Пара-а-а-ша. Пара-а-ша. – ноет старческий голос из соседней комнаты.
- Да иду я, баб Маня. Иду-у.
- И когда только она богу душу отдаст? Совсем
извела. И жить не живет, и помирать не помирает. – выговаривает своей женушке, начавший было засыпать Иван Васильевич.
- Побойся бога, Иван. – шепчет дородная Прасковья Васильевна, отрывая свое пышное тело от теплой постели. - В её квартире живешь. Деньги её тратим…
- Да пошла она… - беззлобно бормочет муженек, отворачиваясь к стене.
- Вот и пошла… Чё бы мы сейчас с тобой делали, если бы не баба Маня? Куковали бы в твоей Рогожке. Ты – на своей конюшне, а я – в свинарнике.
- И когда только её приберет боженька? – настырно держит свою линию Иван. – Детей схоронила, родственничков со свету сжила, а самой ничего не делается. Куда уж больше? Девяносто восемь весен оттрубила, а сносу нет.
- Ив-а-а-н! А не нравится, поезжай на свою Тутайку. Никто не держит. - срывается Прасковья и тычет кулаком в спину супруга.
- Смотри, Параха, умчусь на вороных. Искать будешь. В Рогожке меня любая под одеяло пустит.
- Ой, да кому ты нужен? Старый пенёк! Внуков куча, а он туда же!
Прасковья Ивановна сползает с постели и шаркающей походкой идет в соседнюю комнату. Иван слышит, как Параша незлобно выговаривает бабе Мане свое недовольство, мол, что ночью все нормальные люди сами спят и не мешают спать другим. Слышен перезвон ковшика и кастрюли. Потом монотонный женский разговор.
Иван Васильевич постепенно погружается в объятия тяжелого сна…
- Слышь, Вань. – тычет его под бок Прасковья Ивановна – Сёдня врачиха приходила…
Иван Васильевич вздрагивает. Прерванный сон еще некоторое время владеет им. Наконец, он понимает, что вернулась его благоверная.
- Вот чёкнутая семейка! – сердится супруг. – Чувствую, что бабу Маню мне придется встречать на том свете! – вполголоса ворчит он. – Ты чё, совсем спятила? Знаешь сколько времени?
- Да ладно тебе. Гляди уж, раскипятился. И чё ты круглые сутки дрыхнешь? В деревне-то мужики глаз не смыкают, а ты всю жизнь словно на пенсию вышел…
- Ну, Параха, ты меня достала! Спи!
- Да послушай чё я тебе скажу. Врачиха-то сказывала, что у бабы Мани здоровье никудышное только по части костей. А что касается сердца, то его хватит еще лет на сто...
- Вот я и говорил. Лет через сто буду встречать бабу Маню на небесах.
- Да погодь, ты, говорю. Дак вот. Врачиха прописала лекарство, которое бабулю на ноги поставит. Токо как подсчитали что к чему, у меня в глазах круги пошли. Флакончик таблеток целых четыре сотни нам станет…
- О чем ты кудахчешь? – окончательно просыпается Иван Васильевич. – Четвертый месяц Вовке костюм справить не можем. Восьмой класс это не хухры-мухры. Взрослый парень. А ты про лекарство о четырехстах целковых! Совсем что ли! - заботливый дед крутит пальцем у виска, давая понять своей благоверной, что у нее «не все дома».
Кряхтя, он перелазит через необъятное тело Прасковьи Ивановны, достает из тумбочки початую пачку «Беломора». Закуривает.
- Вот черт старый! Иди коптить в кухню! Дышать нечем.
В комнате становится совсем тихо. Слышен лишь мерный ход старого будильника. Под эту железную мелодию Прасковья погружается в сон….
Через некоторое время возвращается курильщик.
- Слышь, чё я тебе скажу. – заговорщецки шепчет Иван Васильевич на ушко своей благоверной.
От него крепко разит прогорклым табачным дымом и спиртным. Прасковья мгновенно сбрасывает с себя сон и с полу-лёта рушит весь свой гнев на своего благоверного:
- Ты чё на ночь глядя сивуху глушишь? Совсем алкашем сделался! Моду взял…
- Да полно тебе, Параха. Я самую малость отхлебнул…
- Знаю я твою малость. Завтра же все вылью в канализацию. С этим самогоном беды не оберешься…
- Да ладно тебе, зануда. Хоть бы ночью поубавила…
- А ты чё себе думаешь? Сердце-то как старый башмак, а туда же. Гу-ля-ка!
