выраженьи обходитса!
– Я не хотел, – не томясь рассудком, сделал оправдание Вася.
– «Я-я-я ня хот-тел-л-л(!)» – продоложила необратимый курс на скандал пожилушка, – Да што ты, недоу-умок, в нонешней жи-изни хоте-е-ел бы-ы-ы да понима-ал бы-ы-ы?!!..
Что бы Вася хотел и понимал в «нонешней жизни»?.. Мне – автору сих строк – мало ведомо. Старушенция же, похоже, понимала отнюдь не скудно; судя, безусловно, по ее зашкалившим за пределы адекватности амбициям...
– Я пытался поня-я-ять!! – отреагировал на эмоц-контакт Василий, – Но... Не надо меня принимать за идио-ота!..
– Так-то я ничё-ё-ё, – вырвав из рук Василия опододеяленный огнестрел и скамеечно отодвинувшись от него, подостыла эмоциями бабка, – И идиотистей тебя попадалися. У нас жа (слава богу!) повсеместно демократия... Кто б усомнился.., тому б по свинцовому леворьверному сурпризу в затылок. По само средне ухо и под самый Новый год, как завещали вожди мирового пролятарьята!..
– Заковыристо, бабушка, выражаетесь, – позволил себе встрять в сумбурный монолог ошарашенный экстремальной событийностью Василий.
– Да это внученция моя – Натаха – во всем виноватая, – сбавив эмоциональный накал, прошамкала старуха, – Скоко ж было говорено(?!), штобы патрон в патроннике ня оставляла и... на прядохранитель машинку ставила!.. Ты куды, обсосок, попал-та?..
– В окно, – признался Огонек, – По центру. Где клетка с попугаем висела.
– Убил, поди-тко, попугая-то? – пытливо сканируя Василия, прошамкала старуха.
– Думаю, что так, – предположил Василий, – Весь воздух вдруг пухом и перьями вскипел...
– О-о-от разгильдяйка.., – запрятав огнестрел под лавку, впала в кручину старушенция, – Внучка моя – Натаха-то... Я ж яё скоко прядупреждала: отработала – пряведи струмент в порядок, штобы я могла яво безопасно та-ранспартировать...
Тож мине кил-лерша, соплями обмазан-ная... Я с заказчиком договорись да по цене сторгуйся, я жертву выследи да место для стрельбы подбери, я винтовку по городу туды-сюды таскай, я расчет от заказчика получай... А она... Всево-та-навсево на чердак залезти, прицелиться да й... на курок надавить... И даж вертихвостка патрон из патронника ня вынет... Растяпа...
Ты где живешь-та?
– В Ноздре, – с грустинкой в голосе произнес удрученный Василий, – В переулке имени кругосветного пешехода Степана Ноздри. Барак за номером два, квартира под номером три...
– Работали мы тама – в энтой твоей Ноздре! – озарилась воспоминанием старушенция, – Годков с пяток как назад. Двоих наркодиллеров уложили... Я еш-чё, помнитца, по кантрольному выстрелу обоим влепила. Из пистолета Стечкина... Припоминашь(?), поди-ка. Гро-о-омкое(!) было дело...
– П-п-п-рипо-минаю, – передернувшись от обуявшего ужаса, промямлил Василий.
– А хошь(?), я те денег на такси дам! – окончательно смилостивилась старушенция, – Чё ахтобуса-та ждать?
– Не надо, – пробубнил Огонек, – Есть деньга.
– А хошь(?), такси споймаю! – на сих словах бабка выскочила на проезжую часть и заполошно замахала обеими руками...
Увы (как назло) – ни единого такси...
Но только притомившаяся пожилушка опустилась на скамью, и тут же напротив притормозила увенчанная таксофонарем «Тойота». В открывшемся окне зафигурировала богатырского телосложения блондинистая бабенция, облаченная в просторную ветровку стального цвета.
– Кто едет?! – кося ленивым взглядом, пробасила извозчица.
– Я никуды ня еду! – выкрикнула старуха, – Мине и здеся ня хило!
– До Ноздри не подкинете? – промямлил Василий.
– Не ездий с нею, – взволнованно зашептала бабка, – Ня садися никода к блондинкам. Оне ж за рулями дю-юже(!) нянадежные...
Таксистка же тем временем, выйдя из-за руля и приблизившись к Василию, панибратски разулыбалась, поддернула пояс белым по алому облампасенных штанищ и уперла руки в боки.
