Ездил Ванька на электричке. С да-авних пор.
Ещё в родном своём неповторимом городе. В те времена, когда мало кому и в голову-то приходило ездить в общественном транспорте «зайцем». Разве только что, некоторым малосознательным категориям граждан. А также и мальчишкам. Каковым и был тогда Ванька, когда ездили они в живописный пригород воровать ползком средь бела дня клубнику в огородах зажиточного частного сектора.
Как всё тогда было прекрасно! Чудные летние дни. Великолепная природа. Море. В сочетании с яркой лесной дальневосточной зеленью. И, наконец, вожделенный вкус крупных и сочных любимых его ягод клубники. Служивший, можно сказать, некоторым вознаграждением …за и без того сыпавшие на мальчишеские головы светлые радости жизни. Кто бы мог тогда подумать?..
Что такие же точно, как тогда, электрички станут местом совершенно иных, куда более безчеловечно-чувственных действ. Ванька и представить себе не мог бы никогда, что в весьма зрелом уже возрасте, вынужденный ездить на работу на электричках, то бишь, сугубо ради физического выживания в этом мiре, будет бегать он в коллективных, если не массовых, электричненских забегах на средние дистанции на разных железнодорожных платформах. И не из любви вовсе к приключениям или к «экстриму» некоторому (от которых, честно сказать, устал уже он изрядно). Я уж не говорю о чувстве собственного – просто человеческого – достоинства. Отнюдь. А по необходимости. Благо, неплохая, как ни странно, физическая форма его позволяла ещё быть повыше даже многих из молодняка.
Ибо, если бы он честно оплачивал свой вынужденный проезд на многие километры, в соседние районы, из тех жалких копеек, что там зарабатывал, то на что тогда было бы и жить самому-то Ваньке с семьёй его немногочисленной? Учитывая то, что ежемесячно вынужден был он неуклонно оплачивать ряд обязательных, никак необходимых плат. И так-то… Как рыба об лёд… Тем более, что, видел Ванька – не во снах, а наяву – в конторе, где размер оплаты проездов этих устанавливают, коридоры, заполненные множеством предельно упитанных свиных рыл (да простит Господь ему восприятие его!) в помпезных шёлковых костюмах и с повадками хозяв жисти (нынешней). Оттого-то – хошь-нехошь – и приходилось Ваньке заниматься неустанно «спортом», электричненским.
Видел Ванька и безчисленные электрички, сплошь набитые спящими людьми, хоть утром, хоть вечером, то есть, едущими за тридевять земель, как на работу, так и с работы. Не просто по делам, как раньше, в годы отрочества, юности и молодости его, а исключительно в целях выживания, зарабатывания хоть какого-то, скудного наполнения стола своего.
«Вот это так государственный рай!» – думал себе Ванька. «Загнали всё подмосковье – кому деваться некуда – в тесные электрички, мотаться ежедневно туда-сюда, и предъявляют самодовольно вынужденным ездокам, «от фонаря» придуманные, проездные цены, мало сопоставимые с доходами «подопытных», да ещё и облавы контролёрские регулярно устраивают на «зайцев» подлых, обречённо-вынужденных», – не слишком добро мыслил Ванька. А потому загнали, что поуничтожили всё производство и любые трудовые дела по месту жительства миллионов людей из числа «мирного населения». И это – в центре России, в непосредственной близости от бывшей столицы народа Русского, Москвы. Или, как называют её нынче, Москвабада. Что уж там говорить о регионах Руси, чуть более отдалённых…
Уж и не знаю, что к размышлениям этим Ванькиным можно было бы добавить. Может быть, только то, что вряд ли у спящих электричненских, находится время для наслаждения бравурными ТВшными слоганами, типа такого: «Мы многое можем! Мы многого достигли!!!». Наверное, они гораздо лучше воспринимаются из Куршевеля. Ну, да нашим не до того. Нам бы: дай Бог здоровья – от контролёров улепетнуть…
А посему возвернёмся-ка мы лучше к делам другим, творческим. То есть к разнообразному творчеству электричненскому. Впрочем, случился как-то с Ванькой маленький, почти что забавный, эпизод, к творчеству артистическому отношения не имеющий. Отвлечёмся чуть на него.
Однажды в вагонной толчее произошло мелкое какое-то, незначительное недоразумение (что иногда случается). В результате чего недовольный чем-то рослый мужик кинул Ваньке: «Ишь ты! Д-демократ!!». Поначалу Ванька впал в некоторое недоумение: почему это именно его и именно так обозвали? А то, что обозвали, сомнений никаких быть не могло. Это однозначно вытекало из тона и того неприязненного выражения, с каким было сказано. Но потом Ванька даже и порадовался. Порадовался тому, что термин сей и иные, подобные ему, производные, активно и беспардонно эксплуатирующиеся ныне лукавнующими мiра сего в их грязных социально-политических играх, некоторыми людьми воспринимаются и используются не только в качестве отрицательной характеристики, но даже и как оскорбление. «Здорово! – думал Ванька, – Как же иногда, вопреки тотальной зомбирующей телепропаганде власть имущих, мир живой может проявляться и открываться: по-разному и неожиданно»…
Ну а теперь – к самому делу.
В рассеянские времена каких только лицедеев не видывал Ванька. Прежде всего, конечно же, политических вещунов, разной степени лживости, беспринципности продажной и подлости. Повыползавших массово на улицы уголовных напёрсточников и прочих «лотерейщиков». Разнообразнейших «нищих», увлечённо – и иногда небесталанно – исполнявших роли в своём ремесле.
