Мне сердце вырвали
И бросили под ноги...
Ножом исчиркано,
Являя мне итоги:
-Ну, вот и всё! Взгляни,
Что от меня теперь осталось.
А заслужил ли кто,
Чтобы меня им раздавала,
На мелкие кусочки
Сердце поделила...
Дошла до точки ты,
И, даже не спросила,
А нужно ль им оно?
Ведь, будь все так,
Я не было б обожжено,
Не поглотил бы мрак,
Меня бы грязными ногами
Не топтали,
Словами не убив...
Понять бы пытались.
Теперь кровавый шрам...
Ему не затянуться.
Скажи, что делать нам? -
Я в ужасе проснулась.
Колокола!
Колокола!
Колокола!
Их звон ядовитого ярко-оранжевого цвета - разрывал голову на части. Сознание, то включалось на мгновение, то неслось по замысловатым коридорам раздражающе — ярких лабиринтов, хаотичностью движений, не позволяя включиться в жизнь...
– Мама! Мамочка! — взывала Вика и тормошила Наташу, взволнованно дергая ее за плечи и трепетно гладя по волосам, - мама! Что с тобой?! Мамочка, ответь мне!
Наташа приоткрыла глаза и сквозь пелену все еще воспаленного сознания увидела беспокойный взгляд дочери. Некоторое мгновение она пыталась что-то понять, но это удавалось с трудом... Подняла руку, почти ее не ощущая, и положила на голову Вики.
– Девочка, моя родная! – едва прошептала Наташа и опять закрыла глаза.
Под напором бесконечной материнской любви, чувства долга — сознание стало медленно возвращаться, и вместе с ним приходило постижение чудовищной реальности. Наташа открыла глаза и протянула руки навстречу до боли любимой белокурой головке дочери:.
– Дочик, мой дорогой! - не беспокойся, пожалуйста, все хорошо!
Попробовала привстать с кровати, но закружилась голова и буквально упала в объятия своей девочки. Только сейчас она заметила, что в комнате есть еще кто-то... У окна стояла Лариса, мать Лены – одноклассницы Вики, с которой они вместе готовились к экзаменам.
– Мамочка, что случилось?! Знаешь, сколько ты уже спишь?! Мы с тетей Ларисой все утро звонили, но никто не брал трубку. Хорошо, что у меня с собой оказался ключ от квартиры. Обычно я всегда забываю! – голос от волнения дрожал и срывался. – Будила, будила, но ты даже не пошевелилась. Мамочка, я так испугалась и позвонила тете Ларисе. Она послушала дыхание и сказала, что вы с папой, видимо, вчера поздно возвратились из ресторана и теперь тебе надо дать поспать. Вика говорила быстро, возбужденно, как будто боялась, что-то может произойти и она не успеет все сказать. – Уже восемь часов — совсем вечер, и мы собрались вызывать скорую помощь!
– Успокойся, моя милая! – Наташа ласково прижала к себе дочь.
Развернувшись к Ларисе, поблагодарила, попросив прощения за беспокойство. Лариса, со свойственной ей горячностью, стала убеждать Наташу, что она это делала с огромной радостью, но вот только сильно переволновалась. Видя, как та бледна, спросила, не нуждается ли Наташа в помощи сейчас?
– Мамочка, а где же папа?! Сегодня же суббота?! — ничего не понимая, взволнованно спросила Вика, перебивая Ларису.
От вопроса дочери Наташа вздрогнула, словно через нее пропустили электрический заряд, но адскими усилиями выдавила из себя улыбку и сказала, что он вчера срочно уехал в командировку...
– Что-то там случилось на работе... – говорила, но совершенно не понимала, как вести себя дальше...
Сковывало еще и присутствие Ларисы. Ей надо было прежде понять что-то самой... Ситуация требовала забыть о себе, успокоить дочь и не делать постороннего человека, каким все-таки была мама Лены, свидетелем того, о чем еще сама не осмеливалась даже думать. Лариса, будто это почувствовала и заторопилась домой, оправдываясь, что скоро должен прийти сын из университета, а дома нет ужина. Попросила не церемониться и звонить, если потребуется помощь. Ощутила, что находится в полном смятении, да и кто бы на ее месте чувствовал себя иначе, пребывая в такой ситуации! Наташа понимала, что надо хоть что-нибудь объяснить, тем более, что Лариса была в курсе их предполагаемого вояжа в ресторан. Но она не могла подобрать ни одного подходящего слова. Ощущала всем существом, что обстановка становится более запутанной, собрав волю в кулак, сказала, улыбнувшись, как можно беспечнее.
– Представляешь, Лариса, я уже была при полном параде и примеряла свои новые туфли на шпильках, как зазвонил телефон. Я рванулась в прихожую и со всего размаха растянулась на полу, зацепившись за ковер. При разговоре с Вадимом почти не почувствовала, что у меня с ногой не все в порядке, но после разговора не смогла сделать и шага, наверное, потянула связки. Вадим сказал, что забежит домой на одну минутку, чтобы взять кое-какие вещи, так как его отправляют в командировку. Как ты думаешь куда?! – Наташа, как могла, изображала беспечную улыбку, пытаясь обшутить сложившееся положение, – представляешь, во Францию! Какой-то там контракт заключить требуется.
И вдруг её насквозь пронзило... «А-а-а, как же вещи?! Ну, да-а-а-а! Ведь он же уехал без вещей?! Или...» – От этого «Или», перехватило дыхание и, едва сдерживаясь, она продолжала свое повествование, удивляясь своей чудовищной лжи.
