Страна нерожденных детей

это и природа делает, у них это называется «выкидыш». Но есть и совсем гуманно, у них куча средств, которые называются «предохранение», это значит, ты сексом занимаешься, а жизнь не зарождается. Понял?
- Нет.
- Ну, да, чтобы это все осознать, надо долго среди них жить. Но ты же понимаешь, что мы своей жизнью им обязаны?
- Почему?
- Слушай, хоть для общего образования, надо же историей интересоваться, страной своей…
- Что такое общее образование?
- Ну, это так у них называется, когда ты толком ничего не понимаешь, но обо всем что-то слышал. Короче, каждая прерванная там до рождения жизнь, наплевать, врачом или природой, каждое предохранение, когда кто-то из партнеров желал зачатия, приводит к появлению нового гражданина нашей страны. Там в Главном центре по воспроизведению заполняется новая барокамера. Мы же просто жители страны нерожденных детей. Так уж природа распорядилась, все она пытается уравновесить.
Я не знал, как реагировать? Должен ли испугаться, удивиться? Да, я никогда этого не знал, но какой вывод надо сделать. Каждая жизнь, в зависимости от вида, появляется на свет разными способами. Что он так волнуется, этот таинственный полугражданин двух миров?
- Вот ты из какого блока Центра? – спросил он. – Что у тебя в метриках написано?
- Из блока «В».
- Значит ты из «выкидышей». Тобой природа озаботилась, так что можешь там, в том мире не бросаться убивать врачей, - Иннокентий рассмеялся.  – Те, что по вине врачей, они из блока «С». Блок «А» - это жертвы предохранения. Все расписано. Об этом никто не говорит, как-то в нашем мире не принято обсуждать истоки нашего происхождения. Ладно, отвлек ты меня. Я ж тебе говорил, что там дети делятся на своих и чужих. Свои – это те, что рождены твоей женщиной. Там те, что живут вместе, называются семьей. А мужик и женщина, у которых дети - называются родителями…
- У нас – спонсорами.
- Это у нас спонсоры, а там не всегда. У них они могут быть бедней церковной крысы…
- Кого?
- Не парься, это значит, не иметь денег, голодать, иным словом.
- Но как же дети? Как государство может доверить детей тем, у кого нет денег на их достойное содержание?
- Слушай, не прискребайся, государству там на это плевать, оно своими проблемами занимается. Как власть удержать, как нахапать побольше, пока не сместили. Нам этого не понять, я даже не пытаюсь. Там все на родителей свалено, это их ответственность.
- А эти родители, о чем думают, если денег нет?
- Ни о чем. Там такое впечатление, что вообще никто ни о чем не думает, живут, как судьба положит. У них совсем безумные ценности. Бред, просто. Они ценят сочувствие, сопереживание…
- Что за термины в отношении людей? Просто страшно. А как же им позволяют составлять пары, если не просчитан будущий бюджет и возможности?
- Они никого не спрашивают. Каждый сам себе выбирает пару.
- Но это же хаос. По какому принципу они выбирают?
- Говорят, что по любви. Приходит любовь, они сходятся, уходит любовь – расходятся, перебегают в другую пару, где любовь появилась. Такой принцип жизни.
- Что это за принцип про любовь?
- Слушай, не пытай, сам не понимаю, но они за этот миф готовы жизнь иногда сложить. Хоть я там и долго бываю, но это мне совсем не понятно. Я так полагаю, что мы не понимаем друг друга, хотя и одинаково устроены, потому что по-разному на свет являемся. Они же девять месяцев сидят в женщине, она мамой называется, прикипают видать, что-то от нее получают. Ты не представляешь, как жутко выглядят эти женщины, живот немереный, там же целый ребенок сидит, как они выдерживают. Потом они становятся родными, как говорят, у них одна кровь, узы какие-то. А мы? Мы из ниоткуда, без памяти, без напутствия. Они и взрослых делят на друзей и врагов.
- Что это?
- Враги – это люди, которым они так хотят навредить, что готовы коверкать свою жизнь, ломать жизнь своего народа.