– До ноздри так до ноздри, – пробасила бабенция, – Но денюжки... вперед.
– Сколько? – запустив руку во внутренний карман, осведомился бедолага.
– Пятьдесят рублей, – прозвучало в ответ.
– А чего этак задешево? – изумился Огонек, – Даже как-то подозрительно.
– А при твоей-то комплекции и моей-то спортивности мне подкинуть тебя до ноздри – никакого труда, – успокоила гигантша.
– Ну ладно, – протягивая замызганную пятидесятирублевку, смирился Огонек...
Таксистка, упрятав банкноту в одежные недра, вдруг ловко ухватила Ваську аки маманя дитятю и энергично подкинула чуть ли не выше своей блондинистой головушки... Старуха при виде сего действа панически ахнула и по-детски испуганно прикрыла свои дюже морщинистые глазоньки не менее морщинистыми ладошками...
Бережно усадив утратившего дар речи и способность к передвижению Огонька на скамью, таксистка развернулась и прытко припустила в огиб капота к водительской двери, прокомментировав только что произошедшее следующим образом: «Что там до ноздри подкинуть? Я тебя, мужик, похоже, выше своего темечка подбросила!»...
Такси умчалось. Морально подавленная старуха, поправив пододеяльничью маскировку и ухватив винтовку за ствол, уложила ее поперек плеча, кивнула на прощание и поплелась пешедралом...
Василий же, все-таки дождавшись автобуса маршрута «Ноль целых и три пятидесятых», через шесть остановок оказался напротив места своего проживания – обшитой почерневшей от старости вагонкой двухэтажки барачного типа.
«Хорошо хоть первый этаж(!) – с отрадой подумалось физически и психологически травмированному каменщику, – Хоть по лестнице не карячиться...»
Припекло спину проглянувшее сквозь тучевые лохмотья Солнце, на душе потеплело, боль из коленей улетучилась, и во вдруг прояснившейся голове сформулировалось: «Ну и дене-е-ек... Матриархат галимый... Совсем бабье с катушек посъезжало...»
Из-за двери, облицованной драным до насквозь черным дермантином, пахнуло табачищем... Вася насторожился и с опаской потянул за ручку. Тщетно... Звонить либо стучать почему-то категорически не захотелось. Пришлось привычно поковыряться ключом в замочной скважине...
Противозно заскрипели сухие дверные навесы...
На кухне, с которой (вопреки современным планировкам) начиналась квартира, было табачно задымлено и алкогольно перегарно. А еще там было тако-о-ое(!!!), от какого Огоньку катастрофически заплохело...
За столом, разукрашенным бутылками, стаканами, тарелками с объедками, курила папиросину огромная русоволосая бабенция, облаченная в майку-тельняшку и в десантный краповый берет. На предплечьи незнакомки синела вытатуированная эмблема Воздушно-десантных войск. А забулдыжно отечная и агрессивно выраженная физиономия не предвещала ничегошеньки позитивного...
– Ты кто? – богатырским бюстом ненароком смахнув со стола стакан с прозрачной жидкостью на дне, напряженно прищурилась десантница.
– Я – Вася. З-здешний х-хозяин к-квартиры, – не сходя с порога, трусливо затрепетал бедолага.
– В глаза-а! В глази-и-ища-а(!!!) мои смотре-еть!! – взревела ужасная бабенция, – Сми-и-ирно-о!!!
– С-смот-рю-ю, – стрельнув в десантницу паническим взглядом, промямлил подсекающийся в коленях Огонек.
– Если ты тутошний хозяин, то как имя-отчество твоей жены?! – вдавливанием в тарелку потушив папиросину, пристрастно поинтересовалась гром-баба.
– Забыл, – промямлил Василий, – Как будто только что из головы сквозняком выдуло.
– Ничего-о-о! – приподнимаясь на упоре конопатых ручищ в стол, незнакомка буквально прошила огоньковскую голову своим испепеляющим взглядом, – Ежель выветрило твоей жены имя-отчество, я те щас с одного удара обратно вобью это самое имя-отчество! Веришь?!
– В-ве-ерь-рю-ю-ю, – в предвкушении неминучей расправы проскулил Василий. На сем десантница расслабила руки и со всего маху (аки мешок картошки на финише свободного падения) долбанула седалищем по табурету...