– Когда Вадим пришел, нога уже сильно опухла, и он уложил меня в постель и приложил лед. Потом принес огромный букет. Поздравил и обещал, что когда вернется, мы всей семьей пойдем куда-нибудь отпраздновать это событие. Проводив его, я выпила снотворное, чтобы уснуть, не ощущая боли – выпалила все это на одном дыхании, теряя последние силы.
Она взяла руку дочери, прижавшись к ней с силой, словно искала в ней спасение. Лариса искренне выразив сочувствие, еще раз попрощалась, но в её голосе уже чувствовалось некоторое сомнение... Уходя, она боковым зрением окинула спальню и мельком взглянула в зал... Цветов нигде не увидела... «Ну, не на кухне же?!» - подумалось с сомнением...
После ухода Ларисы силы Наташу оставили совсем. Но все-таки встала с кровати, хотя Вика не разрешала. Сказала, что ей надо в туалет, и, слегка опираясь на свою хрупкую девочку, вышла из спальни. Ноги, по сравнению с вчерашним вечером, немного слушались, но вот тело пронизывала невероятная усталость. В ушах все еще звонили оранжевые колокола... Слабым голосом попросила дочь поставить чайник, сама по стеночке прошла в ванную комнату. Упершись о раковину, Наташа взглянула на себя в зеркало. Оттуда на нее смотрели глаза раненого животного, когда — то сильного. Шальная пуля разрушила эту гармонию мира. Еле смогла подавить в себе рыдание. Открыв на всю мощь кран с водой - села на край ванны, зажав рот полотенцем. Неизвестно, сколько так просидела, но только привел ее в себя стук в дверь и голос дочери:
– Мамусик, у тебя там все в порядке? Я жду. Чай уже готов.
Это буквально выбросило из оцепенения сковывающего разум. «Нет! Этого нельзя допустить! Вика не должна была сейчас ничего видеть, понимать: у нее экзамены, выпускной бал, а потом поступление в университет. Я должна уберечь ее психику. А Денис…» - Наташа даже застонала вслух от мысленного напора обстоятельств, не дававших ни малейшего права на все страдания, которые испытывала. Умывшись ледяной водой, промокнула лицо полотенцем, вышла из ванны.
– Ну, где там заждался чаек? Кажется, я действительно проспала целую жизнь, – сказала, придавая голосу как можно больше радостной беспечности.
Вика с беспокойством смотрела на маму и не узнавала. Юное сердце еще не научилось формулировать свои ощущения в полной мере, но чувствовать, пусть отдаленно, уже умело. Смышленая девочка и, надо сказать, не по годам. Её душа никак не понимало, почему мама, которая раньше бывала в хорошем расположении духа, шутила и даже слегка подтрунивала, не обижая, вдруг сейчас какая-то робкая и немного испуганная?! «Может, всё-таки сильно болит нога, но не признается, чтобы мы не волновались?»- думала девочка.
Наташа спросила дочь, как они позанимались с Леной, но Вика лишь легко отмахнулась, дескать, ты же знаешь, я ответственная дочь, а вот как ты? Обнявшись, они долго просидели за столом перед остывающими чашками с чаем - две хрупкие женщины. Одна, уже испробовала горький вкус полыни, и другая - только вступала в жизнь. И что её ждет? Либо выстоит, а, может, затеряется, растворится в неразберихе жизненных коллизий и тихо потухнет, не успев заявить о себе в полный голос. И все это сейчас зависит и от того, как поведет себя Наташа в создавшейся обстановке, щадя не оформленные чувства своей юной дочери. Но как же это трудно, когда тебе хочется закричать во весь голос на целый мир: «Ну, почему же вы так унижаете, уничтожая нас, женщин, уходя так грубо, безжалостно, без объяснений?! Как же воспитывать детей с таким оскорбительным чувством в сердце?!» – Но этот внутренний вопль застрял где-то глубоко в груди, мешая дышать, раздирая душу невероятной обидой, а вслух, она тихо воскликнула, мягко отстраняясь от дочери:
– Ой, дочик! Мы же не пошли к портнихе. Валентина Борисовна опасается, что может не успеть сшить выпускное платье! - с виноватыми интонациями в голосе досадовала Наташа.
– Ничего страшного! Сходим завтра и извинимся, – ответила Вика.
На кухне, где они сидели, и, вообще, по всей квартире висела непонятная тишина, непривычная для этого дома. Словно здесь боялись вспугнуть что-то: мать никак не могла еще понять, как начать жить по иным правилам, которые ее сердце отказывалось понимать и принимать, дочь своими вопросами, боялась сделать больно маме, но один она, все-таки, решилась задать:
– Мама, а папа взял мобильник? Ему можно позвонить? - и, слегка задумавшись, озвучила мысль. – Счастливый! В Диснейленде побывает!
У Наташи замерло все внутри, она сделала вид, что уронила салфетку и попыталась поднять, но Вика опередила.
– Думаю, вряд ли его телефон там будет принимать, а вот когда позвонит нам и сообщит свой номер...– не договорила, как раздался звонок. Она побледнела и вся напряглась так сильно, что это не могло укрыться от глаз дочери. Вика побежала к телефону, вскрикнув:
– А вот и папа! Алло! Ой, бабушка, приветик, а я думала это папа. А разве он тебе не звонил перед отъездом!? Ну, значит, не
Стихи прекрасны!..
Еще одна цитата: