Могущественное разума.

другим соискателем такого приключения.
   Свершил, исполнил филигранно виртуозно, будто высокоорганизованный боевой робот обликом андроида, запрограммированный по новейшей модели виндовс майкрософт с высочайшей оперативной памятью и мастерством феноменального бойца от единоборств.
   Повержены были, однако, два самых крутых бойца из этой группировки, что застыла в данный миг, над которой так и заклубился дымок от страха ли. Но ведь только начало. И на удивление, изумление он совершит настоящий волшебный трюк…

   Он взмывает в воздух, нет, ни в каком не прыжке, он просто взмывает в воздух. Но что значит, просто взмывает в воздух, да при этом и повисает в воздухе, изготовившись…? К страху некогда агрессивной группировке добавляется удивление, изумление с налётом опять же того страха. И это только начало…
   Руками он рулит в воздухе, уподобляется управляемому ветру, вихрю, пролетая над ошарашенными противниками, делает круг и возвращается таким вот парящим орлом, и в полёте подхватывает двоих за шкирки, взмывая не до небес, до высоты второго этажа, как и есть. Затем разжимает пальцы, и эти двое несчастных ли, кубарем укатываются вниз на асфальт у того скверика, и расшибаются больно, будто и грохнулись подобно мешкам с картошкой. После идёт на второй круг парящим полётом, чтобы подхватить ещё двоих оставшихся от этой некогда агрессивной группировки. Но эти двое, завидев такую перспективу, бросаются наутёк.
   Говорят, от страха не так побежишь, но разве убежишь от летающего, что делает всё происшествие полнейшей неправдоподобностью, но ведь это так. Потому и подхвачены эти двое, которых через секунды от высоты второго этажа постигает участь предыдущих. И застонали на городском асфальте…

   В полёте замечает, успевает увидеть изумлённые взгляды девушки и парня, что мигом ранее пребывали в роли жертв на заклание от уличных лихачей на лёгкую поживу. Но и проблеск благодарности, что от этого и есть взлёт души…
   Он улетает, подобно главному герою из голливудского фильма о супермене, улетает за гаражи, прекрасно понимая, что вот эта некогда агрессивная группировка сегодня никак не способна на какое-либо злодеяние. За гаражами, где нет никого в это время, он приземляется. Затем жестом ли грациозным он отдаёт распоряжение компьютепру, в композитный пояс из сверхпроводящих магнитов на высокотемпературной основе, что в доли секунды он может стать властелином над гравитацией, летая, взмывая, пикируя, господствуя в воздухе.
   Пожалуй, на сегодня хватит. Вечером он пойдёт к Эрику, точнее к клону Эрика, и отнесёт подарок от новых друзей, предназначенного для него, клона Эрика. Потому, вынув из невидимого рюкзака из метаматериала «плащ-невидимку», о котором мечтают многие спецслужбы мира, облачившись в невидимость, он воспарил над землёй и заспешил домой, где голосом включит браслет-компьютер, войдёт в интернет, что отобразится в воздухе комнаты 3-D голограммой, и дождётся вечера.

* * *    
 
   Эхекатл покорно ожидал своей очереди. Наверху на площади перед храмом в честь бога  Кетцалькоатль раздавались протяжные стоны, а то и крики, что затем затухали безвозвратно ли,  дабы затем вновь стоном, криком другого, до которого дошла очередь. Скоро и его черёд священноё жертвенностью предстать перед белым богом, перед его взором зелёного огня.
   Жрец Уеман, чьи руки были натружены в этом деле, были мастеровиты в вспарывании пальцами и живота, груди, безошибочно определял трепыханье сердца от страха ли, и сжимал, и одним мановением вырывал, что продолжало оно трепыхаться в лучах ясного солнца.
   Дошла до него очередь, и всходил он на площадь, когда подводили его за руки два служителя храма, дабы не подкосились от страха ноги, дабы смог бы возгордиться от такой почести предстать перед взором белого бога. Да что там возгордиться, когда знал, все знали о предстоящей невыносимой боли, что предстоит тому, кого повели на заклание жертвенностью предстать перед Кетцалькоатль, некогда во времена истечения рек древности взлетевшего в высь синевы божественных небес.
   Унесли предшествовавшего ему, чей дух уже предстал перед взором белого бога, когда уже опустело ложе в ожидании очередного. Страх – великий спутник, вселяющий боязнь неимоверной боли, боязнь смерти и неизвестности. И подвели его, столь дрожащего к опустелому ложу, уложили спиной к камню, грудью навстречу лучам ослепительно яркого солнца в самом зените синевой океана небес, по которому подобно пирогам, мерных ходом плывут белые облака, которым и нет никакого дела о священных обрядах, творимых в обильной земле ацтеков.

