Математика, физика, информатика, химия. А еще куча всяких гуманитарных дисциплин. Преподаватели буквально душат заданиями, − и каждый считает свой предмет главным. Какие там пятерки, тут, дай бог, на трояки не скатиться на математике, думала Настя, а уж история с географией пусть меня простят, ну, не могу я все предметы знать по высшему разряду. И она свирепо вгрызалась в новые параграфы. Тем более что в недалеком будущем назревали зачеты по всем предметам, ведь они уже проучились целый месяц. Но незажившая царапина в ее душе все саднила и саднила, из-за чего она постоянно пребывала в минорном настроении. Наконец Наталье надоело созерцать ее кислую физиономию.
− Ты долго будешь ходить с постной рожей? − сердито спросила она Настю, когда они неспешно брели из лицея. − Опять хандра накатила? Ты, наконец, определись, чего хочешь: вернуть его или забыть. А то у тебя, как в поговорке: и хочется, и колется, и мама не велит. Хочешь вернуть, давай наметим план действий. Хочешь забыть, плюнь и разотри. Но перестань, наконец, кукситься, на тебя уже все внимание обращают.
− Ничего я не хочу, − уныло отозвалась Настя. − Только тоска какая-то темно-зеленая меня гложет. Знаешь, если честно, мне уже ничего не хочется, даже жить.
− Совсем хорошо! С чего это тебе жить надоело? Ума палата, сама красотка, любого парня только пальцем помани. Да стоит тебе пару раз улыбнуться Вадиму, прибежит, как миленький, − только эта девка его и видела.
− Наташа, ну зачем ты? Думаешь, я сама не понимаю? Все я понимаю. Но у меня последнее время такое чувство безнадеги. И всякие нехорошие мысли в голову лезут. Вот скажи: для чего ты живешь?
− Как для чего? Живу, и все. Мне нравится. А тебе что − нет?
− Мне тоже иногда нравится, но теперь как-то редко. Раньше я об этом не задумывалась. А сейчас, особенно после смерти Дениски, я все думаю: зачем? Зачем мы колотимся, чего-то добиваемся, если нас всех уже приговорили к высшей мере.
− Ты что, рехнулась? Кто приговорил?
− Бог! Если он, конечно, есть. Причем − ни за что.
− Ну, ты даешь! − Наташка даже остановилась. − Настя, нет, тебе надо к врачу. Иначе ты точно сдвинешься.
− Ну и что это даст? Что, твой врач может что-то изменить? Ничего он не может. Сам, небось, думает об этом. А ты? Неужели никогда не задумывалась, что станешь старой, что умрешь? Может, даже мучиться перед этим будешь, − если от рака. И ведь ни за что!
− Нет, мне это в голову не приходило. Если честно − я не верю, что умру. Вот не верю, и все. Мне кажется, я буду жить вечно. Ну, если не вечно, то долго-предолго. Так долго, что и думать об этом не стоит. И тебе советую выбросить эти мысли из головы. Посмотри вокруг: ведь все люди живут, и никто с ума не сходит, что когда-нибудь умрет. А старики? Будь по-твоему, они вообще должны трястись от страха, что им скоро конец. А твоя бабушка, наоборот, мне кажется очень даже жизнерадостной. И дедушка.
− Может, они просто делают вид? Или ведут себя, как страусы: не буду об этом думать, потому что не могу ничего изменить. Мне папа уже так советовал. Только, что делать, если думается? Я всегда считала, что человека надо наказывать только за дурные поступки. Нас ведь так с детства учили. А выходит: можно убивать ни за что. Даже маленьких детей. Бог захотел, дал жизнь, захотел, взял. Только это неправильно, несправедливо. Я когда об этом думаю, у меня просто руки опускаются.
− И что ты собираешься делать?
− Не знаю.
− Бросишь учиться? А как же мечты о Петербурге?
− Нет, конечно, не брошу. Родителей жалко. Буду учиться потихоньку, куда деваться? Но все так противно. Только ты никому не говори, ладно? Просто, я с тобой поделилась − ведь больше не с кем. А Вадим? − да, мне больно, что он с этой. Но все равно я в нем разочаровалась. Поэтому − ничего не надо. Наташа, обещаешь?
− Ладно, ладно, не переживай. Но все равно, я с тобой не согласна. Не знаю, как ответить, но не согласна. Пойдем к нам обедать − у нас макароны с мясом по-флотски. Вку-усные.
− Нет, не хочу. Пообедаешь, приходи, будем задачи решать, что Гиббон назадавал. Там их тьма.
Наталья ушла к себе, а Настя села за письменный стол и достала физику. Октябрь выдался дождливым, небо постоянно было хмурым и быстро темнело. Она включила настольную лампу, и сейчас же дремавший на диване Федор прыгнул на стол и улегся в освещенном круге. Хорошо животным, подумала Настя, глядя в его янтарные глазищи, они не думают, зачем живут, и не знают, что умрут. Живут в свое удовольствие − и все. И растения. А мы знаем. Эх, лучше бы не знать. Жить и жить, не думая об этом ужасе. Ладно, надо заниматься, все равно больше ничего не остается.
Она открыла тетрадь и стала записывать условие задачи. Федор, только этого и ждавший, принялся лупить когтистой лапой по буквам, стараясь поймать этих черненьких насекомых. Она шикнула на него, и кот, вывернувшись на спину, развалился по всему столу, − его усатая голова заняла больше половины страницы.
− Федор! − строго сказала Настя. − Совести у тебя нет. И так ничего в голову не лезет, а тут еще ты. − Она почесала кота за ухом, стащила на колени и углубилась в задание.
