коротких жёлтых балахонах.
Их предводитель вскинул голову, словно повёл носом, и указал на пристройку. Кхано с ужасом поняла, что жрецы явились вовсе не за податью. Женщина хотела закричать, броситься в ноги, умолять, но взгляд Верховного будто обратил её в камень, немой и недвижный. Она могла только смотреть, как вынесли большой свёрток, из которого свисали двухцветные волосы, и погрузили на армаку.
Верховный жрец напоследок обернулся:
-Все, кто нужен храму, рано или поздно попадают в храм.
Отряд ускакал.
4.
Миуна весь день ходила по посёлку, улыбалась и разговаривала. Она объелась пряных кушаний до колик в животе, ощущала ломоту в мышцах лица, боль в ногах и пустоту в мыслях, и кое-как заставляла себя переставлять ноги, возвращаясь к стоянке следом за подругой и новой знакомой из посёлка.
Женщины у костра шутили и смеялись, но смех мгновенно смолк, когда они увидели двух припозднившихся товарок, их похоронные лица и рослую зарёванную квишедку, которую барышня и подавальщица привели с собой.
Горянку усадили возле костра, сунули ей в руки котелок и походный кубок. Она съела две ложки каши, сделала глоток травяного чая и, понимая, чего от неё ждут, коротко рассказала всё. Как беглец пришёл к её дому, как она перевязала его раны, укрыла в своём жилище, как он помогал по хозяйству, как потом явился Верховный жрец с отрядом и увёз её помощника.
Женщины долго смотрели друг на друга.
-Следы нашлись, - наконец мрачно сказала Норавъяна. – И что теперь делать? Верховный жрец – враг серьёзный, он владеет особыми силами. Об этом все знают, а мы ещё и убедились.
Кхано молча рыдала, Миуна смотрела на всех по очереди широко раскрытыми, испуганными глазами, Хюльчинда зло кривила губы.
-Ты больше не хочешь добывать награду? Струхнула? – насмешливо спросила амазонка. – А вы все тоже так думаете? Вы женщины или квиши тупые? Неужели мы сообща выхода не найдём?
Все молчали.
-Настоящие женщины не отступают! Я поеду одна, а вы сидите тут и тряситесь, как трава под дождём, - Тарса вскочила на ноги. – Счастливо оставаться!
По склону горы скатился камушек, из кустов с шумом вылетела птица и унеслась в темноту.
-Вообще-то я немного разбираюсь в том, чем этот Верховный там владеет, - буркнула Хюльчинда и
