шикнула на нас, а потом махнула кистью:
– Варя, ты ж химик, глянь, тут всё… в чём-то. И воняет.
– Пф-ф, – произнесла я, но, конечно же, пошла, ведомая любопытством. – Пятерка по химии не значит, что я химик.
– О, по отмазкам пошла. Просто скажи, что это за… хрень? – спросила Лиза, когда я почти допрыгала по «кочкам» до разлома.
Я нахмурилась, немного покоробленная вопросом, он был произнесен проникновенно, с глубоким недоумением и искренне. И тихо. Видимо, именно этим мне и не понравился вопрос более всего. Он задан был – мне – не кому-то. По коже побежал холодок. Я тяжко вздохнула, сегодняшний день превысил лимит странных предчувствий и предположений. Превысил. Теперь уходит в минус.
Ноженьки отказывали хозяйке и тряслись от слабости, из-за прыжков стало туманиться в голове. Я неловко оступилась, и металлическое острие обломка радостно собралось насадиться на мою голень. Лиза быстро выкинула руку помощи, я схватилась за её ладонь и повисла подобием угла. Она криво усмехнулась, сжимая кисть, и подтянула к себе «утопающего». Нехотя отступила на шаг, уступая место на обломке рядом и сразу же, не теряя времени, направила мой взор, куда требуется.
Я и не думала, что пропускной пункт находится под поверхностью земли. И там действительно всё было… в чём-то.
Я коротко охарактеризовала Это своим «любимым» красным словцом.
– А поточнее, нэ? – Лизе словцо не показалось информативным.
– Что там? – крикнул Паша, зачем-то складывая ладони рупором.
– Ну-ка! – возмутилась Лиза и схватила меня за целое запястье, когда я собралась спрыгнуть внутрь бетонной коробки, под землю. – Других останавливаем, чтобы не мешали делать это тебе?!
– В точку, – подтвердила я, подумывая, что было бы неплохо, если она повредит мне правую кисть. Захват оказался стальным.
– Тогда вместе! – Лиза встала в стойку, уже готовая прыгать вниз, и усилила нажим.
– Нет.
– Да.
– Нет, – упрямо гнула я линию, закипая.
– Пидора ответ, – гениально аргументировала Лиза позицию. – Да.
– Хуй на, – не менее аргументировано противопоставила я свою в ответ. – Нет.
Мы тяжко выдохнули, пожирая друг друга глазами, как бы испытывая на твердость (или твердолобость), и, наконец, расцепили руки. Запястье осталось целым, но синяк обеспечен. Отсюда два огорчения: раз, я до сих пор дееспособный ученик, ну, и, два, никто из нас не собирается идти на компромисс.
– Рано-рано два барана постучались в ворота, – припомнила я детский стишок.
– Очень в тему, – согласился второй баран, потому что первый - определенно я. – Ну, хорошо. Значит, вариантов нет… – сказала она с придыханием, понуро опуская голову и складывая мне руки на плечи.
Мои брови вопросительно изогнулись в ожидании, а потом Лиза подняла филигранно жалобно-просящее лицо: – Ну, пожа-а-алуйста?..
Я хмыкнула, сбрасывая чужие конечности, и стараясь не смотреть в огромные глаза, с внезапно красивым частоколом из длинных ресниц. Вах… в ней есть что-то женственное, поразительно – наполовину иронично подумалось мне.
– Ладно, – вынужденно пожала я плечами. – Но только из-за твоих прекрасных ресниц, – теперь ирония была не наполовину.
Перед прыжком мы синхронно усмехнулись, поглядывая друг на друга, как бы подначивая – отступишься? Ни за что, – решили оба барана. Павел вновь окликнул нас, призывая соблюдать инструкцию и закон. «Летс вниз», скомандовала Лиза, и мы, на счет три, спрыгнули.
Вонь заправской скотобойни накрыла с головой, дыхание перехватило, у меня стало резать в глазах от такой ядовитой концентрации. В пору надевать противогаз. Сдавленно вздохнув, Лиза пошатнулась и прислонилась к стене, но тут же отпрянула от нее, брезгливо отирая руки о штанину.
Нет, на скотобойне пахнет гораздо приятнее, делала я промежуточные выводы, разглядывая помещение. В чём-то… в людях. Стены, пол, потухшие мониторы, клавиатуры, приборы сканирования – в людях, будто измельченных, не то, чтобы в мясорубке – в блендере. Тщательно и на несколько раз. Однородная бледно-красная масса – кости, кожа, органы, и, конечно же, кровь. Для лучшей вязкости… однородности, не зря кровь является соединительной тканью.
