корневище. Высоченные деревья и огромные, под стать им, корни, можно попробовать спрятаться под ними. Слепой крот-червяк, перекатами и ползками, двинулся под ближайший.
Курица наконец-то одолела пробку и с разбега ворвалась на лесную тропу, затихая. Раздался ненавязчивый топот, не так уж и далеко. Я затаила дыхание, слегка покалывало в районе сердца, хотелось залить в себя пару литров воздуха разом, но тогда меня услышат. Правая рука снова онемела, из-за этого почти не слушалась, возникло странное предчувствие, что туда попала какая-нибудь внеземная бактерия, кожа уже покрыта трупными пятнами, и вот-вот конечность отвалится. Хуже всего было глазам, если ножом можно махать левой рукой, то почти вслепую заниматься этим не айс.
Уймись, топот приближался, уймись и не паникуй, топот вдруг замер. Уймись, шипела я на себя мысленно. Возникло резкое желание оценить обстановку и выглянуть, но так как зрение не «агушеньки», то придется опираться на слух, а он сообщал, что птица шла в нужном направлении. Она могла пойти влево или право, но идет вперед. Плохо. Плохо. Плохо. Её нужно срочно отвлечь, банально; что-то кинуть.
Тонометр-куб? Ага, прощай, образцы, привет, нагоняй от начальства. Нож? Щ-щаз-з. Ни за что. И камней, сколько я не шарила под стволом, нет, одна трава, чтоб её…
Топот возобновился; с утроенной силой, вновь во всю мощь, курица взвыла, вой вызвал колючий ужас, запаздало добравшийся до моего сознания. Проникновенный ор внезапно захлебнулся, стал прерывистым, будто она выплевывала его и давилась собственным языком. Перед глазами стояли не мигающие глаза, пульсация угрозы от них и плещущаяся одержимость горем. ДавитьДавитьДавить, плескалось в них, давить всё на своем пути и горевать.
Страх сковал (чем же её отвлечь?.. Ну, чем?..), ему вторило непередаваемое чувство совести. Крик уже совсем близко. Под каким-то дурным гипнозом я чуть не выползла из укрытия, меня влекло пойти туда, кинуться прямо в лапы, в когти, тогда меня разорвут, и всё это прекратится, не будет боли и совести. Вовремя спохватившись, я сжала холодный металл. Он настоящий, он реален, остальное только гипноз или сон. Значит, я должна проснуться.
Пересилив чувство самосохранения, я перехватила нож поперек двустороннего лезвия, а не за рукоять. Этакая замена щипку, когда приводят себя в сознание, или пощечины. Лезвие тут же вонзилось глубоко в пальцы, я охнула от пореза, слегка придя в себя, стало скользко в месте захвата. Принялась цепляться за размышления, чтобы прогнать страх.
Мозг неохотно, но поддавался, заглушая шумом моря действительность. И, тем не менее, я продолжала терапию мыслями. Я думала о ножах. Что идеальных не бывает. Каждый клинок (глубже в пальцы, лезвие, надо глубже, до костей, чтобы пробрало) имеет свои сильные и слабые стороны. Это похоже на людей, не правда ли?.. Универсальное холодное оружие, с ним возрастают или убывают твои шансы на выживание, да… это зависит от выбранных тобою качеств. Самое лучшее в заточенном клинке, обход закона, на твой выбор куча характеристик, главное, чтобы это был не армейский штык или охотничий нож, тогда это уже статья…
Птица принялась разносить корни и стволы в щепки, ускоряя поиск или подначивая жертву к активным действиям. Однако, крушащая то ли врожденная, то ли появившаяся из-за обстоятельств сила впечатлила меня до глубины сознания. Не жалея лап, черепа и клюва, птица разнесла соседний ствол.
Видимость чуть улучшилась от обильного тока слез, некоторая часть яда вышла с ним, но изображению не хватало четкости. Меч блеснул в руках, солнце едва подмигнуло сквозь раскидистые кроны деревьев, и сталь отбросила белого зайчика. Я прерывисто выдохнула, хотя шанс не велик, но рискну. Солнечный зайчик радостно заплясал, направляемый мной в противоположную сторону. Птица отреагировала на обманку. Выждав, пока она не отойдет подальше, я решилась сменить дислокацию глубже в лес.