- Че ты, в самом-то деле? Ну, хорошо. Хорошо. Будь по-твоему. Токо послушай меня.
- И слушать не хочу…
- Да перестань ты брехать почем зря. Дело хочу сказать! – повышает голос Иван Васильевич и снова переходит на шёпот. – Ведь что получается. бабе Мане теперь уж никакие таблетки не помогут, а денег за них целый воз и маленькую тележку надо вывалить.
- Опять за своё? Тебе не совестно так говорить? Слушать противно.
- Да ты послушай до конца… Давай мы ей каких-нибудь дешевых таблеток положим в красивую упаковку, да и скажем, что они самые сильные и для её хвори лучшего не придумаешь.
- Да ты чё, Вань! А вдруг отравим? - вздрагивает сообразительная Параша.
- Не-е-т. Не отравим. От какого-нибудь там аспирина-то никто еще не окочурился. Да мы ей по малой дозе выдавать будем.
- Ой, прям не знаю чё делать! А вдруг…
- Никаких вдруг. Будем наблюдать. Как только чё, сразу врачиху вызываем.
- Боюсь я, Вань. Рука не поднимется… А врачиха вдруг прознает? Знаешь какой шум поднимется?
- Да чё ты ботаешь? Нынешний врач, дай бог, касторку от постного масла отличит. А ты "шум поднимется"…
- Боязно, Ванюха! Ой, боязно…
ХХХ
… Наутро, ни свет, ни заря собрался Иван Васильевич в аптеку за лекарством. Да так, чтобы баба Маня слышала шумит своей Прасковье:
- Давай старуха деньжат. Лекарство-то дорогое.
- Можа не надо эту лекарству мне? – кряхтит баба Маня. – Теперь мне одна дороженька. Без лекарства обойдусь.
- Нет! – твердо стоит на своем Иван Васильевич. – Врачиха сказывала, что это лекарство самое чудодейственное! Враз на ноги любого человека ставит! Помнишь Ивана Старостина? Царство ему небесное! - крестится Иван на икону. - Дак после этих пилюль он умудрился раз даже напиться! И ты у нас польку-бабочку еще спляшешь.
- Ой, спасибо тебе, Ванюша. – стонет баба Маня. – Душевный ты человек. Возьми-ка там, под бельем в комоде сотенную бумагу. На черный день берегла.
На том и порешили.
ХХХ
…Через полчаса Иван Васильевич стоял у окошка «Отпуск лекарств без рецепта».
- Дочка, ты мне подешевше чё подбери?
- Вы что? Ботинки пришли покупать? Болит-то у вас что?
- Да так. Не пойму. Хвораю я крепко... Простуда…
- К врачу надо обратиться. Он вам и пропишет лекарства.
- Да не нужен мне врач. - упорствует Иван Васильевич.
- А что все-таки с вами?
- Да вот температура…
- Ну, возьмите тогда аспирин.
- А сколь за него надо?
- Вы льготник?
- Да.
- С вас… - молодая аптекарша потыкала пальцем в свой калькулятор. – Платите в кассу три рубля за один стандарт.
- А пять можно?
- Пять стандартов?
- Да.
- Можно. Пятнадцать рублей…
ХХХ
…Через некоторое время Иван Васильевич уже сидел в собственной спальне и тщательно выковыривал из бумажной упаковки белые таблетки. Потом он достал из кармана ладный пузатый флакончик коричневого стекла, увешанный диковинными этикетками, и ссыпал туда всю добычу. Стопку аспириновых упаковок он аккуратно собрал и сунул в карман…
ХХХ
- Пара-а-ша. Пара-а-ша. – стонет баба Маня. – Нет моченьки.
- Сейчас. Сейчас, баб Маня. – кричит из кухни Прасковья. – Сейчас приду. Тут у меня лук подгорел.
- Чё, баба Маня? – на пороге появляется Иван Васильевич. – Чё болит-то?
- Да всё, сынок, болит. Спасу нет.
- А я тебе купил дорогих таблеток. Враз на ноги поставим. Врачиха сказывала, что это лекарство выдают токо большим начальникам. Всю хворь, как рукой снимает. Сильнее не бывает.
Иван Васильевич убегает в соседнюю комнату и через мгновение появляется с таблетками.
- Вишь. – поднимает он торжественно бутылочку над своей головой - Не по-нашему даже написано. Врачиха предупредила, чтобы потребляла ты их малыми дозами и обязательно запивала крепким чаем. После приема таблетки надо целых два часа лежать молчкоми не шевелиться. Обязательно! Если слово одно молвишь, пиши пропало: все деньги на ветер! – складно врет Иван. - То ли мне заодно с тобой …
- Дак куды уж мне подыматься? Я и так бревно-бревном валяюся.