- Это немыслимо! В этом нет никакого смысла, это же какое-то безумие!
- Согласен. Но они так живут. А вот друзья – это те, ради благополучия которых они готовы ломать свою жизнь. Они готовы спасать их в трудных ситуациях, рискуя своей жизнью.
- Зачем? Для этого же есть специально обученные спасатели, есть специальные органы, зачем выполнять чужие функции?
- Это нам не понять. Ладно, мы с тобой увлеклись высокими неизведанными темами. Я же тебе говорил, что пройдешь через этот… незаконный рынок, здесь, - он ткнул пальцем в экран, - не переходи, это самопроизвольный переход поперек железной дороги и автомобильного переезда, очень опасно, хотя все местные ходят. Иди сюда, до перехода обозначенного, потом по этому проходу. Тут метро – «Удельная». Там посмотришь схему. Тебе надо в центр, куда-нибудь в район Невского проспекта. Там самая толчея, там все сувениры, картинки всякие, фигурки, книги даже можешь купить. Но с  книгами осторожнее. Еще застукают тут, попадешь в списки «чувственной оппозиции».
- Я про них слышал несколько раз по телевизору.
- Это все туфта, молодежное движение. Походили пару раз к параллелам и придумали, что в жизни главное – чувства.
- Какие?
- Всякие. Эту любовь, про которую я тебе говорил, пытаются своим флагом сделать. Слушай, я не парился, не вникал. Знаю, что их власти гоняют, но мне плевать, у меня свой бизнес, я в чужой не лезу. У этих, в параллельном, тоже давненько были подобные, «хиппи» назывались, в стволы автоматов солдат цветочки совали.
- Зачем?
- За всеобщую любовь.
- Любовь, это то, из-за чего дети голодают? Я тебя правильно понял?
- Не знаю. Самое удивительное, что и эти, из параллельного, тоже не могут объяснить, что это за штуковина. Относят к разряду чувств.
- Как страх, опасность, боль?
- Да, из того же ряда что-то. Не парься, наша задача, тебе доставить и вернуть, а твоя выжить, увидеть, купить и вернуться. Давай, запоминай. Переложи деньги и телефон во внутренний карман пиджака, ничего ценного не держи в заднем кармане, когда находишься в толкучке…
- Где?
- В скоплении народа, где тебя стискивают. Например, в вагоне метро.
- А почему не продуман размер состава, чтобы не создавать неудобства пассажирам?
- Ты достал. Прими это, как данность. Так устроено здесь. Не задавай глупых вопросов, а слушай. На улице ни с кем не разговаривай, не поддавайся на попытки втянуть тебя в беседу, а тем более ссору. Усек?
- Что?
- Понял?
- Да, а кто это будет пытаться делать и зачем?
- Если ты откроешь рот, то сразу поймут, что ты не здешний, что ты лох…
- Кто?
- Человек, который не разбирается в особенностях местных условий жизни и общения. Когда это станет ясно, тебя разведут на раз-два.
- Что сделают?
- Нечестным путем завладеют твоими деньгами и иными ценными предметами. Наблюдай и веди себя, как все вокруг, не выделяйся, не попадай в круг внимания ментов…
- Кого?
- Людей одетых в серую форму с погонами. Это представители власти, это полиция. У тебя нет никаких принятых у них документов. В момент загремишь в «обезьянник», - он не стал дожидаться вопроса, увидев мои выпученные глаза, - в камеру предварительного заключения, по-нашему, в Центр содержания неадекватных граждан. Тюрягу, за решетку, в каталажку, много там слов есть. Там тебя оберут и в лучшем случае выкинут на улицу.
- А в худшем?
- Не парься, просто не попадайся на глаза стражам закона. Это основные правила игры. Покупай что-либо, если надумаешь, только в магазинах. Ничего не пытайся купить с рук.
- Откуда?
- У лица, которое не обладает зарегистрированными правами на проведение торговых сделок. Какой ты тупой! У людей на улице ничего не покупай.