Курица по-вороньи прокудахтала «краау-ррра», топая за "зайчиком". Как же её хотелось передразнить. Пригнувшись, я перебежала к другому дереву. С прежней силой птица разрушила очередной корень, не находя меня, идет к следующему, нетерпеливо хрипя и возмущаясь. Я прячусь. Сквозь туманную пелену, подмечаю новое укрытие, наклоняюсь, оглядываюсь, перемещаюсь. Расстояние между нами увеличилось. Перебежками и оглядками, как в какой-то старой сказке о сборке ягод. Там вроде была ленивая, а, может, и нет, девочка, складывающая одну ягоду в корзину, за второй она тянулась, третью примечала… что-то в этом духе, да.
Автора вспомнить и точность текста не удалось, треск под ногой заставил остановиться и вздрогнуть. Сдавленно ахнув, понимаю всю тупость ситуации — не за всеми «ягодками» уследила. Я срезалась на сухой веточке. Боже, на дурацкой веточке.
— Это ж веточка! — воскликнула я, оборачиваясь на курицу.
Та, тяжело дыша, заносила лапу, чтобы покрошить корень, и так и замерла, обалдело испепеляя меня. Во взгляде так и читался укор – ах, ты, обманщица! Как ты могла!
Немые переглядки я прервала первая, убегая в чащу, уже напрямую, без виляний. Ветки и хвоя разлетались из-под ботинок, шелестя и шурша, птица с победным кличем ломанулась сквозь узкое пространство меж стволов, продолжая попутно портить древесину. Меня осенила внезапная догадка, что её поведение становится более бесконтрольным. Охота на меня, естественно, в силе, но это не ярость. Уже не ярость. Эмоции. Они затмили ей разум и способность просчитывать действия. Горе постепенно дошло до курицы, благодаря оттянувшейся расправе надо мной, этот фактор сыграл ей не в пользу. Время решило всё.
Догадка о потере контроля подтвердилась, оглянувшись и чуть не запнувшись, я увидела, как мой инквизитор приложил изрядную долю сил и умений, выдирая корни из земли и отделяя большой кусок от ствола. Кое-как отодрав, кое-как удерживая, птица умудрилась кинуть махину в меня. Оправившись от шока и созерцания широкой дуги полета данной махины, я почти в последний момент отбежала и нырнула под другой корень. Кусок дерева частично рухнул на него, на меня посыпались щепки, и зажало ногу, которую, матерясь трехэтажно, я еле вытащила. Черт… я либо спасусь покалеченная, либо сдохну в муках (как демократия)!
Эта беготня изрядно надоела, Петрович, я официально ненавижу тебя. Не-на-ви-жу.
Курица кидалась ещё раза три, но не так шикарно, как в первый, силы были на исходе у обеих. Видимо, иного выхода нет — её пора убить. Хватит оттягивать неизбежное. На нашем пути возник клапан из переплетений ядовитых лиан, вьюнков и веток кустарника. Пиздец, это тупик — вырвалась констатация, кажется, вслух, но SS думал иначе, и я, не успев сообразить, уже прорубала себе путь.
После первого же взмаха из натянутых артерий растительности брызнул ядовитый сок-кровь. Я зашипела от боли в плече, черная зияющая дыра в куртке тоже зашипела от попавших крупных брызг в открытую рану, в следующий миг правую руку окончательно парализовало. Я выхватила нож целой конечностью и иступлено попыталась расчистить путь. Галина бланка настигла меня, буль-буль, давно не виделись.
— КРррРАА-КРрА!
— Мля, да отвали ты от меня! — в сердцах попросила я, выдавая чудеса гибкости, отбрыкиваясь от клюва и извиваясь в сети лиан.