   Вот готов жрец Уеман будто копьём вонзить острые пальцы меж рёбер его затрепетавшей груди. Лишь тенью покорности Эхекатл приготовился к самому страшному в своей до того короткой юной жизни, что слышал звонко гулкое биение собственного сердца, что мигом позже затрепыхается последним безжизненным колыханием в лучах бесстрастного ярко ослепительного солнца. Он приготовился…
   Готово было начало священного обряда, когда к жрецу подбежал вестовой с достойным именем Яотл, подбежал, дабы поведать тихим говором, однако волнительным голосом, да и лик беспокоен, новость, которой не было равных и во времена дедов, не будет равной и во времена внуков. Голоса вестового, как и жреца, были слышны ему тоном беспокойной взволнованности. Голос Яотла так и выразил, что временами тихий говор чуть не прерывался лёгким криком, в котором чего было более – страха ли, удивления, а то ль радости:
 - Люди на берегу увидели белых богов, и я увидел.
 - Как белых богов? Он один – премудрый, всесильный Кетцалькоатль – бог ацтеков, вознесшийся на воздушной пироге в синеву бездны небес, – позабыв об очередной жертвенности, пробовал жрец Уеман возразить истине внезапно нахлынувшей новости, что взволновано изрыгалась из уст вестового.
 - Они приплыли на больших пирогах к берегам земли некогда всесильных майя, над  пирогами белых ли богов реют большие матерчатые ткани, из которых соткать довольно множество одежд и для жреца, и для воинов, и для простого люда…
 - Так и белые боги?
 - Да, белые, но глаза разные. И чернь ночи, и желтизна порой бурого песка, и лазурная синева небес.
 - Но отсвет зелёного огня?
 - Однако, и так было в глазах, вершиной ли божественностью взирающих…
 - Да, неслыханную новость ты принёс, стоит углубиться в значение истины её.
   Повернулся Уеман, совсем позабывши от такой новости об очередной жертвенности, но остановился, едва ль повернулся и взмахнул рукой, изрекши слова, что ранее никогда не исторгались из уст его:
 - Отпустите, пусть идёт…, совсем…
   Безумно рад был Эхекатл от нежданно обретшего счастья жить, что в душе он наплевал на то, что недавно выпала ему почётно ли священная доля жертвенности, такая участь предстать перед взором самого Кетцалькоатль. О нём позабыли, и поскорее бы убраться, но, всё же, перед бегом, стремительным бегом за жизнь он, однако, не преминул устремиться взором в высоту синевы океана, бездны далёко лазурных небес.

                                                             2  

   Он не мог объяснить самому себе, когда, с какого дня, ночи стали происходить  с ним странные, по большей части невероятные вещи, касательно его и только его. И вот сейчас, сегодня, когда летняя сессия первого курса позади, и он уже второкурсник, придя с тренировки, уединившись с ноутбуком в своей комнате, стал вспоминать тот самый день, когда началось с ним вот это невероятное. Туманность начинается, когда они вместе с отцом сидели на скамейке у скверика, Тогда на них напали какие-то отморозки, отец тогда, как бывало тогда частенько с ним, был пьяным. Вот с этого дня и заволакивается туманом. Какой-то провал, а после него и начинается твориться с ним такое вот непонятное, но с явным плюсом в пользу его личности, его самого, как биологического объекта, как человека. После этого провала, и начинается в нём что-то вот такое революционное, что он начинает ступать в такую зону необыкновенности, что не осталось это незамеченным в его классе. Но шли тогда последние месяцы в школе для учеников выпускного класса. Да, в тот период жизни неожиданно, прежде всего, для него самого, у него обнаруживается феноменальная память с ярко выраженным синдромом савантизма. Но не только. Он становится физически сильным, очень сильным, да к тому же проявление ловкости гимнастов, акробатов уровня мастеров спорта, никак не менее. И вдобавок знание приёмов, навыки мастеров от единоборств, различных единоборств. Его сознание контролирует мозжечок, имеет власть над ним. И потому он становится таким вот суперменом…

   Стоило вспомнить и другое, также связанное со школой, связанное с ней. Первая школьная любовь, неожиданно прерванная, оборванная по его воле, но уж никак не по неё. Но ведь изначально складывалось так, что это была одностороння любовь с его стороны, безнадёжно безответная.  Но вот после какого-то таинственного провала неведомо определенного периода в памяти, а затем таких вот проявлений необыкновенности, невероятности он почему-то и охладел к ней. Но почему? И ответ не может найти до сих пор. Но как-то вспышкой да просачивается кое-то…
   Тогда в ясную, тёплую мартовскую погоду на уроке физкультуры физрук давал старт парням одиннадцатого класса, тогда как девчонки, уже отбежавшие положенную дистанцию, по-разному сдавшие зачёт, стояли в сторонке, предвкушая зрелище.
   Одноклассники бежали с нарастающей прерывистостью дыхания, учащённостью биения сердец, тогда как в нём продолжала присутствовать свежесть тела, как до старта, будто не бежит. Тогда он решил увеличить темп, почувствовать упругость, поющую упругость в ногах. Весёлый смех девчонок стал затихать, и физрук насторожился, напрягся, ибо он внёс интригу, развернув на беговой дорожке невиданное зрелище…
   Он бежал, превознося красоту легкоатлетического бега, его изящность, таким вот парящим полётом грации, природой ли воспетой, вознесенной, к которому органично вливалась мощь положенной скорости. Он, как истинный стайер, «садился» на опорную ногу, что она «заряжалась» подобием амортизирующей пружины. А далее вниз опускающей маховой ногой как бы «захватывал» гаревую дорожку школьного стадиона, что маховая нога затем почти выпрямлялась, вытягиваясь вперёд вниз так, чтобы первой приземлялась пятка, снижая ударные нагрузки, точно как у бегунов-легкоатлетов высокого класса. Но ведь он тогда не посещал секцию по лёгкой атлетике.  

   Тогда изумлённый физрук, глазами не верящими, смотрел то на секундомер, то на него, а затем и воскликнул во всеуслышание: «Две минуты пятьдесят пять секунд. Ты из трёх минут выбежал! Так разрядники бегают, да что-то раньше не припомню, чтоб ты так бегал. Сразу пятёрку ставлю за четверть. Однако, я тебя тренерам покажу…»
   Тогда в тот день, в тот час, в тот миг впервые он вызвал восхищение у прекрасной половины класса, посреди которой для него неожиданно и выделилась первая красавица класса, да что там класса, школы, да так, что в глазах у неё наряду с восхищением вспыхнули, сыгранули невыразимо искристые огоньки кокетства, непременного атрибута какой-либо