- Ничё, баб Маня, через пяток деньков плясать будешь…
- Чё вы тут секретничаете без меня? – вплывает в комнату Прасковья.
- Да вот. Дорогого лекарства купил. Пусть баба Маня подымается. Залежалась.
- Да ты чё? А ну покажь.
- Смотри. – протягивает ей Иван пузырек. – Врач сказывала, что их нельзя переборщить. Токо по пол-таблетке и обязательно крепким чаем запивать. К следующей пятнице баба Маня как молодуха вскочит с постели.
- Да ты чё? – картинно удивляется Прасковья. – Неужели? Надо же так! До чего додумаются люди?…
- Вот те крест. – нисколько не смутившись крестится Иван Васильевич. – Проверено на многих людях. Токо не все в состоянии купить такое зелье. С меня, правда, скостили малость. Льгота. Дай-ка пузырек.
- И скоко ты вывалили за него?
- Скоко вывалил, стоко вывалил. - умело парирует находчивый Иван.
Он бережно берет из рук жены пузырек и открывает его. Подносит к своему носу:
- А пахнет как! У-у-!
- Дай мне нюхнуть! – взвизгивает Прасковья и не дожидаясь, пока Иван поднесет к ее носу пузырек, сама наклоняется над ним. – Черемухой шибёт. Цветком. Знаешь, когда в мае заморозки вдарят, точно так же пахнет. За-а-пах!
- То-о-чно! Ладно. На. Командуй. И помни о напутствии Полины Васильевны. Она-то уж подняла на ноги не одну сотню хворых…
- Спасибо тебе, Ванюша! Ой спасибо! - кряхтит баба Маня и крестится, повернувшись к воображаемой иконе. - Добрый ты человек. Дай бог тебе здоровья.
- Ты давай заканчивай валяться.
ХХХ
… Неделя пролетела незаметно. Внучка исправно кормила чудодейственным лекарством свою кровную бабулю, ни сном ни ухом не предполагая, что та действительно воспрянет от навалившихся на нее напастей. А баба Маня свято соблюдала режим, продиктованный Иваном: молчать после приема таблеток. И так ладно у них покатилась жизнь!….
… Аккурат в пятницу, отправив Ивана на работу, Параша забылась в тяжелом утреннем сне.
***********
Ей привиделась Матвеева заимка, дед Степан с его вечными шутками:
- Ну, чё, внучка, не завела себе ещё хахаля?
- Что ты, деда? - смущенно отмахивается Параша. - Мне Ивана за глаза. Прям, как малое дите. Токо на горшок не вожу. То одно, то другое. Вон, вчерась, смотрел-смотрел душещипательную картину по телеку, да и сердце прихватило. Пол-ночи промаялась. То воды подай. То давление померь…
- Это ты правильно делаешь… Мужа надобно уважать… Кормилец, всё-таки…
- Да уж…
***************
- Па-ра-ша. Па-ра-ша. - жаркий шопот ожёг ухо.
Прасковья вздрогнула от неожиданности, почувствовав на своем плече робкое прикосновение чьей-то руки. Резко села на кровати.
- Параш. Мне бы поись чё. А?
Перед ней стояла сгорбившись баба Маня.
- Ты чё? Ты чё?- залепетала, еще не стряхнувшая с себя сон внучка. - Чё вскочила-то? Я щас.
- Да поись бы мне. Червячка заморить.
- Дак счас. Ты ложись. Ложись.
- Не, Параша. Иван сказывал, что в пятницу я встану.
- Да чё он мелет? Ботало. Тебе вредно подыматься. Приляг…
Оправившись, наконец-то, ото сна, Параша ущипнула себя: «Наважденье, да и только!» Перед ней действительно во всей красе в накинутой прямо на ночнушку старой шерстяной шали стояла её бабуля.
- Да проснись же ты! - нетерпеливо прокряхтела баба Маня. - Вишь, я уже на ногах?
- Ну, пойдем, коли не шутишь. - недовольно пробурчала внучка и поплелась нехотя за бабой Маней. - Пойдем на кухню...
- Мне ба, Параш, капуски квашеной. Шибко кисленького захотелося.
- Да счас я. Погодь малость. Вчера только на ямку ходила. А може
| Помогли сайту Реклама Праздники |