Я подошла к одному из двух мониторов. Клавиатура была покрыта равномерным слоем густого (сиропа, протертого с сахаром – как ни в чем не бывало, провело аналогию воображение). Зачем-то я нажала на пару кнопок; техника, само собой, не отреагировала. Всё обесточено. Всё в каше из человечины.
Желудок жалобно затрепыхался, выворачиваясь наизнанку. В воздухе повис едкий запах чего-то лишнего, ядовитого. В голову упорно лезла фраза, это – консервант для сиропа, протертого с сахаром. От мыслей отвлек шепот Лизы:
– Можешь не отвечать, в чём.
Она продолжала избавляться от консистенции, в которую вляпалась. Пройдясь вдоль мониторов, до прибора сканирования, я облобызала пальцами и его. Ноль реакций техники, зато биомасса тут была больше похожа на студень, а не сироп.
– Ну, дак съешь, раз похож… – иронизировала Лиза.
Я тяжело вздрогнула, как будто что-то мешало и тормозило процессы, снова выныривая из мыслей, как из (студня, сиропа, каши) болотной тины.
– А?.. Я вслух?
Лиза промолчала. Даже баклажаном не назвала – обидно-то как. А, может, что-то мешало и ей. Закусив губу и стараясь не дышать, я зачерпнула «студень» и поднесла поближе к лицу, чтобы…
– Нет, я не собираюсь это есть! – ответила я на Лизин вопросительно-абсурдный взгляд. – Вот, сама глянь.
С этими словами я протянула ей руку со своей маленькой находкой. Кусочек затвердевающей массы отделился от основного куска, беззвучно упав на пол. Лиза отшатнулась, яростно протестуя. Но потом сплюнула – плевок лег рядом с упавшим кусочком – и заставила себя тоже разглядывать.
Биомасса была пронизана волокнистой бело-серой сетью. Тонкие, но плотные нити собирались в узлы и пучки, образуя единую систему, сквозь которую с трудом проникал палец (очень плотный студень). В узлах и пучках были черные вкрапления, они едва заметно перемещались и сжимались. Как любитель давать идиотские названия и сравнения, я наградила черные вкрапления почетным званием реактивных ядер. Движутся ведь, да и черные (аргумент) - по-любому, ядра.
Нити дергались, постепенно опутывая насквозь массу в моих руках, открыв рты, мы были не в силах перестать наблюдать. Тем более через некоторое время волокна стали закручиваться и извиваться, выявляя странные узоры. Это напомнило игрушечный калейдоскоп, что был у многих в детстве.
На поверхности раздался оживленный шум и гул мужских голосов. Мы встрепенулись и обменялись взглядами. Наваждение и заторможенность сняло, как палочкой волшебной. Ругнувшись, Лиза сама принялась вытирать мою руку о мою же форму. Студень не желал отлипать, нити, казалось, хотели пустить корни мне в кожу и кости.
– Не тормози, ну!.. Убери с себя эту дрянь, живо!
Я подняла голову наверх, уже самостоятельно очищая пальцы и прислушиваясь. Наверху голоса приказывали отойти от разлома, угрожали лишением каких-то прав и велели бежать со скоростью света писать объяснительные на имя директора. Весь класс давным-давно уже был на базе, кроме нас. Да, фортуна от парней уже отвернулась, если нас здесь застукают, а зона запретная, то придется худо.
– Пс, линяем, – сообщила мне Лиза и нырнула в тоннель под базой.
Спорить я не стала. Слинять – потрясающая идея. Жаль, не я предложила. Замешкавшись на входе в темный округлый коридор и дав автору идеи убежать вперед, я отцепила куб. Рывком прорвав плотную сеть, я окунула его в студень; противный писк, образец получен. Да возрадуется сюрпризу «Моё Правительство».
Напоследок я взглянула на пол. Упавший кусочек и плевок Лизы слились вместе и разрастались. Серые волокна, движимые реактивными ядрами, ползли в разные стороны, утолщались и крепли. Где-то в глубине растущего узла-клубка доносилось хлюпанье. Голодное хлюпанье – шепнуло разыгравшееся воображение. Слюна, будто катализатор, ускорила какой-то процесс, и разномастные биологические жидкости пришли в движение. Активное движение. Мне бы тоже пора.