- А зачем они что-то продают на улице?
- Так, - он выставил ладони в мою сторону, - никаких вопросов. Просто запомни все, что я тебе сказал. Еще несколько минут,  и тебе будет пора.
Что-то зашуршало, по подвалу пронесся легкий ветерок, пламя свечей качнулось, затрепетало и угасло, а еще через секунду к нам проник свет через внезапно появившиеся под потолком узкие окна, в помещение ворвался шум проносившихся где-то наверху машин, голоса людей, пение птиц, отдаленная, удивительно неприятная музыка.
- Приехали, - Иннокентий встал, размял ноги, потянулся, зевнул и шагнул к лестнице.
Поднявшись по шатким ступеням, он откинул люк и поманил меня.
За люком была заваленная какими-то запыленными вещами комната с окнами во всю стену, которые были поделены деревянной рамой на мелкие ромбики.
- Вадим, часы не переводи, время у нас совпадает. Буду ждать тебя здесь с одиннадцати вечера до полуночи. Если не успеешь, или если что, то помни, что я тебя здесь жду в тоже время каждый день. Но будь любезен, появись сегодня, нам проблемы не нужны. Ну, все валяй, вон дверь, за ней двор, там калитка – маленькие ворота. Перейдешь улицу и попадешь к забору психушки. Дальше знаешь. Удачи.
Он подтолкнул меня к двери, но ноги у меня неожиданно стали ватными, каждый шаг давался с трудом. Я оробел, я представил, что еще несколько шагов, и я окажусь один на один с этим диким, непонятным, неестественным миром.
- Ну, - услышал я за своей спиной, сделал неимоверное усилие и прибавил шаг, изображая бодрую походку.
 
Двор представлял собой запущенный сад. В глубине, откуда раздавался шум улицы, виден был покосившийся забор и дверь, через которую я и шагнул в неизвестность.
На меня сразу налетел мужчина, тащивший два полиэтиленовых пакета и выпускавший изо рта, в котором была зажата бумажная трубочка, облака вонючего дыма:
 - Куда прешь? Разуй глаза! – крикнул он, пихнул меня плечом и прошел мимо.
Я огляделся, мысленно сопоставил карту с тем, что меня окружало, и понял, что мне надо пересечь проезжую часть и идти вдоль забора, начинавшегося за развалинами какого-то сооружения, стены которого были обклеены изорванными плакатами.
Я посмотрел в обе стороны, знаков пешеходных переходов не увидел, но и машин не было, тяжело вздохнув, быстрым шагом пересек дорогу. Я уже, практически, был  на противоположенном тротуаре, когда за спиной раздался гудок, и с ревом пронесся автомобиль, окатив мои брюки грязью из лужи у бордюра.
Идя вдоль забора, я внимательно оглядывался, рассматривал встречных прохожих. Они не обращали на меня внимания, я выглядел, действительно, абсолютно, как они.
Мы ничем не отличались.
Некоторые из них на ходу разговаривали по телефону. У кого-то в ушах были наушники. Кто-то, как тот мужчина, при ходьбе вставляли в рот бумажные трубочки, а потом выдыхали облако дыма. Какой-то мужчина в грязной и рваной куртке сидел на камне под деревом и спал, уронив голову на сложенные на коленях руки. Впереди появилась женщина, катившая перед собой коляску, она шла медленно, тяжело неся огромный выпирающий живот – жуткая картина. Женщина свернула с асфальта тротуара, прошла по раскисшей тропе через газон и скрылась на территории сумасшедшего дома, пройдя через дыру – вынутый бетонный блок забора, у которой стоял и пускал дым полный мужчина в белом халате.
 Слева появилась железнодорожная платформа, значит, мне пора было переходить на противоположенную сторону.
Пригляделся, люди пересекали проезжую часть в разных местах под разными углами, почти не обращая внимания на проезжавшие машины.
Я напрягся, собрался и перебежал несколько метров опасного асфальта.
В сторону платформы вела утоптанная земляная дорожка, вдоль которой на газонах были