Однажды в московском метро увидел вдруг Ванька какое-то согнувшееся в три погибели неопределённого сорта существо с вывернутыми как-то внутрь ногами, ползшее молча с вытянутой рукой, и шаркая тапочками по полу, вдоль по вагону. Когда сущ-во проползало мимо Ваньки, он заметил, что изображаемая «вывернутость» ног достигалась незамысловатым приёмом. Просто ноги были вставлены в смятые тапочки не то, что поперёк, а как-то наискосок. Вот тебе и новоиспечённый «инвалид», несчастно-молчаливый. Ванька несколько иронично пронаблюдал ненавязчиво за «страдалицей» (как казалось). Дошаркав до конца вагона, та устало присела на сиденье, почти что в позе роденовского «Мыслителя», склонившись на руку. И тут Ванька увидел из-под прикрывавшей руки острый, как шило, шельмовской взгляд молодых искристых глаз, направленный назад и цепко оценивавший обстановку. Ну что тут можно добавить?..
То есть, в этой рассеянской матрице множество самых разных людей, практически всё дееспособное население огромной страны всячески пыталось, и пытается, обрясть свой скудный кусок какой-нибудь еды. В отличие от куршевелевских или, там, «думских», кремлёвских и иных-прочих, того же сорта многочисленных деятелей. Печально только, что все эти попытки находятся вне сферы созидательного, действительно творческого, производительного труда. На благо своего Отечества и его народа.
Электричненские же артисты всех дарований и уровней – от высоких до примитивных – тем уже только заслуживают уважения, что пытаются доступными им средствами ЗАРАБОТАТЬ свой хлеб. Перечислять же всё их разнообразие нет никакой возможности.
Особенно много народа ходило по электричкам в девяностых - начале двухтысячных годов. Шли они тогда практически безконечной цепочкой друг за другом: попрошайки всех мастей, торговцы разнообразные, артисты такие же и т.д., и т.п. Поначалу люди достаточно активно откликались и подавали страждущим и жаждущим. Со временем все ко всему привыкли, и воспринимать всё и всех стали уже гораздо более равнодушно. Ко дню сегодняшнему остались в основном активные торговцы и нечастые попрошайки (не всегда в отрицательном смысле) и артисты.
Ванька подавал нечасто. Не из чего было особо-то подавать. И избирательно. Только тем (когда было хоть что-то дать), кто вызывали некоторое доверие, а среди артистов: немногим тем, чьё творчество трогало сердце его, а также и тем явно обездоленным, кто вызывали жалость: каким-то бабушкам-дедушкам, пытавшимся неумело петь советские или даже христианские песни.
Других артистов было многое разнообразие. Одно время были какие-то шустрые цыганского вида мальчишки, один из которых лихо шпарил на гармошке, а другой бодрой скороговоркой отрапортовывал приблатнённые песенки. Были разные, разного уровня, как правило, весьма невысокого, гитаристы. Кто с чем, иные и со своими – тоже малоинтересными – песнями. А некоторые, так и вообще, пытались сбывать самопальные диски, на которых запечатлели самобытное (если не самоценное) своё творчество. Были исполнители с разного качества электронной аккомпанирующей аппаратурой, порой даже и высококачественной. Но вот исполнение, всё же оставляло желать лучшего.
Один музыкант с длинным хвостом волос из Ванькиного же города под такой аккомпанемент на какой-то электронной флейте с клавишами вместо дырочек постоянно исполнял широко известные мелодии, вроде «Одинокого пастуха». Но делал он это, совсем как школяр, тычущий одним пальцем в клавиши пианино. Ванька думал при этом, что если бы он занялся этим, то, хотя бы немного, и посвинговал бы в некоторых местах мелодии, то есть, поперебирал бы несколько пальцами. Естественно, Ванька не обращал никакого внимания на этого «орфея». Хотя сами по себе мелодии были неплохими.
Видывал Ванька и некоторых профессионалов-виртуозов. Один из них был даже и не в электричках, а в подземном переходе станции города П…… . Каждое утро тот радовал спешащие на электрички толпы игрой на баяне и даже обогащал своё исполнение отбиванием ногой ритма на приспособленном для этого бубне. Исполнял он разные известные песни или даже попурри из песен. И делал он это безусловно профессионально и почти что виртуозно. Если бы не одно «но», к которому вернёмся мы чуть позже.
Однажды в электричке увидел он пару людей с аккордеонами, которые, как на сцене, вполне профессионально дуэтом исполнили какую-то популярную пьесу. И тоже – почти что виртуозно. И опять, с тем же самым «но». Может быть, и не очень заметным для обычной публики, не слишком искушённой в мире музыки. Но Ванька не только кое-что в ней понимал. Она занимала в его жизни достаточно значительное место. И, соответственно, познания его в этой области были несколько повыше, чем у широко распространённой публики, пляшущей на гулянках. Для которой именно и играют такие виртуозы.
Дело в том, что истинные профессионалы обладают отработанной многими трудами безупречной техникой исполнения, которая позволяет им по-настоящему виртуозно исполнять любые произведения совершенно точно – до последней нотки, до последней паузы, со строгим соблюдением всех длительностей и нюансов. А особо одарённые имеют ещё и собственный, личный, одухотворённый, можно сказать, стиль исполнения, обеспечивающий способность к творческой импровизации. Массовики же -затейники за время музыкальной карьеры набивают ремесленную свою руку, но не обретают истинного мастерства. А посему, в сложных для исполнения некоторых местах смазывают, «срезают» или «проглатывают» мелодические фрагменты, упрощают, в общем, незыблемую (по идее) музыкальную тему. И это отнюдь не