– Вс-пы-по-омнил! – несказанно обрадованно взирая на разомлевшую бабенцию, воскликнул несчастный, – Вспомнил имя-отчество своей жены Людмилы Васильевны! Людми-ила(!!) ж Васи-и-ильевна-а(!!!) она-а! Мой тесть-то – как и я же – Василий! Тезки мы с ним! Простите, тетенька, за плохое поведение! Я больше не бу-уду-у-у!
– Лю-юська, где ты-ы? – усердно шаря под столом, проворчала эмоционально подостывшая десантница, – Да где ты(?), лярва... Похоже, твой ненаглядный явился, а мы... А мы таки-и-ие пья-я-яные-е! Как сты-ы-ыдно-то-о-о!!!.. А я его за ворюгу-домушника приняла-а-а!..
– Ва-а-ася-я! – завыла двадцатипятилетняя блондинистая стройняшка, выползающая из-под стола разнаряженной в тельняшку, голубой берет, камуфлированные штаны и в тигровой расцветки пушистые мужнины шлепанцы, – Прости-и-и, Василе-е-ек! Ту-ут ко мне ж моя бы-ы-ывшая однополча-а-анка со своею подругою приехала-а-а! Ну-у й загуля-я-яли по-ба-абски-и!.. Прости-и-и, ненагля-ядны-ы-ый!
– Люсек, – практически на шепотке пробубнила десантница, кокетливо стреляющая отечными глазищами, – А он у тебя ничего-о-о!.. Тощой только... По-моему, дабы не переводить еду попусту, надо б непременно проглистогонить.
– Да он у меня даже о-о-очень(!!!) ничего-о-о! – восхитилась ценностью благоверного Люся, – А в ко-о-ойке-е!!!.. Алент Делонт и в теле, и душевно! Бульдозер!... А глистогонить как-то... не в нашенских семейных традициях... Правда, аппетит у него зверский, а... веса не набирает.
– На-а-адо(!!!) глистогонить! – твердоголосо проревела чувырла десантурная, – Чего продукты-то попусту переводить? Вокруг экономический кризис, а вы паразитов откармливаете. Тама у него – в брюхе-то... Поди-ка не менее роты личного состава тама – в брюхе-то его! А то й цельный батальон!..
Ты эт, познакомь-ка со своим Алентом Делонтом еще разок.
– Васи-и-или-ий! – эротически простонала Люська.
– А я зовусь Лукерьей Петровной, – поедая алчным взором подоттаявшего внешне и внутренне Огонька, страстно прошептала титястая десантница, – Прапорщица я. Действующая. Старша-а-ая(!!!) прапорщица-а-а!.. Вот совместно с твоею Люською срочную службу проходили... Она от контракта отказалася, а я согласилася и до сей поры оставшаяся. Служу!..
– Приятно познакомиться, – нацеливаясь на продвижение в недра квартирные, промямлил одолеваемый ожиданием чего-то ужасного Огонек.
– Лю-ю-юся-я!!! – взвыла прапорщица Лукерья, – И откудова таковские орлы-ы-ы(!!!) берутся?!
– Оттудова, – явно заревновав, пробубнила Людмила Васильевна, – Из глубин пизденных берутся. Откудова ж им еще взяться-то?.. Ты прям как дитятя бестолковая.
– Я пойду – подремлю? – робко испросился у благоверной Василий.
– А иди, – окончательно выползши из-под стола, махнула рукой та, – Не обижайся только, Василек. Подреми, а на нас не обращай внимания и не оби-жа-а-айся. Ну загуля-я-яли-и(!!!) по-су-у-учьи-и, ну рассла-а-абили-ись, ну... насвиня-ячи-ли-и-и!.. Прости-и-и нас – непуте-евых!.. И понять не пытайся. Мужику-у-то понимание ба-абы-ы... Глухо. Как в закопанном в глухомани деревянном танке...
Вот почему вы в среднем короче нас – баб – проживаете?.. А оттого, что с башко-ою дружите херово! То вас – полоумных да вдобавок еще и вечно бухих – в зернодробилку затянет, то в трубу какую-нибудь засосет, а то и вовсе – электричеством до смерти затрясет... Жалко мне вас.., – после сих слов наконец-то с грехом пополам приподнявшаяся на четвереньки Люська выдержала паузу, задрала мордуленцию к