Я уже почти не рубила их, а ползла, как по канатам, только бы вперед, хотя бы на пару сантиметров. Птица упрямо щемилась и сотрясала сеть с попавшейся туда мушкой. Извернувшись под странным углом, я обрезала толстую лиану, впившуюся в горло, будто живая змея. С треском она лопнула и отскочила по куриному клюву, та вскрикнула, а я наконец-то хлопнулась на землю и освободила из пут ноги.
Тест на чудеса гибкости на этом не окончился. Живые, уже однозначно, растения сначала расступались, пропускали вглубь, а потом смыкались у шеи, связывая ноги и руки. Лился ручьями и норовил попасть в порезы и раны яд. Я жмурилась и плотно сжимала губы, берегла левую руку с ножом и молилась, чтобы правая была на месте — чувствительность в ней пропала, только скреблась фантомная боль. Курице, кажется, везло, как и мне, она странно булькала горлом, явно хлебнув яда клювом, при попытке обрубить эти путы и заклевать меня, притом её они тоже душили.
Не лианы, а ложно-лианы, сообразила я. Надо же как вовремя. Хищные папоротники, яд которых сильнее яда лиан, вызывает паралич, застой тока крови, а следом происходит асистолия*. От центрального цветка папоротника отходит система гибких и шевелящихся канатов-лап, они плетут ими ловушку, впрыскивают яд жертве, умерщвляют, а потом тянут в центральный орган, во рту которого переваривают даже кроликов. Если жертва слишком крупна, не проблема, её складывают в рот кусочками и, также, переваривают. По виду, они ничем не различаются; лианы папоротники, папоротники лианы. Что мне дает сиё открытие? Ха. Нам крышка.
Безумно радуясь нашим перспективам, я покрепче сжала рукоять и поменяла позу, на более удобную для атаки. Убивать — чтобы жить, твердила я мантру, убивать — чтобы жить, только так. Я активно замахала Мечом Выживания, окончательно продумывая этапы цели, живые канаты тоже активизировались, но мой всплеск скорости оказался выше, и мне удалось встать на ноги. Как по заказу они расступились, принимаясь за жертву, коя крупнее и медленнее, давая мне небольшую фору.
Пользуясь возможностью, я размахнулась, сколько позволяло пространство, и шагнула навстречу курице. Приоткрыла один глаз, занесла руку над головой, «достать и ударить» обрывочно вклинилась мысль, и я ударила. Птица резко отшатнулась назад, дернув за собой меня, вцепившуюся в рукоять меча, и заревела. Я уперлась в её грудь ногой, выдирая оружие, из крупной дыры густо заструилась кровища, подготовилась ко второму, контрольному удару, вложила силу и вонзила по самую рукоять. Оглушающий рёв бьёт по перепонкам. Запястье обожгло, открываю глаза, хищное растение переплелось вокруг него дважды и сжималось. Раздался хруст, я застонала и упала на колени, выпуская SS и поднося руку к лицу.
Лиловая опухоль тут же растеклась по всему запястью, увеличивая его диаметр раза в два. Не успела я придумать, как быть дальше, как лодыжку тоже стало обжигать, а сверху навалилась всей тушей курица, и грязно-желтый клюв мстительно погрузился в район ключицы на 10-15 сантиметров вглубь, раскрылся внутри, и вытянул какую-то мышцу или жилу наружу. Сдавлено вскрикиваю, сердце гулко екает, весь правый бок парализован и не чувствует боли, но становится дурно от одного только представления, насколько это ДОЛЖНО быть больно.
Не даю растению обвиться вокруг ног, птица вновь наклоняется, но повисает на впившихся в её грудь канатах, тем самым не дотягиваясь до меня. Рукоять SS расплывчато мелькает перед глазами и убегает вверх, рывком кидаюсь за ним, хватаюсь лиловой, но уже багровеющей слабой конечностью и не могу удержать, выскальзывает, кисть не слушается. Вновь на коленях. Птица раскрывает клюв, кажется, издает звуки, но я перестаю слышать, а зрение вновь падает. Миг, и три толстых каната резко сдавливаются на её корпусе и прорезают курицу насквозь, три части разъезжаются, орошая меня горячими ядовитыми потоками. Мокро, горячо и липко всему моему лицу, шее и телу, дикая
